Юрий Холин - Дух воина

Когда Лин Чи отправился за отпускным разрешением к мастеру, Хуанг По сказал: «Нет нужды тебе уходить слишком далеко. Иди к мастеру Та Ю. Он научит тебя всему».

Итак, Лин Чи ушел в монастырь Та Ю и рассказал мастеру все, что случилось. Та Ю сказал ему: «Ну и ну, ведь Хуанг По был так же добр к тебе, как твоя бабушка. Что же ты являешься ко мне и просишь указать на твои ошибки?»

С этими словами на Лин Чи как бы прорвалось озарение, и внезапно он почувствовал себя так, как будто ему широко открыли глаза. До этого момента он думал о буддизме как о могучем учении, но отделенном от него самого. Сейчас же он понимал, что это была лишь идея в его сознании. Раз и навсегда он стал человеком. Но до сих пор он был подобен животному, имеющему глаза и уши, но не пользующемуся ими как своими собственными. Он был полностью идентифицирован с внешним миром, миром людей, объектов и случаев. Этому же миру и принадлежали его глаза и уши, ему они и служили. Теперь, в вспышке просветления, он вышел из мира и в тот же момент познал сущность таковой, какая она есть на самом деле, и нереальность слов о ней. Удар Хуанг По указал на истину его собственного бытия, тогда как его вопрос о буддизме возникал из иллюзии.

Он воскликнул: «О, я вижу теперь то, чего не видел никогда». Затем добавил: «С самого начала не было чего-то такого в буддизме Хуанг По».

Подумать только: открыть для себя такую истину после трех лет скромного труда в монастыре Хуанг По!

Но теперь он познал настоящую и освобождающую доброту Хуанг По. Та Ю догадался, что случилось, и решил проверить Лин Чи. Он схватил его и сказал: «Ты, ссыкун! Всего лишь момент тому назад ты спрашивал меня, прав ли ты был или нет, а теперь утверждаешь, что нет ничего в буддизме Хуанг Но. Что же ты увидел? Говори! Ну, выдай!»

В ответ на это Лин Чи три раза ударил Та Ю под ребра. Оттолкнув Лин Чи от себя, Та Ю сказал: «Возвращайся к Хуанг По. Он твой учитель. Все это его заботы, и никак меня не касаются».

Когда Лин Чи возвращался в монастырь Хуанг По, тот, завидев его еще издали, сказал: «Похождения этого парня не закончатся никогда». Лин Чи он встретил следующим: «Что ты опять здесь делаешь, ты, дурачок? Никогда тебе не найти истины в подобных похождениях».

Лин Чи ему ответил: «Вы такой добрый, прямо как моя бабушка. Вот почему я вернулся». И он стал подле Хуанг По в позе монаха, намеревшегося остаться с мастером, сложив руки на груди.

«Где ты был?» – спросил Хуанг По. В те дни иные монахи ответили бы в поэтической форме: «Я приехал верхом на ветре». Но Лин Чи был незнаком с подобными эффектами и отвечал прямо, что с ним происходило.

«Ну, я дождусь, когда придет Та Ю, – сказал Хуанг По в некотором раздражении. – Я задам хорошую трепку этому болтуну».

«Зачем ждать? – ответил Лин Чи. – Вся реальность перед тобой сейчас», – и ударил Хуанг По.

Про себя Хуанг По был сильно обескуражен, но смог сохранить достойную мастера позицию и закричал: «Сумасшедший! Ты вернулся, чтобы таскать тигра за усы».

Лин Чи, в свою очередь, громогласно выкрикнул: «Хо!»

Хуанг По позвал прислугу и велел им «тащить этого безумцa и запереть в медитационном зале». Он не велел выбросить его из храма, но запереть в зале, тем самым выражая желание оставить Лин Чи в монастыре.

Этот выкрик «Хо!» стал знаменит среди мастеров Риндзаи и до сих пор употребим ими. По-японски он стал звучать как «Квац» и, хотя он не имеет какого-то определенного значения, но он выражает многое. Он употребляется для «очистки» сознания ученика и освобождения его от дуалистических, эгоцентристских мыслей. Лин Чи определил четыре разновидности «Хо!»: «Иногда он подобен грому средь ясного неба, иногда – золотогривому льву, готовящемуся к прыжку, иногда он подобен искусно поставленной в траве ловушке, а иногда он вообще не «Хо!»

После десятилетней практики у Хуанг По Лин Чи обосновал свою собственную резиденцию на севере, и много учеников приходило к нему. Его учение было абсолютно приземленным и, по существу дела, вызывающим уверенность в учениках в том, что их естественные и спонтанные действия есть не что иное как сознание будды. Находиться в этом чистом состоянии бытия означало прекратить всякого рода загромождения и блокирования (сознания). Но быть свободным от привязанностей не означало не иметь чувств вообще или, скажем, не ощущать голода, боли и так далее. Это означало вхождение во все всей своей самостью, ничего не оставляя, свободным, чтобы быть всецело единым со всеми обстоятельствами. А это для Лин Чи был высший путь обычного нормального образа жизни, и он нередко раздражался, когда его ученики пытались искать в этом что-то еще. Они приходили отовсюду в поисках избавления от мира, но избавившись от мира, куда же им было идти? Лин Чи советовал им жить как всякий человек, но без слепого, порабощающего желания.

«Когда приходит время одеваться, надевай свои одежды. Когда надо гулять, тогда гуляй. Когда ты должен сидеть, сиди. Всего лишь будь обычным собой в обычной жизни, не обеспокоенной поисками состояния будды. Когда устал, ляг отдохни. Дурак посмеется над тобой, мудрый поймет тебя».

По-моему, важно понять, что буддизм – не игра притч, но правила поведения; правила поведения, к которым мы можем прибегнуть и которые не требуют от нас аскезы.

Дзэн не связан с идеей Будды или Бога, но со всей реальностью человеческого бытия. Правильное человеческое существо не ломится в стремлении заполучить от жизни, но устремлено к тому, что есть жизнь в своей сути, и живет в соответствии с этими знаниями. Тогда оно свободно от идей о вещах и способно действовать в гармонии с универсумом во всякое время.

Лин Чи сказал: «Самость далеко превосходит все вещи. Если даже небеса и земля рухнут, я не впаду в отчаяние. Если даже все Будды в десяти измерениях предстанут предо мной, я не возликую от счастья. Если даже три ада возникнут на моем пути, я не устрашусь. Почему так? Потому, что нет ничего, что мне не нравится».

Дзэн Риндзаи стал довольно популярным в Японии в XII веке, но он не мог удовлетворить всех. Основатель огромной секты Сото, до сих пор процветающей в Японии. Доген (1200 – 1253 г.г.) отличался менее радикальной направленностью. Происходил он из благородной семьи, но в детстве не был счастлив, так как его отец умер, когда ему минуло три года, а в семь лет от роду он потерял мать. Конечно же, смерть родителей произвела глубокое впечатление на Догена, но в ней, несмотря на юный возраст, он видел проявление проходящей природы жизни. В возрасте тринадцати лет сбылась его величайшая мечта – ему дозволено было стать буддийским монахом. Но уже к четырнадцати годам его стали одолевать сомнения по поводу учения буддизма. Если, как указывалось в писаниях, все люди рождаются с природой будды, почему же ее так трудно понять?

Доген (с автопортрета). Япония, XIII век

Доген не был тогда еще знаком с истинной дзэн, которая заключается не столько в определенного рода учениях, сколько в отказе от предубеждений, что только практика пробуждения сознания приведет к реализации собственной самости, сознания, вырванного из рабства определений в сферу, в которой ты не указываешь на себя как на «Я». До тех пор, пока ты видишь себя как предмет, это не твоя истинная самость. Реальность жизни лежит за всеми определениями.

Слово «огонь» не способно передать действительное прикосновение пламени, и таким же образом никакая классификация себя не способна достичь живой реальности.

Буддисты верят в то, что субъективная реальность есть неотъемлемая природа всего, и таким образом ее нельзя утерять, а лишь лишиться видимости ее. Она именуется по-разному – самость, природа будды, сущность, нирвана. В христианстве – присущность бога, его имманентность.

Молодой Доген не понимал, что «Я», составленное из таких условностей как раса, класс или секс – это «Я», как бы горизонтально относящееся к миру и имеющее лишь собственную внешность и эволюцию, зависимую от мира, – это не целостное «Я». Долгие годы потребовались, чтобы он понял, что лишь немногие живут действительной жизнью своей самости, а остальные нуждаются в долгой практике, ведущей к распознанию их собственной реальности, так как «горизонтальное Я» сковано множеством страстей и желаний.

После многих неудач Доген однажды повстречал мастера Риндзаи-дзэн Эисаи, который просветлил его сознание, находившееся в великом сомнении. «Только заблуждающийся думает в таких дуалистических манерах, как природа будды и человеческая природа», – говорил он Догену. Когда наступает просветление, нет разделения сознания на себя и природу будды. Прямое восприятие этого высказывания дало Догену сатори, и он несколько месяцев находился при мастере Эисаи, пока тот не скончался. После его смерти Доген остался учеником у приемника Эисаи Мьезена на восемь лет.