Автор неизвестен - О египетских мистериях

Итак, относительно собственно-философских, т. е. метафизических и натурфилософских, оснований труда Ямвлиха сказано достаточно. Однако некоторого небольшого рассмотрения заслуживает также вопрос о его логических основаниях, поскольку Ямвлих систематически пользуется специальной логической терминологией, существовавшей в его время, и без соответствующих пояснений она может оказаться непонятной.

Так вот, Порфирий, в виде ответа которому строится настоящая книга, питал серьезный интерес к логике; более того, ему принадлежит знаменитое «Введение» (Е1сауюут|) к «Категориям» Аристотеля – сочинение, на многие столетия определившее направления философских изысканий в средневековой схоластике. Собственно говоря, именно Порфирию и принадлежит формулировка вопроса об универсалиях, ответ на который и вызвал позднее разделение

на реалистов и номиналистов. В начале «Введения» он говорит: «Представляется вопрос относительно родов и видов, существуют ли они в действительности или же только в мышлении; и если существуют в действительности, то телесны ли они или бестелесны и существуют ли отдельно от чувственных вещей или в них, слитно с ними. Я не останавливаюсь на этом, так как этот вопрос очень труден и требует другого и более обширного исследования» *.

Порфирий в своем «Введении» рассматривает так называемые «пять родов сказуемого», а в действительности – просто термины, употребляемые при логическом делении и определении. Вот эти термины: «род» (?? ?????), «вид» (?? ?????), «видовое отличие» (? ???????), «собственный признак» (?? ????) и «случайное свойство» (?? ?????????). Все они имеют значение лишь в связи с некоей схемой разделения (? ?????????). Тогда в ней можно различить подлежащее делению целое (род), подчиненные члены деления (виды), признаки или группы признаков, на основании которых образован каждый вид (видовые отличия), и признаки, не входящие в определение, но свойственные либо всем индивидам данного вида (собственные признаки), либо некоторым из них (случайные свойства). Особого внимания заслуживают собственные признаки – ведь это те самые «особенности», о которых в применении к лучшим родам спрашивает Порфирий в своем письме к Ане-бону, послужившем поводом для настоящей книги Ямвлиха. У Аристотеля ?? ????? означало «собственное качество», общее для всех членов какого-то класса, но не входящее в его определение, например смех-особенность людей,

____________________

* Цит. по: Минто В. Дедуктивная и индуктивная логика. М., 1896. С. 150.

лай-собак и т. п. Порфирий, помимо названного, признавал еще три вида ??? ?????: 1) качество, встречающееся исключительно у представителей данного класса, но не у всех них, например знание геометрии или медицины – у людей; 2) качество, общее для всего класса, но не исключительно для него, например обладание двумя ногами – для человека; 3) качество, принадлежащее исключительно данному классу, но только в какое-то время, например седина в старости.

Порфирий в своем «Введении» называет эти пять терминов просто словами (?? ?????), которые полезно знать для различных целей, и особенно -для определения и разделения. Однако вскоре их уже стали считать пятью родами сказуемого (предикабилиями), т. е. единственными суждениями, возможными о подлежащем. Основание для подобного ошибочного суждения заложил уже сам Порфирий, оговариваясь, что единичные имена могут прилагаться только к одному предмету, тогда как названия родов, видов и т. д.- ко многим, и тем самым характеризуя их как возможные сказуемые, пусть даже по противоположности их с единичными именами. Этим как бы предполагалось, что каждый термин сказуемого должен обозначать или род, или вид, или видовое отличие, или собственный или случайный признак термина подлежащего. Дополнительный аргумент в пользу такого ошибочного представления как бы дал Аристотель, использовавший в своей «Топике» для четверного деления сказуемых (род, включая и видовое отличие, определение, собственный и случайный признак) четыре из этих пяти терминов Порфирия, пусть даже и в совершенно ином смысле.

Итак, нами рассмотрены основные философские представления в том виде, в котором они существовали в неоплатонизме IV века. Ямвлих привнес в них новую -теургическую – струю, перейдя от принятой еще со времен Платона философской мифологизации религии к уже непосредственному синтезу жреческого служения и спекулятивного мышления, под знаком которого проходят все последние века существования античной философии. В значительной мере именно этому синтезу и была посвящена теоретическая деятельность Юлиана Отступника, Плутарха Афинского, Прокла, Дамаския и других выдающихся мыслителей поздней античности, и краеугольным камнем, лежавшим в основании всего этого движения, была предлагаемая ныне читателю книга Ямвлиха «О египетских мистериях».

Остается осветить еще один вопрос, причем весьма кратко, поскольку для его детального рассмотрения потребовалось бы самостоятельное исследование, причем весьма значительного объема и потому выходящее за рамки темы настоящей статьи; при этом значимость его для читателя, интересующегося позднеантичной религиозной философией, представляется весьма сомнительной. Вопрос этот следующий: действительно ли в книге Ямвлиха содержится что-либо специфически египетское, или, если дать два возможных ответа на этот вопрос, являются ли ссылки халкидского философа на египетские предания лишь простой стилизацией, популярной в его время, или же они действительно имеют под собой определенные содержательные основания. А. Ф. Лосев в своем посвященном Ямвлиху томе «Истории античной эстетики» решительно отвечает на данный вопрос в первом смысле; нам, со своей

стороны, хотелось бы, пусть и не столь решительно, но ответить во втором. Ведь, на наш взгляд, ключом к проблеме являются отнюдь не имеющиеся в нашем распоряжении сведения по египетской религии времен Древнего, Среднего и Нового царств; скорее нам следует иметь в виду сочинения, подписанные именем Гермеса Трисмегиста, значительная часть которых дошла до нас либо полностью, либо в выдержках, сделанных, например, столь серьезным авторитетом, как Стобей, и именно от признания или непризнания аутентичности данных текстов и зависит вывод о египетском или неегипетском характере учений, называемых таковыми Ямвлихом. Ведь слишком многое свидетельствует о широком использовании последним герметических текстов: и сходство в осмыслении египетских божественных имен, и представление об опирающейся на единого бога божественной иерархии, и учение о всецелой жизни человеческой души и ее множественности, и многое другое, дальнейшее перечисление чего представляется попросту лишенным смысла. Итак, если мы признаем «египетскими» сочинения Гермеса Трисмегиста, то таковой же необходимо признать и книгу Ямвлиха, в противном же случае вывод нужно сделать совершенно иной. А, по всей вероятности, можно скорее согласиться с первым утверждением, сделав лишь одно небольшое уточнение: речь идет уже не о классическом, замкнутом в себе и самобытном Египте глубокой древности, но о Египте времен Римской империи, прошедшем правление Птолемеев и перешедшем на греческий язык, где, как в величайшем горниле, сплавлялись в ту пору самые разные религии,- не о Египте Аммона, но о Египте Сераписа.

                                                                               Л.Ю.Лукомский

Ответ учителя Абаммона на письмо Порфирия к Анебону и разрешение содержащихся в нем

сомнений

1. Бог Гермес1, повелитель

1. Бог Гермес1, повелитель слов, с древности справедливо почитается всеми жрецами за общего. Он единственный стоит также во главе истинного знания о богах, один и тот же повсюду. Наши предки приписывали ему открытия собственной мудрости, подписывая именем Гермеса все свои сочинения 2. И если бы мы смогли воспринять от этого бога причитающуюся нами возможную для нас самих частицу, то, значит, и ты хорошо поступаешь, предлагая некоторые вопросы относительно теологии на решение жрецам как с радостью их принимающим, и я, не без основания сочтя письмо, посланное моему ученику Анебону, написанным мне самому, дам тебе истинные ответы на то, о чем ты спрашиваешь. Ибо не подобает, чтобы Пифагор, Платон, Демокрит, Евдокс 3 и многие другие древние эллины получили надлежащее поучение от тогдашних толкователей священных

текстов, а ты, живя в наше время и придерживаясь одинакового с ними мнения, не получил бы наставления от ныне живущих и называющихся всеобщими наставниками 4. Вот каким образом я подхожу к настоящему рассмотрению, а ты, если хочешь, считай, что тебе отвечает именно тот, кому ты послал письмо. Если же тебе это покажется необходимым, то полагай, что с тобой письменно веду беседу я или другой какой-нибудь египетский пророк, ибо это безразлично. А еще лучше, я думаю, не обращай внимания на то, хорош ли говорящий или плох, но, ревностно побуждая рассудок, продумывай в отношении высказываемого, произносится ли истина или ложь.