Бхагаван Раджниш (Ошо) - Завтрак гораздо важнее, чем рай

Видите, как действует смерть? Она все отнимает – так зачем за все это цепляться? Какой смысл в цеплянии? Если смерть рано или поздно все отнимет, почему не перестать цепляться добровольно? Перестав цепляться, вы сможете увидеть нечто очень ценное. Если вы перестанете за все цепляться – за тело, за ум, за собственность, за землю, за жену, за мужа, за детей, за страну, за религию, церковь, – если вы перестанете за все это цепляться, что тогда останется смерти? Вы сами все отбросили, вы добровольно от всего отказались. И что осталось смерти? Ничего.

В этом умирании, умирании для всего, в этом отвязывании и состоит смысл саньясы, отречения. Тогда смерти ничего не остается – вы уже сами отказались от всего. Смерти больше нечего делать – вы победили смерть: теперь смерть ничего не сможет у вас отнять. Вы сами отреклись от всего, что она могла отнять. И что же у вас осталось? Только свидетельствование, безмолвная осознанность, незамутненная обладанием, не замутненная желаниями и стремлениями.

Эта осознанность и есть состояние Будды. Эта осознанность – высшее переживание. Именно эту осознанность мы все и ищем, только ищем неправильно. Это и есть пробуждение.

Запомните: не становитесь твердыми. Нужно помнить об этом, потому что так часто случается. Если вы видите, что жизнь мимолетна, что смерть неизбежна, и нет смысла ничем обладать, вы становитесь твердыми – вы думаете, что если вы будете достаточно тверды, то сможете отречься. Вы отрекаетесь не пониманием, а твердостью. Вы упускаете суть. И тогда снова возникает эго, поскольку любая твердость – это эго.

Вот почему монахи становятся слишком эгоистичными. Они думают, что если они отреклись от мира, то совершили нечто великое. Убежденность в том, что они совершили нечто великое, показывает их невежественность. Если жизнь мимолетна, что вы, собственно говоря, сделали? Вы просто увидели ее мимолетность, вот и все.

Вы же не выбегаете утром на улицу и не кричите: «Я отрекся от дворцов, которые видел во сне!» Люди будут смеяться, они скажут, что вы сошли с ума. Сон есть сон! Вы не можете от него отречься. Вы не можете удержать его, и вы не можете от него отречься. Сон есть сон. Если вы знаете, что это сон, он исчезает, а если вы не знаете, что это сон, он остается.

Те люди, которые говорят, что отреклись от своих детей, от своих жен, от своей семьи, от своего мира, от своих денег, от своих банковских счетов, на самом деле говорят, что эти сны все еще реальны для них. Они убегают от этих снов, но, куда бы они ни бежали, сны их преследуют. Они могут сидеть в пещере в Гималаях, но сны все равно будут продолжать приходить к ним. Сны все еще существуют, они остались где-то там, в мире, но они по-прежнему реальны. Эти люди боятся. Почему они боятся? Никто не боится своих снов. Как только становится понятно, что это сон, страх пропадает.

Эти люди твердеют. Посмотрите на джайнского монаха – какой он твердый! Все его усилия направлены на то, чтобы замкнуться в себе: он от всего закрывается, отгораживается. Он так боится жизни, что никогда даже не взглянет на женщину, он так боится жизни, что никогда не останется переночевать в доме мирянина.

Он так боится, что постоянно прячется в себе. Он закрывает все двери и окна. Он становится очень твердым. Он превращается почти что в камень.

Такая твердость – не освобождение. Такая твердость – не нирвана. Это самоубийство! Боясь смерти, он покончил с собой – но что он от этого выиграл? Боясь жизни, он не достиг более высокого уровня сознания. Боясь жизни, он только оказался еще ниже. Страх парализовал его.

Он постится, потому что боится, что если будет хорошо питаться, то проявится его сексуальность – когда вы хорошо питаетесь, вырабатывается естественная энергия, и ваш организм производит половые гормоны. Он боится пищи, поэтому и постится. Он боится смотреть на женщин, потому что хорошо себя знает. Если он будет смотреть на красивое лицо, в нем снова что-то зашевелится, в нем снова что-то пробудится. Он знает, что желания остались. Он отрекся от объектов, но желания остались. Можно отречься от объектов, но разве можно отречься от желаний? Они часть вашего существа.

Поэтому он и боится. Если он войдет в контакт с объектом желания, присутствие объекта может пробудить его желание. Он не может спокойно сидеть с женщиной наедине, он нервничает.

Разве это освобождение? Это не более высокое состояние – это состояние ниже обычного! Это патологическое состояние. И, естественно, чтобы защитить себя, он твердеет, он становится твердолобым.

Именно поэтому вы никогда не найдете у так называемых святых ни капли разума. Они становятся твердолобыми. Они вынуждены становиться твердолобыми, потому что даже разум опасен. Они все больше и больше глупеют, впадают в своего рода идиотизм. Они недоедают, постятся, недосыпают – истязают себя тысячью разными способами. Если холодно, они сидят голыми, чтобы загрубела кожа. Если жарко, они сидят возле огня, чтобы постепенно утратить чувствительность, потому что боятся, что с чувствительностью в любой момент может проявиться и чувственность. Где чувствительность, там и чувственность. Вместо того чтобы становиться подобными цветам, они уподобляются камням.

Будда должен быть как цветок – бесконечно чувствительным, открытым. Будда не может оставаться закрытым, закрытость – это патология. Будда совершенно открыт и доступен – доступен ветрам, солнцу, Луне… доступен целому. Он увидел тщетность жизни и поэтому не боится. Он исследовал все сны. Он их рассмотрел, помедитировал над ними и вышел за их пределы. Единственный признак будды – это открытость и чувствительность, полная чувствительность.

Иккью прав. Эта сутра имеет огромную важность – запомните ее:

Я слышал об Иккью такую историю: к нему пришел молодой монах, и Иккью спросил его:

– Чего ты от меня хочешь?

– Я пришел искать просветления, – ответил молодой монах.

– Где ты был раньше? – спросил Иккью. – Ты уже учился у кого-нибудь?

– Да, я учился у одного мастера.

– И чему ты научился у него?

– Я покажу вам – я выучил некоторые позы йоги, – ответил монах и сел в сиддхасану, позу Будды, закрыв глаза и не шевелясь.

Иккью рассмеялся, ударил его по голове и сказал:

– Дурак! Нам больше не нужны будды – у нас здесь полно каменных будд. Проваливай отсюда. Здесь хватает каменных будд!

Это на самом деле был так: Иккью жил в храме, и там было десять тысяч каменных будд. Он сказал: «Мы устали заботиться об этих десяти тысячах. Нам не нужна еще одна статуя. Проваливай!»

Но именно этому люди учатся под видом религии – они становятся каменными буддами.

Я делаю акцент на том, что вы должны быть мягкими, открытыми, женственными, подобными цветам, текучими. Чем более вы текучи, чем более вы чувствительны, чем более вы живые, тем более вы способны быть здесь и сейчас. А быть здесь и сейчас – значит действительно быть буддой.

Состояние Будды – это не твердость. Поэтому каждый раз, когда вы видите твердых людей, каждый раз, когда вы видите очень твердого махатму, знайте, что вам там не место. Ищите мягкости, любви, сострадания – от твердого человека можно ожидать только насилия.

Иногда человек может твердо верить в ненасилие, но из твердости возникает лишь насилие, в твердости ненасилие невозможно. Я видел многих джайнских монахов – уча ненасилию, они, на мой взгляд, сами полны насилия. Конечно, они не убивают других людей, но они убивают себя – а это одно и то же. Они не агрессивны по отношению к другим, они направили всю свою агрессию на себя, они стали своими собственными врагами. Они истязают себя и получают от этого удовольствие. Они мазохисты. Им нужна психиатрическая помощь.

Истинный пробужденный человек не тверд, не заморожен. Он растаял. Лед превратился в воду. А вода превратилась в пар. Первая стадия состояния Будды – это превращение льда в воду, вторая стадия – испарение воды. Человек становится частью неба. Он возвращается домой.

Запомните эту сутру – ведь вы стремитесь к состоянию Будды, именно поэтому вы пришли ко мне. Именно для этого вы здесь! Осознанно или неосознанно, специально или случайно – но вы здесь ради одной-единственной цели: стать буддами. Запомните: не становитесь твердыми.

Вот почему я так настаиваю на пении, танцах, любви. Самое главное, чтобы вы оставались текучими, растаявшими. Эго хочет, чтобы вы застыли, эго может жить только тогда, когда вы твердые. Когда вы таете, эго исчезает. Поэтому все, что помогает таянию, хорошо, а все, что способствует затвердеванию, плохо.