Дмитрий Щедровицкий - Беседы о Книге Иова. Почему страдает праведник?

Знаешь ли ты время, когда рождаются дикие козы на скалах, и замечал ли роды ланей?

Можешь ли расчислить месяцы беременности их? и знаешь ли время родов их? (Иов. 39, 1–2)

Казалось бы, странный вопрос, предназначенный скорее зоологу, который специально изучает этих животных; зачем обычному человеку знать подробности жизни диких коз и ланей, какой урок в подобном знании? Но, оказывается, вопрос задан важный. Дикие козы и лани — животные «чистые», их мясо можно есть (Лев. 11, 2–3), но человек не принимает никакого участия в их жизни: не разводит их, не содержит в таких условиях, чтобы они были сыты и жили в тепле. Когда же рождают лани и дикие козы? Весной. И когда наступает теплое время года, детеныши, вскормленные молоком, могут питаться травой, наиболее насыщенной солнечной энергией и полезными веществами; таким образом, молодняк развивается в самых благоприятных условиях, успевая окрепнуть до осени.

Спрашивается: кто так «рассчитал» месяцы беременности этих животных, чтобы они рождали потомство в самое подходящее для его развития время года? Ведь должны были бы пройти бесчисленные эпохи для того, чтобы, положим, все лани, рождающие в холодное время, лишались потомства и вымирали, а рождающие в теплое — выживали, и это закрепилось бы в виде инстинкта. В течение соответствующих эпох у видов животных, столь плохо приспособленных к жизни с самого начала, сохранилось бы ничтожно мало шансов выжить. Однако внутренний закон, вложенный Богом в упомянутых животных сразу, при их сотворении, устраивает их жизнь так, что они приносят потомство в теплое время года — и поэтому их детеныши выживают!

И далее Всевышний вопрошает Иова:

Захочет ли единорог служить тебе и переночует ли у яслей твоих?

Можешь ли веревкою привязать единорога к борозде, и станет ли он боронить за тобою поле? (Иов. 39, 9-10)

Словом «единорог» переведено древнееврейское רים <рейм>. По мнению различных исследователей, это может быть особый вид антилопы, белая газель, буйвол или даже носорог. Почему же задается такой, казалось бы, странный вопрос: захочет ли подобное дикое животное служить человеку и переночует ли у его яслей, т. е. признает ли оно человека своим хозяином? «Можешь ли веревкою привязать единорога к борозде…?» Иными словами, сможешь ли, запрягши его, заставить бороздить землю,

…И станет ли он боронить за тобою поле?

Понадеешься ли на него, потому что у него сила велика, и предоставишь ли ему работу твою? (Иов. 39, 10–11)

Будет ли животное дикое осуществлять работу домашних? Нет, конечно.

Зададим теперь такой вопрос: а есть ли животные, которые, хотя, может быть, и превосходят животное «рейм» своей силой или равны ему, тем не менее преданно служат человеку? Да, есть. Это, например, бык; в Индии на работах используются слоны; в Тибете и Средней Азии — яки. Эти животные очень сильны — они могли бы забодать, растоптать человека, убежать от него, а они ему служат преданно и верно, выполняя те самые работы, которыми «рейм», как здесь сказано, ни за что не стал бы заниматься: они помогают пахать, собирать урожай, носят тяжести, впрягаются в плуги и телеги. Кто же помог человеку подчинить себе столь мощных и опасных, на первый взгляд, животных?

У великого английского поэта XVII века Джона Донна есть сонет, специально посвященный этой теме, в котором содержатся следующие слова:

Мы просто привыкли к тому, что нам служат быки и другие подобные животные. Но в действительности это столь же странно и чудесно, как если бы нам служил тот же «рейм»… И вот, упомянув о нем, непокорном воле человека, Господь показывает Иову, что люди перестали осознавать, насколько велики дары, которые даны им свыше, — например, покорность домашних животных.

И еще одно существо, которое удивительно предано человеку и покорствует каждому его движению, почти никогда не восставая против своего хозяина, — это конь. В 39-й главе коню уделено довольно много места. Там говорится:

Ты ли дал коню силу и облек шею его гривою?

Можешь ли ты испугать его, как саранчу? Храпение ноздрей его — ужас… (Иов. 39, 19–20)

Ведь конь не боится войны — бросается в бой и гибнет, идя смело на врага; и в то же время он кротко, нежно подчиняется своему хозяину — не чудо ли это?

…Роет ногою землю и восхищается силою; идет навстречу оружию;

Он смеется над опасностью, и не робеет, и не отворачивается от меча;

Колчан звучит над ним, сверкает копье и дротик;

В порыве и ярости он глотает землю и не может стоять при звуке трубы;

При трубном звуке он издает голос; гу! гу! и издалека чует битву, громкие голоса вождей и крик. (Иов. 39, 21–25)

Описание поэтически очень яркое и образное, подобного не найдешь больше ни в древневосточной, ни даже в древнегреческой литературе. «…Издалека чует битву, громкие голоса вождей и крик» — т. е. именно то, что других животных отпугивает, коня, наоборот, привлекает: невзирая на грохот битвы, он бросается на неприятеля. Еще раз задумаемся: кто подчинил такое бесстрашное животное человеку?..

Ты ли пал красивые крылья павлину и перья и пух страусу?

Он оставляет яйца свои на земле, и на песке согревает их,

И забывает, что нога может раздавить их и полевой зверь может растоптать их… (Иов. 39, 13–15)

В наиболее жарких местах (в тропиках) страус не высиживает птенцов, его самка откладывает яйца в раскаленный песок, и согреваемые песком птенцы вылупляются из них сами.

…Он жесток к детям своим, как бы не своим, и не опасается, что труд его будет напрасен… (Иов. 39, 16)

Почему же он не высиживает яиц, бросая их на произвол судьбы? Может быть, он слишком слаб, чтобы защитить свое потомство? Наоборот, ведь далее о нем сказано:

…А когда поднимется на высоту, посмеивается коню и всаднику его. (Иов. 39, 18)

Страус «посмеивается коню и всаднику его», потому что совершенно их не боится, ведь он достигает такого роста (до 2,5 метра), что возвышается над ними! Так вот, страус бросает, несмотря на свою силу и мощь, собственных детей, еще не вылупившихся из яиц, и оставляет их в пустыне; но Провидение защищает этот вид птиц, и без Его попечения страусы давным-давно погибли бы.

Поэтому о страусе говорится также следующее:

…Потому что Бог не дал ему мудрости и не уделил ему смысла… (Иов. 39, 17)

Значит, те звери, которым уделено Творцом более мудрости и смысла, заботятся о своем потомстве, не говоря уж о человеке. А кто же заботится о том, чтобы страусы как вид не исчезли? Конечно, Сам Всевышний: Он делает, например, так, чтобы страус откладывал яйца в местах, недоступных для хищников. Таково Его провидение, удивительное и непостижимое!

Здесь же упоминается и о красоте различных птиц:

Ты ли дал красивые крылья павлину и перья и пух страусу? (Иов. 39, 13)

Для чего же птицам дарован столь прекрасный наряд? Вспомним хотя бы того же павлина, чье оперение включает и хвост, не имеющий себе равных по красоте во всём животном мире. Ведь с точки зрения эволюции павлин не мог бы обладать таким хвостом! Он передвигается медленно, не способен ни взлететь, ни убежать. Выходит, любой хищник может догнать его и поймать за длинный хвост. Этого не происходит — но почему? Да потому что Бог поместил павлина в такую экологическую нишу, где на него практически не охотятся. Но зачем же павлину вообще столь роскошный хвост? Красуется им самец павлина, ведь в природе именно самцы «носят украшения». Возможно, хвост нужен для привлечения самки и произведения потомства? Но другие птицы, куда более невзрачные, размножаются гораздо быстрее и активнее, притом в разных широтах, а павлин обитает только в некоторых местах, при особом климате, да и там является достаточно редкой птицей. Значит, изумительный хвост не прибавил ему плодовитости. Тогда зачем он? Для красоты! Зачем, например, на земле красивые цветы: чтобы привлекать переносящих пыльцу пчел? Да ведь пчелы помогают оплодотворяться и невзрачным цветам, и даже «трава-мурава» — и та размножается, не отличаясь особой красотой.

Значит, существует в природе красота, которая не имеет иной цели, кроме славы Божьей; Бог всё создал для Своей славы (Ис. 43, 7). И еще: красота природы не только зримо являет человеку величие Бога и Его заботу о своих «земных детях», но и служит также напоминанием об утраченном совершенстве рая, где всё было «хорошо весьма» (Быт. 1, 31; 2, 8-15).