Старец Иероним, молчальник Эгинский - Петр Боцис

Старец очень любил монашество и часто со слезами побуждал многих мужчин и женщин принять постриг.

Часто он говорил посетителю:

— Ты хороший человек. Хотел бы я знать тебя раньше, тогда бы я сделал тебя монахом. Теперь ты женат, так что монахом не станешь. Но все же не оставляй молитвы. Бог всех любит. Заботься о своем спасении. Лень — ужасная вещь.

В последние годы его жизни в церковной печати появлялось много сведений об архиереях и клириках. Одних возводили, других низводили. А старец никогда не говорил об этом, как будто он жил на другой планете. От него можно было услышать только духовные слова. Если же кто-то дерзал заговорить о мирских новостях, старец притворялся, что не понимает, о чем речь и тотчас переводил разговор на самоосуждение и контроль над собой. Так что посетитель понимал свою ошибку. Только однажды старец прервал молчание и высказал свое мнение о происходящих событиях. Это было, когда патриарх Афинагор молился вместе с папой в Иерусалиме и через год после этого снял анафему 1054 года. Тогда старец сказал:

— Много зла изойдет из этой главы, много бед для Церкви.

Многие люди, знавшие старца, замечали, что он не любил говорить на церковные темы, исполняя наставление св. Исаака Сирина, что подтверждает следующий случай.

Однажды одна госпожа, которая прежде отмечала праздники по двум стилям, решила, наконец, праздновать только по старому, о чем и сказала старцу.

Он спросил ее:

— Разве я когда-либо говорил тебе о новом и старом стиле?

— Нет, старче.

— Разве не сама ты решила это?

— Да, я сама.

— Ну, тогда будь внимательна, поскольку не человеку, но Богу ты дала обещание. Никогда больше не празднуй по новому календарю. Никто тебя не принуждал, ты сама поняла и решила. Завтра, если сын свой скажет: «Мамуля, сегодня Рождество или именины по новому стилю, что ты ответишь? Конечно, скажешь: «Нет, сынок, еще не наступило Рождество. Церковь еще не празднует». Один календарь был издревле, без поправок и добавлений.

Старец понимал, что не будет пользы от богословских споров и прений, и подвизался в посте и молитве. Иначе это и другим не принесло бы пользы, и самого его лишало тишины. Но иногда, когда он чувствовал, что беседа может пойти на пользу слушающим, говорил человеку и об этих церковных вопросах. Во всех же остальных случаях он только хотел возбудить в своем собеседнике любовь ко Христу, имея же эту любовь, каждый мог уже сам разрешить для себя многие церковные вопросы. Но сама его молчаливая твердость в вопросах веры является для нас самой яркой проповедью.

Старец говорил:

— Тот день, в который ты не обрел в сердце твоем Христа посредством молитвы, считай погубленным. Он больше не вернется. Каждый день старайся обрести пречистые ноги Иисусовы, удержать их и умыть слезами. Если день прошел, а Христа ты не встретил, то погубил ты время, нанес себе ущерб и остался голодным.

Часто он повторял:

— Не забери меня, Христос мой, Сладчайший Иисус, прежде, чем я весь не стану твоим.

Также он говорил:

— Когда ты хочешь вырыть колодец, то не оставляешь места, лишь раз копнув лопатой, но трудишься изо дня в день до тех пор, пока не найдешь воду. Так и с молитвой. Каждый день надо трудиться, копать: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя; Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. Этим копанием твой ум будет стучать в сердце, пока не обретет источник — воду животворную, вводящую в жизнь вечную.

Когда в 1966 году я узнал, что близка кончина старца, то посещал его много раз летом. Однажды он спросил меня:

— У тебя есть посох?

— Да, старче, у меня есть святогорская палка, ее сделал мне один монах-зилот, но я не ношу ее, поскольку еще молод. Но когда я приезжаю на Афон и мне приходится много ходить, то беру ее с собой.

Мне действительно нужна была трость, поскольку у меня побаливали ноги, но в 1966 году я еще не знал о серьезности заболевания, поскольку не обращался к врачам. Позже я убедился, что у меня было воспаление костного мозга, но я был молод и стеснялся ходить с тростью, боясь, что люди будут думать, что ношу ее из гордости. Старец сказал мне:

— Возьми мою. Я ее тебе дарю.

Я смутился:

— Спасибо, старче, но не надо мне ее уступать.

— Мне она не нужна больше, к тому же, у меня есть и другая. Тебе пригодится.

Старец часто говорил своим посетителям следующие святоотеческие слова: «Нет ничего страшнее, чем изменчивость людей». И тотчас обрисовывал всю неустойчивость нашей природы:

— Вот встаю я утром, все сияет: солнце светит снаружи и внутри, сердце мирно, всех и все я люблю. Славлю Бога за все. Подходит полдень, и начинаю хмуриться. Меня раздражает то, меня раздражает это. Наступает вечер, и все темно. Все меня раздражает. Приходит ночь, и меня охватывает отчаяние: никого и ничто я не люблю, ничто меня не радует. В душе смятение. И все это за один день! Да, очень изменчив человек. И не за день только, но и за час может произойти такое изменение. За минуту может измениться человек…

Когда же старец видел, что посетитель расстраивался от таких слов, осознавая свое непостоянство, то утешал:

— Не хочу, чтобы ты уходил расстроенным. Крепись. Только Ангелы не падают и не изменяются на худшее и только демоны не могут покаяться, но мы, люди, и падаем и встаем, грешим и каемся. Авва Исаак говорил, что в этом непостоянном мире нет совершенства: все изменчиво. Но дерзай! Ведь если человек может измениться к худшему, значит, может измениться и к лучшему, может образумиться, покаяться, смириться. Если изменение бывает на худшее, то бывает и на лучшее.

Случается то, что мы хотим, все в наших руках. Молись за того, кто изменился на худшее. У нас, христиан, есть любящий Бог Помощник, Ангелы, Пресвятая Богородица, все святые нам в помощь. Никто пусть не отчаивается. Никто да не теряет надежды. Все мы, если будем уповать на Бога, то спасемся.

Однажды старец сказал мне: «Я хожу в город покупать рыбу или по делу и затем возвращаюсь в свою келью. По пути у меня появляются помыслы, порой и скверные, поскольку «от юности моея мнози борют мя страсти». Тогда я читаю «Символ веры», и тотчас все