Андрей Васильченко - Тибетская экспедиция СС. Правда о тайном немецком проекте

Это рискованный план, но он дает гарантию того, что мы сможем в кратчайшие сроки обнаружить места обитания разыскиваемого нами животного. Но здесь, наверху мы, вряд ли сможем находиться более четырнадцати дней, так как мы не предусмотрели трудностей, которые могут возникнуть с продовольствием.

Задание Геера заключалось в том, что он со своими туземцами должен был подняться еще на тысячу метров, пробиться через джунгли и хвойные леса, чтобы разбить новый лагерь как можно ближе к линии снегов. Кроме этого, он должен был подыскать ровную площадку, где вечером должны были расположиться я, Тимо и охотник-лепчас. Мне самому не оставалось ничего иного, как двигаться к находящемуся в серой тени оползню и преодолеть его.

Все было несложно в планах, но на практике осуществить данную затею оказалось не так уж просто. Никто из нас не имеет ни малейшего представления, возможно ли вообще пробраться наверх и поставить палатки в безопасном от камнепадов месте. Острожный лепчас пытается меня отговорить. Извергая целый поток слов, он пытается меня убедить в том, что несколько дней было бы целесообразно работать, выдвигаясь из данного лагеря. По-видимому, он боится, что мы причиним вред его шапи, а потому хочет предотвратить наш поход любыми средствами. С другой стороны, он находится под моим влиянием, а потому вряд ли решится обвести нас вокруг пальца. Это вдвойне сложно, так как я уже имею представление о том, в какой местности нам предстоит работать. Тимо, напротив, очень воодушевлен. Он отвергает все сомнения лепчаса о том, что там слишком опасно, что за линией снегов мы можем не найти воду. Тимо рвется в бой.

Ближе к ночи мы возвращаемся в лагерь у пещеры. Геер каким-то чудом умудрился поставить палатки посреди джунглей на крутом склоне. Под защитой крон деревьев, при свете разгорающегося костра наше жилище кажется каким-то уютным кукольным домиком. Скудный ужин сготовлен, и мы позволяем себе после тяжелых дневных трудов поболтать. После того как путевые дневники заполнены, а наш верный повар сообщил, что завтрак на будущее утро уже почти готов, мы, успокоенные, ложимся спать. Завтра будет не только очень тяжелый день, но и очень ранний подъем. Если мы, конечно, хотим справиться с заданиями, намеченными на будущий день. Ночь выдалась очень тихая.

Утром нас будит крик трагопанаш, который раздается совсем близко с лагерем. Мы поднимаемся с рассветом, чтобы начинать действовать. Предусмотрительно я упаковываю термос с еще дымящимся рисом и кроме прочего захватываю с собой еще два свитера. В этот день у меня гораздо больше шансов, что я буду ночевать в холодном снегу или в морозной пещере, нежели во влажных джунглях, как в эту ночь. Эти веселые перспективы отнюдь не портят нам настроения, а значит, не должны портить и сам день.

Кроме этого, мы преисполнены уверенности, и потому с чистой совестью готовы посвятить себя нашим заданиям.

Моим самым заветным желанием в этот день является намерение получить предельно ясный ответ на вопрос: есть здесь шапи или все-таки их здесь нет? Бодрые и целеустремленные, жадно вдыхая горный воздух, мы входим в ослепительно прекрасное высокогорное утро.

Когда после длящегося часами упорного карабканья наверх я присел на камень, чтобы отдохнуть, в спокойствии и невозмутимости рассмотреть дикий пейзаж, раскинувшийся вокруг меня, мне впервые в голову приходит осознанная мысль. Разве не чудо, что этот дикий благородный зверь Сиккима, шапи, до сегодняшнего дня совершенно ускользнул от наших английских предшественников? Один уже этот факт как нельзя лучше характеризует Сикким. Его дикие долины еще никогда не посещались белыми людьми. Отсюда даже орел вряд ли мог долететь за час до Золотого храма столицы.

Таким образом, эта маленькая страна самых возвышенных природных красот и самых больших контрастов остается все еще страной загадок и тайн. Как призраки, по джунглям бродят лепчасы, которые так строго оберегают свои тайны, будто бы речь идет об охране их королевства. Я мечтаю и слушаю нашего охотника-лепчаса, который в почтении преклоняется перед вершиной Пимпу Канчен. Для него она — божество. Оно охраняет шапи, животное тумана царства расколотых гор, зияющих трещин и необозримого великолепия цветов. Здесь голубые примулы распространяют свое колдовство небесного цвета даже в ноябре. Здесь бесформенные рододендроны имеют титанические размеры. Здесь обрывки облаков блуждают в бешеном танце, а холодные скалы звенят от бьющей их воды и грохота многочисленных камнепадов. Высоко над нами золотистый ягнятник плывет в кругах полета. Но мы должны идти дальше по селю, по камням, по оползням. Под нашими ногами исчезает зияющее ущелье, которое мы вскоре теряем даже из вида. Мы поднимаемся по крутым слонам и видим, как под нашими ногами вниз соскальзывают многотонные глыбы, которые утаскивают за собой лавину более мелких камней. Мы сидим, ползаем, ходим, но мы постоянно обыскиваем почву. Мы делаем это до тех пор, пока я, сияющий от счастья, не поднимаюсь, держа в пальцах темный волос шапи. У нас появляется новая надежда. Чем выше мы поднимаемся, тем живописнее становится пейзаж. Скалы вокруг такие чудесные, что это сложно себе даже представить.

Не здесь ли, меж сверкающими снежными лужайками и нависающими камнями, пасутся шапи? Нужно понимать, что так оно и есть. Следы на жесткой почве, которые мы встречаем все чаще и чаще, являются доказательством этого предположения. Итак, нам надо все выше и выше.

К этому времени я потерял ощущение реальности. Для меня все уже не имело ни начала, ни конца. Но мы должны подниматься по склонам. И мы поднимаемся, с каждым часом приближаясь к месту нашего назначения.

Сейчас я удивляюсь, как мы не сломали себе шею в первые же полчаса пути. Иногда прерываясь на отдых, мы поднялись на 600 метров, чтобы обыскать новую местность. Можно было бы оглянуться назад, вниз, но мне становиться страшно, и я еще сильнее впиваюсь подошвами ботинок, в которые специально вбиты гвоздики, в каменистую почву. Мои спутники, босые как гекконы,[109] легко карабкаются по скользкому склону. Внезапно оба устремляются ко мне, будто бы за ними гнался нечистый дух. Они тяжело дышат, не могут произнести ни слова, только отчаянно смотрят наверх и указывают туда руками. Они тычут в район границы снегов, где имелся небольшой источник.

Я перехватываю их взгляд, и мы тут же все приседаем, затем — тихо ползем в одну из щелей в скале. Там, наверху, выстроившись в длинный ряд, двигаются темные точки. Они напоминают нитку жемчуга, которая протянулась от скалы до водного источника. «Шапи! Шапи!» — срывается с уст дрожащего как осиновый лист охотника. Тимо и лепчас придерживают меня с двух сторон, чтобы я не сорвался вниз. Я слегка приподнимаюсь и пытаюсь в бинокль разобрать неуклюжие очертания сказочных животных. Я насчитал девять животных. Через некоторое время их остается только пять. Остальные исчезают в скалах. Сбитые их копытами камни катятся нам навстречу, таща за собой новые камни. Но оползень быстро остановился, подняв облако пыли. Испугавшись грохота камней, шапи с дивной сноровкой скачут с валуна на валун, сохраняя свое построение цепочкой. Животные черной окраски пристально вглядываются вниз. Они неподвижно смотрят прямо на нас.

Божественная картина! Незабываемый вызывающий взгляд этих самым великолепных существ сиккимского неисследованного горного мира, в котором читалась инстинктивная робость, запомнился нам на всю жизнь.

У большинства зрелых баранов раскидистые рога, длинная шерсть, которая производит впечатление, что голова этих животных без шеи переходит непосредственно в черное сильное, мускулистое тело. Теперь я могу разобрать самок шапи и подросших детенышей. Все смотрят вниз, чтобы найти возможную опасность. Наконец животные, в которых не менее 200 фунтов веса, начинают легко прыгать по скалам, словно они резиновые мячики, а не бараны. Когда я нахожу их взглядом через несколько минут, то эти искусные скалолазы поднялись где-то на высоту в 100 метров. Они преодолели это расстояние за невероятно короткий промежуток времени и готовы скрыться за скалами. Для нас это непостижимо. При более близком изучении местности я обнаружил, что нет никакой возможности приблизиться к этим пугливыми животным на расстояние выстрела. Да и на охоту в этой обманчивой скалистой местности мог решиться только безумец. В итоге нам ничего не остается, как подняться на 600–800 метров, чтобы попытаться выследить диких животных непосредственно у скал. Хотя момент для этого выбран не самый подходящий, без каких-либо сомнений мы решили им воспользоваться.

Наша поспешность вызвана тем, что над долиной в 20–30 километрах от нас начинают собираться тучи. Приблизительно через три-четыре часа они должны были достигнуть нас! Но тогда мы едва ли сможем еще раз выследить шапи. Вперед и только вперед, даже если мы при этом переломаем себе все кости! Мы поднимаемся стремительно, фактически не организуя привалов, во время которых мы могли хотя бы толком отдохнуть. За нами следуют призраки облаков, которые длинной темной вереницей приближаются к нам. Как раз когда мы оказались на самом опасном участке нашего пути, над нами начал накрапывать дождь. Очевидно, что шапи предпочтут перебраться в другое место. Я не могу точно оценить расстояние на этой дьявольской местности, я даже не могу прикинуть, когда эти черные животные окажутся на расстоянии выстрела. Это какое-то сумасшествие! После того, как шесть пуль безрезультатно шлепнулись в далекие скалы, мы начинаем на полном серьезе задаваться вопросом, не отводят ли нам глаза горные духи. Хотя лепчас, кажется, уже знал заранее, что шапи были невосприимчивы к данным пулям.