Сергей Мальцев - Невидимая битва

Был ли Гагарин таким с детства, готовым ради политического успеха Ватикана идти на подлость и клевету? Конечно же нет, человек рождается хоть и с определенными наклонностями, но без всяких идейных установок. Совершая подлость в молодости и в зрелом возрасте, Иван Сергеевич уже считал, что такие поступки могут быть угодны Богу, если они нужны церкви.

Преступления, угодные Богу, который через своего Сына проповедовал в Евангелии: "Не лжесвидетельствуй, не прелюбодействуй, не убий" – очевидные логические противоречия. Но в мысли Гагарина не рождалось сомнений от такой нелогичности, поскольку фанатизм, какой бы степени он ни был, уже не знает логики, не знает сомнений: для настоящего христианина нет никаких десяти заповедей, нет никакого Иисуса Христа, есть только бог, награждающий за безоговорочную преданность ему, и есть проводник воли этого бога – церковь. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›

Сознание молодого князя, в котором христианская идея, услышанная в детстве, превратилась в идеологию преступника, было сформировано его родственницей Софьей Петровной Свечиной в ходе процесса, который мы теперь называем психологической обработкой, кодированием. Мы сейчас видим, что это очень распространенное явление. Следуя логике и зная метод такой обработки, можно определенно утверждать, что она имеет всегда свою начальную отправную точку во времени и того, кто совершает этот процесс.

Сто лет спустя другой профессиональный специалист по психологическому кодированию – Адольф Гитлер – скажет так об этой отправной точке: "В четыре года мы даем в руки ребенка флажок, и, сам того не подозревая, он поступает в обработку к нам, которая будет продолжаться всю его жизнь".

Был в жизни князя Гагарина этот начальный момент его новой духовной жизни, когда он оказался под духовной опекой Свечиной, и Софья Петровна стала для него скульптором его души, или, как бы мы сейчас ее назвали, – оператором-психологом. В свою очередь, сама Софья Свечина тоже имела в жизни тот отправной момент, когда ее сознание изменил, заполнив идеологией, другой оператор-психолог. Это были миссионеры Общества Иисуса, проводившие с ней в Петербурге долгие задушевные беседы.

Те миссионеры тоже, в свою очередь, когда-то стали предметом психологической обработки, поскольку с идеологией в уме не рождаются. И так можно видеть, что ниточка преемственности, передачи этого состояния умственной и моральной зависимости идет дальше и дальше в прошлое, где она ускользает от нашего внимания, если мы не обратимся к истории самих кодирующих, вырабатывающих идеологии организаций, тайных обществ, орденов, к истории их преемственности друг от друга.

Для Ордена Иезуитов не было проблемой развязать на территории Европы войну в своих узких политических целях или уничтожить какого-нибудь неугодного монарха, как это было с королями Франции Генрихом Третьим Валуа и Генрихом Четвертым Наварским. Но что же заставило эту могущественную военно-религиозную организацию направить свои усилия на уничтожение российского поэта и целенаправленно бороться с его посмертной славой – это позволяет понять тоже только история тайных обществ, их преемственности и борьбы друг с другом.

И здесь мы переходим границу, отделяющую историю официальную от истории иного рода. Она, эта иная история, составлена из отверженных пока свидетельств современников, дневников, частных архивов, писем, документов, по своему содержанию не подходящих под критерий правдоподобия. Эти свидетельства говорят о вещах таких, которые больше составляют предмет устных разговоров и рассказов и не попадают на страницы официальных исторических изданий. Правдоподобие обычно принимается за истину и, следовательно, все, что не отвечает каким-то устоявшимся его признакам – заранее, само собой – считается не соответствующим истине.

Четыре Евангелия, жизнеописания Иисуса Христа, из десятков других были отобраны когда-то людьми, чтобы отвергнуть все остальные. Что стало с отверженными жизнеописаниями-апокрифами, о чем они говорили, что мы могли из них узнать о жизни и заповедях Учителя? Сотни страниц ушли, превратились в пыль по простой прихоти людей, взявших на себя роль исторических судей. Но самое удивительное, что выбор тот был сделан с помощью простого жребия, и простой жребий решил судьбу ценнейших исторических документов.

Если непредвзято и непредубежденно раскрыть историю, не вырывая из нее в угоду правдоподобию ни одной страницы, не выяснится ли, что многое из того, что не вписано в нее, выброшено тоже по методу жребия, как евангелия-апокрифы, или, что еще хуже, по чьему-то умыслу? И не откроется ли, что вырванные страницы – это как раз то, чего не хватает нам для понимания подлинных причин многих и многих событий, общественных достижений и личных трагедий?

Пример смерти Александра Сергеевича Пушкина и событий, предшествовавших ей и последовавших за ней, позволил нам увидеть, какие мощные организованные силы могут стоять за, казалось бы, тривиальными жизненными ситуациями. Такие силы, что их присутствие в событиях заставляет недоумевать и искать какие-то новые сферы, круги деятельности, скрывающиеся глубоко под покровом наносной поверхностной шелухи жизни.

Пестрая шелуха жизни искрится, переливается красками торжеств и праздников, пригласительных билетов и парадных подъездов, чернеет обыденностью скучных буден, а под ней течет, движется другая реальность, реальность тайных сделок, заговоров, клятв молчания, круговой поруки и отчаянной борьбы, которые для тех, кто в них участвуют, составляют смысл существования.

Без этих хитросплетений, в которых творится подлинная история, тайная, не обходится ни один исторический роман. Для нас же они будут главным предметом изучения и особой систематизации, научной и беспристрастной…

Так откроем новую главу.

…Исследование начинается там, где догадки нашего времени складывают свои ненадежные крылья

Бульвер-Литтон, "Занони"

Если внимательно всматриваться в историю, то становится видна тонкая пряжа человеческих взаимоотношений, которая незаметно скрепляет большие и малые узлы исторических событий. Не только даты жизни исторических личностей пересекаются друг с другом, накладываясь на эпохи, политические и социальные, но и сами герои истории встречаются, завязывают дружеские отношения, ведут переписку и, влияя друг на друга, складывают судьбу идей, которым предназначено править умами целых наций и государств.

Мы расстались в первой главе с бароном Луи Геккерном в тот момент, когда выяснилась его страстная приверженность идее католицизма, и тогда же мы решили воспользоваться связями наших героев, чтобы отправиться вглубь времен к истокам идей, идеологий, культов, церквей и тайных обществ.

Идеология, владевшая умом и сердцем Луи Геккерна, берет свое начало со времени его дружбы с кардиналом де Роган-Шабо. Познакомились они еще в молодости, до того, как герцог де Роган-Шабо принял монашество и, стремительно продвигаясь по церковной служебной лестнице, достиг высших духовных степеней и звания кардинала. Роган-Шабо сумел так повлиять на голландца Геккерна, выходца из протестантской семьи, что тот обратился в новую католическую веру. Это оторвало его от родни, но с того времени он нашел себе могущественного покровителя в лице Ватикана. Одно время Геккерн даже являлся посредником в переговорах между папой Григорием XVI и голландским правительством. Новая вера, как мы уже видели, дала ему и нового родственника и сподвижника в деле служения церкви – Жоржа Дантеса.

Но не для всех друзей кардинала де Рогана знакомство с ним и его покровительство оказывались такими удачными. Об одном из них, графе Калиостро, в современной энциклопедии мы читаем:

"КАЛИОСТРО (Cagliostro) Александр, граф ди (наст. имя Джузеппе Бальзамо, Balsamo) (1743-95), авантюрист итальянского происхождения. В молодости странствовал по Востоку (Греция, Египет, Персия и др.), где получил некоторые знания по алхимии, стал искусным иллюзионистом. Вернувшись в Европу, путешествовал по многим странам, в т. ч. по России, называя себя посвященным в тайны оккультизма. Объявлял себя масоном высокой ступени. В 1785-86 в Париже оказался причастным к грандиозному скандалу, известному как дело об "Ожерелье королевы" и сыгравшему большую роль в предреволюционной дискредитации королевской семьи; был заключен в Бастилию. В 1789 в Риме осужден судом инквизиции за ересь, колдовство, масонство, заключен в крепость, где и умер. Оставил записки, подлинность которых признается не всеми исследователями" [57].

Таково современное красноречивое описание судьбы человека, горячими поклонниками которого были Шиллер и Гете, основоположники немецкой классической литературы.