Софроний Сахаров - О молитве

Молитва есть бесконечное творчество, высшее всякого иного искусства или науки. Чрез молитву входим мы в общение с Безначальным Бытием. Или иначе: жизнь Самосущего Бога входит в нас по этому каналу. Молитва есть акт наивысшей мудрости, всепревосходящей красоты и достоинства. В молитве — святое упоение нашего духа. Но пути сего творчества сложны. Тысячи раз переживем мы и пламенное устремление к Богу, и повторяющиеся отпадения от Света Его. Часто и многообразно ощутим мы неспособность нашего ума подняться к Нему; иногда будем стоять на грани как бы безумия и с болезнью в сердце высказывать Ему наше бедственное состояние: “Ты дал мне заповедь Твою — любить, и я принимаю ее всем моим существом; но вот, во мне самом не обретаю силы этой любви… Ты есть Любовь; прииди же Ты Сам и вселись в меня, и совершай во мне все то, что Ты заповедал нам, ибо заповедь Твоя неизмеримо превышает меня… Изнемогает мой ум постигать Тебя. Не может мой дух проникнуть в тайны жизни Твоей… хочу во всем творить волю Твою, но дни мои истекают в безвыходных противоречиях… Страшусь потерять Тебя за те злые мысли, что в сердце моем; и страх этот распинает меня… Прииди же и спаси меня утопающего, как спас Ты Петра, дерзнувшего пойти к Тебе навстречу по морским водам” (ср.: Мф. 14: 28–31).

По временам нам кажется, что действие молитвы слишком медлительно: несоразмерно краткости нашего существования; и крик вырывается из груди: “Поторопись!”. Он не всегда сразу откликается на наш призыв. Как некий плод на дереве, Он оставляет душу нашу быть опаленною солнцем, вынести удары холодных и жгучих ветров, томиться жаждой или выносить потоки дождей. Но если мы не выпустим из рук наших край Его ризы, то увидим благой результат.

Нам необходимо пребывать в молитве возможно большее время, чтобы Его непобедимая сила проникла в нас и сделала бы нас способными противостоять всем разрушительным влияниям. И когда возрастет в нас сила сия, тогда радость надежды на окончательную победу воссиявает в нас.

Молитва непременно восстановит в нас то Божественное дыхание, которое “вдунул Бог в лицо Адама” и в силу которого “Адам стал душою живою” (Быт. 2: 7). Молитвою возрожденный дух наш начинает удивляться великой тайне Бытия. И особый восторг могучим потоком заливает наш ум: “Бытие! Какая чудная тайна… Как оно возможно?.. Дивен Бог, и творение Его дивно”. Переживем мы смысл слов Христа: “Я пришел для того, чтобы (люди) имели жизнь и имели с избытком” (Ио. 10: 10). Избыток! И это воистину так.

Но снова и снова о том же: жизнь сия парадоксальна, как парадоксально все учение Господа: “Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся” (Лк. 12: 49). Всем нам, сынам Адама, необходимо пройти чрез сие небесное пламя, пожигающее корни смертоносных страстей. Иначе не увидим мы сей Огонь преложившимся в Свет новой жизни, потому что в нашем падении горение предваряет просвещение, и не наоборот. Итак, благословим Господа и за опаляющее действие Его любви.

Мы многого еще не знаем, и все же хоть и отчасти (1 Кор. 13: 9), но ныне и нам ведомо, что для нас нет иного пути для того, чтобы стать “сынами воскресения” (Лк. 20: 36), сынами Божьими, чтобы соцарствовать с Единородным. Как бы ни был болезнен процесс нашего воссоздания, чрез какие бы то ни было терзания и подчас агонии проводил нас Бог, — все в конце станет благословенным. Если приобретение научной эрудиции требует долголетнего, напряженного труда, то стяжание молитвы еще и несравненно большего.

Когда Евангелие и Послания становятся нашей повседневной реальностью, тогда мы начинаем ясно видеть, насколько наивными были наши прежние представления о Боге и жизни в Нем. Таинственна Премудрость данного нам Откровения: оно далеко превосходит человеческое воображение. “…Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его” (1 Кор. 2: 9). Даже малейшее прикосновение к нам Божественного Духа является славою, не сравнимою с содержанием жизни без Бога.

Подлинная молитва, единящая нас с Всевышним, есть не что иное, как свет и сила, сходящие на нас с небес. Она по сущности своей трансцендирует наш план. В этом мире нет источника энергии для нее. Если я хорошо питаюсь, чтобы тело мое было сильным, то плоть моя бунтует, и требования ее растут: ей не до молитвы. Если я смиряю плоть чрезмерным постом, то на некоторое время в болезненном воздержании создается благоприятная почва для молитвы, но затем тело изнемогает и отказывается следовать за духом. Если я общаюсь с хорошими людьми, то, случается, испытываю душевное удовлетворение, иногда же получаю новый психический или интеллектуальный опыт, но весьма редко импульс для глубокой молитвы. Если я одарен умственно для серьезной научной работы или для художественного творчества, то мой успех явится поводом к тщеславию, и становится невозможным найти глубокое сердце: место духовной молитвы. Если я богат материально и занят тем, чтобы использовать связанную с богатством власть, или возможность воплотить некоторые из моих идей, или удовлетворить моим эстетическим или душевным пожеланиям, то душа моя не восходит к Богу, как мы Его познали чрез Христа. Если я ухожу в пустыню, отрекшись от моих имений, то и тогда сопротивление всех космических энергий парализует мою молитву. И так без конца.

Истинная молитва к Богу истинному есть общение с Духом Божиим, Который молится в нас; Он дает нам знать Бога; Он возводит дух наш в состояние созерцания вечности. Как сходящая Свыше благодать, молитвенный акт превышает наше земное естество, в силу чего ему противится тленное тело, неспособное к восходу в сферу духа; противится интеллект, бессильный вместить беспредельность, колеблемый сомнениями, отталкивающийся от всего, что превосходит его разумение. Молитве сопротивляется социальная среда, в которой мы живем, которая организовывает свою жизнь с иными целями, диаметрально противоположными молитве. Молитву не терпят неприязненные духи. Но только она, молитва, возрождает тварный мир из его падения, преодолевая его косность и инерцию великим напряжением духа нашего в следовании заветам Христа.

Труден подвиг за молитву: меняются состояния нашего духа: иногда молитва течет в нас, как могучая река, иногда же сердце становится иссохшим. Но пусть всякое снижение молитвенной силы будет возможно кратким. Молиться — нередко значит высказать Богу наше бедственное положение: бессилие, уныние, сомнения, страхи, тоску, отчаяние, — словом, все, что связано с условиями нашего существования. Высказать, не изыскивая изящных выражений и даже логической последовательности… Часто сей способ обращения к Богу явится началом молитвы–беседы.

Иногда мы будем в волнах Божией любви, которую по наивности поймем односторонне, как нашу любовь к Нему. Со мною так бывало: я не дерзал думать, что беспредельно великий Творец всего может Своим вниманием остановиться на мне, ничтожном и гадком. И я говорил: “О, если бы было возможно, чтобы Ты любил меня так — как я люблю Тебя… Видишь ли Ты, как сердце мое жаждет Тебя день и ночь? Склонись ко мне; яви мне Твое Лицо; сделай меня таким, каким Ты хочешь видеть созданных Тобою; таким, какого Ты, Всесвятой, сможешь принять и любить…”. Я не знал, что говорю (Лк. 9: 33); я не смел подумать, что это Он Сам молится во мне.

Созерцать святость и смирение Бога — поражает душу, и она с великим благоговением внутренне поклоняется Ему в любви. Такая молитва переходит иногда в видение несозданного Света.

Чтобы мы познавали исходящие от Бога дары, Он, после посещения, оставляет нас на время. Странное впечатление производит богооставленность. В молодости я был живописцем (боюсь, что и до сих пор он не совсем умер во мне). Этот естественный дар пребывал внутри меня. Я мог утомляться, не иметь сил на работу, не быть вдохновленным; но я знал, что дар сей есть моя натура. Когда же Бог покидает, тогда ощущается некий провал в самом бытии; и не знает душа — возвратится ли когда‑нибудь Ушедший. Он — иной по природе Своей; Он скрылся, и я остался пуст; и пустоту эту страшную переживаю, как смерть. С Его приходом мне было явлено нечто прекрасное, милое сердцу, превосходящее мое самое дерзновенное воображение. И вот, я снова в том состоянии, которое раньше казалось мне нормальным, удовлетворительным, а теперь оно ужасает меня: представляется слишком животным–скотоподобным… Я был введен в дом великого Царя; я знал, что я родственник Ему, но вот опять я не больше, чем бездомный скиталец.

Чрез смену состояний познаем мы различие природных даров от тех, что нисходят как благоволение Свыше. Чрез покаянную молитву я удостоился первого посещения, чрез молитву же, но более горячую, я надеюсь возвратить Его. И действительно: Он приходит. Часто, и даже обычно Он меняет образ Своего прихода. Так я непрестанно обогащаюсь познаниями в плане Духа: то в страдании, то в радости, но я расту. Увеличивается моя способность пребывать в прежде неведомой сфере более длительные сроки.