Владимир Шмаков - ЗАКОН СИНАРХИИ

Организмы отдельных семей, а следовательно, и их экономические эгрегоры входят между собой во взаимодействие и сопряжение по двум направлениям. С одной стороны, семьи органически переходят из одной в другую путем естественной смены поколений. Так возникает генетическая иерархия — род. Экономическая устойчивость и целостность рода есть естественный, а потому и простейший путь к экономическому благосостоянию государства. Наоборот, страны, где отдельные рода быстро превращаются или вырождаются по качествам, неизбежно склоняются к экономическому упадку. С другой стороны, главы отдельных семейств объединяются между собой общностью целей, деятельности, места жительства и вообще взаимными выгодами. Так возникают цехи, профессии, общины и вообще всякие экономические союзы и общества.

Точно так же — свод гражданских законов всякого государства должен быть понимаем как устав данного общества, где каждый гражданин является акционером и доверенным. В последнее время между государством и частными союзами стали организовываться союзы обществ в виде трестов и кооперативов. Подробный разбор этой иерархии не входит в нашу задачу. Постараемся лишь уловить природу экономического эгрегора и его соотно- шение с отдельными входящими в него элементами.

Каждый экономический союз есть упорядоченное множество. Это не есть организм в прямом смысле, ибо здесь не может быть самобытного ноуменального центра — монады. Но без центрального объединяющего единства всякое множество превращается в хаотическое собрание разрозненных элементов. И вот именно в данном случае мы встречаемся с чисто феноменальным творчеством. Ряд феноменальных элементов объединяется между собой во имя некоторой общей цели, которая хотя также вполне феноменальна, но принадлежит к более высокому иерархическому порядку, то есть в реализованном состоянии объединяет в себе большое число феноменальных элементов и раскрывает больше по количеству и глубже по достоинству ноуменальные законы.

Это не есть монада, ибо она центрирована не на индивидуальных тональностях духа, возвышающихся над категориями пространства и времени, а на вполне определенной частной цели во времени и пространстве. Подобно тому, как в системе истинного организма стационарной монаде соответствует кинетическое актуальное состояние, так и во всяком экономическом обществе его общей конечной цели соответствует его эгрегор. Существеннейшим отличием единства, объединяющего экономическое общество, от монады является зависимость первого от частных условий, а в силу этого — и его изменяемость. Если в организме эгрегор только раскрывает потенции соответствующей монады, то, наоборот, в экономическом обществе эгрегор в каждый данный момент самодеятельно видоизменяет свою конечную цель.

Из всего этого явствует, что экономический эгрегор как таковой не имеет абсолютной ценности и должен быть понимаем лишь как выражение инерции сложившегося сочетания феноменальных обстоятельств и проявившихся в них ноуменальных законов. Каждый отдельный член эгрегора входит в него не в силу естественного органического тяготения, а благодаря конкретным обстоятельствам. Эти обстоятельства могут видоизменяться, и тогда элемент может выйти из данного эгрегора и включиться в другой. Если значительная часть элементов выходит из эгрегора — он распадается и уничтожается без всякой надежды на возрож* дение в том же виде. Если даже, чего вероятность бесконечно мала, такой эгрегор будет вновь образован соединением соответствующих элементов, новый эгрегор все же не будет иметь тождества с бывшим ранее. Итак, экономический эгрегор после более или менее продолжительного существования кончает полным уничтожением, что может одинаково последовать как от внутреннего кризиса — распадения элементов, так и от неудачной борьбы с сильнейшим.

Так как включение человека в экономический эгрегор всегда вызывается или санкционируется свободной волей, а с другой стороны это влечет за собой вступление в некоторую иерархию, то этот акт всегда сопровождается некоторыми культовыми церемониями. Так как всякий культ зиждется на сознании иерархического строения космоса, то и обратно, — всякая встреча с иерархией или переход с одной ступени на другую знаменуется тем или иным проявлением культа. Иерархия экономических эгрегоров наиболее примитивна и далека от истинной духовной иерархии, но в этом случае мы можем убедиться в справедливости только что сказанного. Так, всякий устав или обычное право санкционируется верховной властью, всегда имеющей так или иначе некоторый мистический сан, или же «освящается» временем. Вступление нового члена в экономическое общество также всегда сопровождается особыми актами. В прежнее время существовали специальные обряды посвящения, а если теперь довольствуются только так называемыми «формальностями», то и в них нельзя не усмотреть отзвук культовых обрядов, сохранившихся несмотря на утрату понимания их смысла. Наконец, большинство мало-мальски крупных экономических обществ всегда обладает некоторой эмблемой, фабричной маркой, девизом и т. д., которые несомненно имеют то же значение, что и герб рода, то есть являются видимыми олицетворениями данного эгрегора.

Если первоначальная организация человеческих особей в обществе вызывается прежде всего экономическими интересами, то в то же время всякая экономическая организация неразрывно связана с политической и всегда стремится в нее перейти. До самого последнего времени политическое государственное устройство принимало на себя только три функции: экономическую, военную и религиозную. Все остальное или вовсе игнорировалось, или почиталось вполне второстепенным, или во всяком случае подчиненным, служебным по отношению к этим трем функциям. Едва ли нужно говорить, что одного этого достаточно, чтобы придти к самым пессимистическим выводам о достоинстве нашей хваленой культуры. На этом основании политические эгрегоры никогда не совпадали, а в большинстве случаев резко отличались от истинного эгрегора данного общества, свойственного ему как организму, с определенной индивидуальной монадой. Но невзирая на это, в политическом эгрегоре нетрудно выявить нечто, что существенно отличает его природу от чисто экономического эгрегора.

Экономические взаимоотношения между индивидами еще могут до известной степени совершаться помимо ясно утвержденной иерархии, но политическая организация и иерархия суть синонимы. С другой стороны, экономическая иерархия в является естественно помимо сознательной воли человека, которая может только способствовать ее образованию или препятствовать. Напротив, всякая политическая иерархия есть результат сознательного творчества. Здесь именно мы видим переход от действия только общих законов к сознательному ими пользованию и управлению. Здесь именно конкретный эмпирический опыт встречается с опытом высшего порядка — высшей интуицией.

Путем изучения исторического материала и общих умозрений человек решается выработать интеллигибельную схему идеальной организации общества и чрез ее посредство сознательно управлять всеми взаимоотношениями между ее членами. Встречая впервые большую свободу творчества, человек в то же время раскрывает возможности возможных ошибок. Едва ли подлежит сомнению, что ни в одной области не было совершено столько тяжких и часто непоправимых ошибок, как именно в сфере политического устройства общества. Итак, политический эгрегор всякого организованного общества есть не только совокупность опыта всей предшествующей иерархии политических организмов, то есть всех их собственных форм и конкретных условий среды совместно с актуально проявившимися в них законами природы, но и совокупность сознательных попыток реализации определенных интеллигибельных схем.

Если по отношению к физиологическому эгрегору сознательная воля индивида почти сведена к нулю, а по отношению к экономическому — лишь в слабой степени способна регулировать действие общих макрокосмических законов, то по отношению к политическому эгрегору эта воля проявляется как самостоятельное творческое начало. Она утрачивает это значение и становится даже источником разложения и гибели общества, когда отвлеченные умозрения теряют органическую связь с эмпирической действительностью.

Все попытки создать отвлеченным образом идеальное государство и непосредственно приложить его организацию к своеобразно сложившимся историческим формам неизменно не могли не заканчиваться тяжкими неудачами. Сами по себе схемы государственной организации не имеет ни ценности, ни содержания. При всех искусственных переворотах может быть изменено только название, но сущность человеческих взаимоотношений остается всегда неизменной.