Александр Афанасьев - Волхвы, колдуны упыри в религии древних славян

После сего обряда с великим благоговением приносили в жертву множество скота; и тогда жрец, сделав народу пространное поучение, поощрял оный к прилежному почитанию и жертвованию сему богу; а за сие обещал им земное плодоносив, здравие, победу на врагов на суше и море. Иногда же сему идолу приносили в жертву пленных своих неприятелей как богу защитнику своему на бранях; сей бесчеловечный обряд отправлялся таким образом: невольника (по всему видно, что из ратных людей) одевали в панцирь или во всеоружие; сажали на оседланного коня, коего ноги привязывали к четырем сваям, равно и несчастного к лошади, и положа под оною дров, сожигали их обоих. Жрецы уверяли народ, что такая жертва приятна Световиду. Кажется, что сим хотели они возбудить в народе вящую жестокость к врагам своим, в коей надеялись пользоваться победами его над ними, приносившими жрецам немалую прибыль; ибо от всякой военной добычи Световиду наверно приносилась не больше как третья часть. Что самое кажется быть весьма естественно, соображаясь токмо с тогдашними обстоятельствами, где идолопоклоннические священники одни имели свободный доступ в таинственное святилище наук, грубое же невежество было общею долею простонародья; а посему влияние первых на сих последних долженствовало быть всемогущественно и которое не допускало их проникнуть корыстолюбивые жрецов виды. По окончании всех обрядов богослужения и жертвоприношения народ начинал есть, пить и веселиться.

Световиду посвящен был белый конь, на коего никто, кроме первого жреца, не мог сесть. У сего коня, даже до волоса, все было священно, и под опасностью потеряния жизни не позволялось ни из хвоста, ни из гривы ни одного выдернуть. Уверяли, что Световид ездил на оном побеждать их неприятелей. А сие подтверждалось тем, что когда под вечер коня оставляли вычищенного, поутру находили его запотелого и загрязненного; из чего заключали, что Световид ездил на нем для поражения их супостатов. Смотря же по тому, больше или меньше была умучена лошадь Световида, таковому и успеху брани быть думали. Сей конь также служил прорицателем, начинать ли или не начинать, равно ли хорошо или несчастливо будет продолжение войны. Для гадания ставили перед храмом шесть коней по два в ряд и в известном расстоянии. К каждым двум привязывали по копью поперек так высоко, как только лошадь может перешагнуть. Прежде, нежели лошадь начинали вести между копий, жрец с известными обрядами молился Световиду, читая многие нарочно для него сочиненные молитвы. Потом с благоговейными обрядами брал коня за узду и вел через три поперечные копья. Если лошадь шагала наперед через них правою ногою, и притом через все три не запутавшись, то обещали себе окончание войны самое благополучное. В противном же случае трепетали о всяком несчастий; а смотря по сему, отлагали и самую войну.

Храм световидов был весьма богат; ибо сверх разных вкладов получал он из военных добыч третью часть, и триста всадников сражались собственно от Световида, полученную добычу всю приносили. Ругенского световидова храма и истукана его участь была та, что Вольдемар, король датский, в 1169 году по Р.Х. взявши остров Руген и город Ахрон, капище разорил и ограбил, а истукана ободравши, приказал рассечь и сожечь. Что касается до Холмоградского световидова храма, то оный одну участь имел с прочими идольскими капищами, будучи разрушен по восприятии Россиею святого крещения.

Под сим божеством славяне разумели начальный огонь, или животворящую теплоту, способствующую к произведению и охранению всех существ. Славяне о сем начальном и жизнедательном огне были таких же мыслей, как парсы или гебры о своем священном огне, полагая его оживотворителем всех живых существ. И в самом деле:

В адаманте он блистает,

В яхонте же он зарит;

Он в холодном льде пылает

В темном облаке гремит.

Еордые главы сибирских

Возносит кедры к облакам;

В травках обитает низких;

Красоту дает цветам.

Крепость, бодрость в льва влагает;

В тигра же стремленье, жар.

Все родит, растит, питает,

И всему собой сам дар.

Он душа природы всей;

Он начало всех вещей.

Славяне повсюду его видели; удивлялись ему; но, не будучи Эйлерами, не могли истолковать и объяснить его: могла ли им по их простоте и малому просвещению взойти такая тонкая мысль, что этот начальный огонь, начальная теплота, есть даже причина самого огня, самой теплоты: это эфир? то тонкое вещество, по всей природе разлиянное, образующее адамант и в нем находящееся, дающее цвет розе, рост кедру, блистающее в самом льде, и коего слабое в вещи сотрясение производит теплоту, а сильный жар или растопляющий оную, или пламенем ея пожирающий? - Они, подобно другим живущим в простоте народам, сделали из сего непонятного для них существа себе божество, наименовав его Зничем.

Теперь станем говорить о сем начальном огне как о божестве славянском. Знич не имел никакого изображения; но токмо был неугасимо горящий огонь, наподобие Вестина огня в Риме. Храмы, в коих содержался сей священный огонь, находились во многих городах.

Сей неугасимый огонь получал себе жертвы, которые, как световидовы, состояли из части корыстей, от неприятеля полученных. Ему жертвовали также и пленными. А из сего заключить можно, что действию Знича приписывали военный жар и храбрость. К оному также прибегали находившиеся в тяжких болезнях, желая получить облегчение. Служители Знича, показывая себя воодушевленными или вдохновленными сим божеством, во имя его немоществующим давали ответы, содержащие в себе средства к излечению их. В заключение приложу из «Владимириады» описание сего божества:

Тогда отважный Знич, блистающ весь извне;

Вещал: намеренья сии ненравны мне.

Я хижинам свещу и озаряю троны;

Во существе огня я россам жизнь дарю,

Питаю, грею их, их внутренности зрю.

Само название означает его благим. На других наречиях славянского языка назывался также Бельций Буг, что значит то же самое.

Изображался он покрытым кровию, и обсевшим по оной великим множеством мух, что, кажется, было знамением питателя тварей, в правой руке держал кусок железа.

Храм он имел на острове Ругене в городе Ахроне, где ему, точно как и Световиду, воздавалось почтение, особенно же от славян, живших при Варяжском (Балтийском) море.

Ему не жертвовали кровию, но в честь его отправлялись пиры, игры и разные забавы. Под сим божеством наши праотцы разумели благодеяния, ниспосылаемые тварям природою, сохраняющею их. То правда, что чернь почитала ею ощущаемое, то есть самый истукан; но служители, или истолкователи их веры, конечно, разумели в смысле отвлеченном благость природы, дщери благого царя и общего всех миров отца.

У всех древних народов телесная крепость почиталась даром свыше ниспосланным; а потому таковые люди у греков были полубоги, т. е. рожденные отцом или матерью бессмертно, и обратно, коим-либо из двух смертных. Греки их звали героями, что славяно-руссы обозначали словом богатырь. Сие слово, по изъяснению одного нашего знатока отечественной истории, есть татарское батырь, и значит силач; можно бы было сему поверить, если бы прежде сообщения русских с татарами оное не было в употреблении; вернее же, оно составлено из славянского бог, сарматского тир или тирар (по его же истолкованию) пасынок; что самое как названием, так и смыслом ближе к понятию богатыря подходит; и я лучше верю, что татарское батырь есть русское перепорченное богатырь.

Под сим божеством чтили славяне дар природы телесной крепости; это был лицеобразованный греческий Марс, или Арей. Изображение его было в виде мужа, держащего в правой руке дротик, в левой же серебряный шар, как бы через то давая знать, что крепость обладает всем миром. Под ногами его лежала львиная и человеческая головы, поелику и та, и другая служат эмблемою телесной крепости.

Сие божество было также благородное, податель всяких благ земных, богатства, счастья и благополучия. Жертвовали ему только усердными молитвами и испрошением у него милости; ибо благотворение не требует ничего, кроме прошения и признательности. г. Херасков прилично именует его во «Владимириаде» - «Дажбог плодовитый», когда верили, что от него получают всякие блага, как от неиссякаемого источника. Божницу он имел в Киеве. Он служил эмблемою благополучия, которое обоготворяли древние римляне.

Сие божество было в почтении у Полянских славян, имя его означает жизнедателя или сохранителя жизни. Это был другой Вишну славянский. А как и самое название греческого Зевса или Юпитера производят от греческого слова «жизнь», то не почерпнули ли оба народа первоначальные понятия о сих существах из одного начала? И не преобразили ли греки своего в существо грозное, когда поляне имя и соединенное с ним понятие живохранителя и животодавца сберегли? Сие божество было у полян из первостатейных и имело свои храмы. Впрочем, понятие о существе животохранящем кажется мне точнее и чище, нежели понятие о боге-лекаре, Аполлон ли то был или сын его Ескулапий. О сем божестве упоминается только в польских древностях; почему его и называю собственным божеством Полянских славян.