Дмитрий Логинов - Богослов, который сказал о Боге лишь одно слово

И им поверили. И в этом реформаторы не солгали. Другое дело, что практика этого нововведения оказалась такой, что запирались ворота в храм Януса за всю дальнейшую тысячелетнюю историю Рима только три раза – и то лишь на весьма короткое время. По-видимому, Двуликий был не столько богом войны, сколько богом плутов, которые наживаются на войне.

Интересно был назван ежегодный праздник в честь Януса: агонии. Введение в римский пантеон Двуликого было тем же, что и введение в Трою деревянного коня. Само название его праздника пророчествовало о том, что принесет этот бог через века Риму.

Тогда же в жреческую коллегию были, в дополнение к фламинам, введены авгуры, то есть гадатели по внутренностям жертвенных животных. Так римские алтари сделались кровавыми. Авгуры очень возвысились в постоянно воюющей и активно торгующей республике. Ведь у торговцев и военных не переводится спрос на предсказания, насколько будут удачными затеваемые ими операции.

Фламины стали играть в понтификате второстепенную роль. Три главных фламина служили теперь не Триединому Всевышнему Богу, а трем богам: Юпитеру, Марсу, Квирину. Теперь фламин даже не мог поступить в коллегию без одобрения авгура. Эта церемония называлась инагурацией фламина. (В наше время инагурацией называется церемония вступления в должность президента. Как это название понимать? Тоже, значит, сидит где-нибудь такой… гадатель по внутренностям и определяет, будет ли допущен к власти народный избранник?)

В республиканском Риме великий понтифик реально возглавлял только институт весталок. Жреческой коллегией заправляли жрец Януса и авгуры. Опасаясь дальнейших реформ, весталки скрыли в тайнике Палладий – изображение Лады – и с тех времен ее стали называть Потаенная. Звучало это как Отаена. Доктор исторических наук Ю.Д. Петухов говорит в книге «Дорогами богов», что именно от этого слова произошло греческое «Афина».

По-видимому, опасения весталок не были беспочвенны. Им становилось все более трудно хранить и передавать Пророчество. Конечно, духовный авторитет весталок был слишком высок для того, чтобы реформаторы решились просто разогнать этот религиозный институт без объяснения причин. Однако против него постоянно велись интриги. А именно, весталок пытались обвинить в том, что они, якобы, на самом деле не хранят девственность. Но, как это было сказано выше, весталки творили чудеса, доказывая тем самым, что сила Матери-Девы с ними, и обвинителям приходилось умолкнуть.

А вот институт фламинов, наоборот, «развивался ударными темпами». Ведь «кадровую политику» там определяли теперь авгуры. Фламинов становилось, в буквальном смысле, немереное количество, потому что в пантеоне Рима «прописывалось» все больше богов. Титулом «бог» (ничего себе!) наделялись как древние цари, так и новые императоры. И даже некоторые родственники императоров. И в этом последнем случае в жреческой коллегии тоже прибавлялся новый фламин.

Как ясно из вышесказанного, железный век римского пантеона совпал со временем, когда с республиканским строем было покончено (I в. до Р.Х.). Остерегаясь восстаний, Август повелел считать покоренные народы римскими гражданами, и уровнял их в правах с победителями. При этом он столь существенно урезал эти самые права, что римское государство того периода многие бы назвали сегодня, пожалуй, тоталитарным.

Замысел удался, гарнизоны оккупантов стали во многих землях восприниматься просто как «родная» администрация, наступил мир. Но этот мир повлек и «уравнивание в правах» богов побежденных с богами победителей. Безмерно раздувшийся римский пантеон сделался пародией на самого себя, каким он был даже и в республиканский период. Поэтому, когда с возвращением царизма (то есть, теперь – империализма) вернулся также обычай присоединять к званию царя также титул «великий понтифик», властители Римской империи воспринимали этот последний всего лишь как словесную побрякушку.

Религиозная терпимость хороша в случае, когда у тебя уже есть столь твердая вера, что тебе не хочется о ней спорить: кто может увидеть истину – обязательно, рано или поздно, увидит сам. Но если веротерпимость произрастает из отсутствия у тебя какой-либо твердой веры и если также – у всех вокруг, то это предопределяет крах государства. Что и произошло с языческим Римом. И только подвижничество христиан позволило ему – но уже как христианскому государству – не кануть бесследно в прошлое, а воспроизвести себя в лице Византийской империи, «второго Рима».

И в этом решающую роль сыграл император Константин. Причем – именно потому, что сознавал себя великим понтификом. И не считал, в отличие от большинства недавних предшественников, должность эту давно сделавшейся формальной – служащей не столько реальной пользе, сколь почету носителя. Последнее объясняется родом, из которого произошел Константин, и ведическим посвящением, которое он, вследствие своего происхождения, получил. Об этом будет подробно сказано ниже.

Впрочем, к чести предшественников Константина в должности следует сказать, что, после того, как Пророчество совершилось, некоторые из них попытались исполнить долг свой хотя бы формально. Поэтому в конце III века статуя Христа даже появилась, на короткое время, в главном из храмов Рима. В начале же сего века Александр Север, побуждаемый своей матерью Маммеей, не только имел во дворце изображение Христа на почетном месте среди статуй богов, но и стремился воздвигнуть Ему величественный храм. Этого же еще в I веке хотел Тиверий, которому исповедала чудо воскресения Христа Мария Магдалина[48]. Но, как написано в книге «Первые четыре века христианства»[49] историка церкви Андрея Муравьева, «сильнее действовала злоба евреев, возбуждавшая язычников против христиан». Они подкупали сенат, чтобы он препятствовал подобным распоряженьям понтификов. Тридцать сребреников, которые, как считается, возвратил Иуда синедриону, сделали еще одно черное дело.

Почему же Константин воспринял очень серьезно свое вступление в должность великого понтифика? Потому что он получил отличное духовное образование от своего отца – императора Констанция Хлора. Высокие материи богословия и философии не только не представлялись Константину не стоящими внимания – напротив, его внимание было сосредоточено, в основном, на них.

Какого же учения придерживался Констанций? Об этом спорят. Его современник епископ Евсевий Кесарийский называет Хлора христианином в своем знаменитом трактате «Жизнь Константина». Что характерно для того времени, такому определению не мешает общеизвестный факт, что Хлор относился с пиететом к богам, почитая в особенности из них Марса и героя (то есть полубога) Геракла. Историк же Антон Карташев более осторожно именует Констанция монотеистом. Действительно, нет свидетельств, косвенных или прямых, о том, что отец Константина Великого крестился.

Но вот что говорит о Хлоре легенда, вошедшая в Предание христианкой церкви. Среди министров Констанция некоторые поклонялись богам, а некоторые, будучи христианами, отказывались почитать их. Или, по крайней мере, оказывали им гораздо меньшие почести, нежели Христу. Однажды Констанций вызвал к себе таких и сказал: «Подобное поведение мне не нравится. Зачем вы выделяетесь меж другими? Впредь – или поклоняйтесь Христу не более, чем остальным богам, или я попрошу вас оставить службу».

Конечно, служба при императоре являла собой занятие весьма прибыльное. Сановники разделились. Одни подали прошение об отставке. Другие перестали отличать Христа как-либо от иных богов.

И Хлор подписал отставку. Но – не для тех, которые просили о ней. Напротив, он освободил от занимаемой должности переставших оказывать Христу почести, подобающие Всевышнему. Сановники явились к императору и почтительно спрашивали, не перепутал ли он чего, ведь у него же так много дел. Констанций им отвечал:

– Не вы ли говорили мне: Слово есть Единородный Сын Единого Бога, Источник бытия богов и людей? И вот как вы оказались «верны» Источнику! Как же мне тогда верить, что будете на службе своей верны императору? Людей, не имеющих твердой веры, легко запугать или подкупить. Однако другим из вас, которые не прекратили служения своего небесного, я смело могу теперь доверять любые земные должности.

По-видимому, Констанций верил в Единого изначально. Задолго до того, как стал императором. И он понимал при этом, что именно христианские священники являются служителями Единого. И эту веру и понимание это Хлор доказал чем-то большим, нежели «умыванье рук» Понтия Пилата.

А именно. Когда император Диоклетиан воздвиг против христиан страшное гонение, Констанций состоял главным администратором западных территорий Рима. Так вот, в провинциях этих не пролилось ни капельки христианской крови. Свидетельствует современник Луций Лактанций, которого называли «христианский Цицерон»: первый эдикт Диоклетиана против христиан вообще не был оглашен в западных провинциях. И также проигнорировал Хлор четвертый императорский эдикт, который открывал дорогу наибольшему зверству.