Эрнест Ренан - Евангелия и второе поколение христианства

Вопрос о том, действительно ли послание Климента Римского написано им самим, имеет весьма малое значение, так как оно является коллективным произведением римской церкви, и вопрос сводится к тому, кто водил пером в данном случае. Совсем другое дело послания, приписываемые св. Игнатию. Послания, составляющие сборник, - или подлинные, или произведения подделывателя. Во втором случае они сфабрикованы по меньшей мере через шестьдесят лет после смерти Игнатия, а за эти шестьдесят лет произошли такие перемены, что документальное значение этого сборника совершенно меняется. Так что невозможно приниматься за историю происхождения христианства, не составив предварительно того или другого взгляда на эти документы.

Вопрос о посланиях св. Игнатия самый трудный, после вопроса о Иоаннических произведениях, из всех вопросов, касающихся первоначальной христианской литературы. Некоторые из наиболее поразительных мест одного из писем, составляющих часть этой переписки, известны и цитируются с конца II столетия. К тому же мы имеем свидетельство человека, которого с удивлением видят ссылающимся на предметы церковной истории, а именно Lucien de Samosate. Остроумный рисунок нравов, названный этим увлекательным писателем "смертью Перегрина", заключает в себе почти очевидные намеки на триумфальное путешествие пленного Игнатия и на его послания, обращенные к церквям. Это серьезное указание на подлинность посланий, о которых мы теперь говорим. С другой стороны, стремление предполагать существование все возможных писаний было так распространено в христианском обществе, что необходимо быть весьма осторожным. Так как уже доказано, что нисколько не стеснялись приписывать и другие писания Петру, Павлу и Иоанну, то ничего нет предосудительного высказать предположение, что точно также поступали по отношению к лицам такого же высокого авторитета, как Игнатий и Поликарп. И только расследование документов дает возможность выразить то или другое мнение. Во всяком случае неоспоримо, что чтение посланий св. Игнатия вызывает серьезные сомнения и возражения, на которые до сих пор еще не ответили, как следует.

Обсуждение оспариваемых посланий такой личности, как св. Павел, из писаний которого мы, по свидетельству всех, имеем обширные отрывки несомненной подлинности, и биография которого нам довольно хорошо известна, имеет под собой почву. Начинают с неоспоримых текстов и из установленных рамок биографии и с этим сравнивают сомнительные писания, смотрят, в согласии ли они с данными, всеми принятыми, и в некоторых случаях, как например в посланиях к Титу и Тимофею, получается вполне удовлетворительное показание. Но мы ничего не знаем ни о личности Игнатия, ни о его жизни; а между всеми приписываемыми ему писаниями нет ни одного, которое не оспаривалось бы. У нас нет никакого солидного критерия для того, чтобы определить: принадлежит это ему или нет. Дело еще сильно усложняется тем, что текст его посланий непостоянен. Манускрипты греческие, латинские, сирийские, армянские одного и того же послания значительно отличаются один от другого. Эти послания в течение многих веков, кажется, специально вводили в искушение подделывателей и исказителей текстов. Ловушки и трудности встречаются на каждом шагу.

Не считая второстепенных вариантов и произведений явно поддельных, мы имеем два сборника, неодинаковых размеров, посланий, приписываемых Игнатию. Один состоит из семи писем, обращенных к ефесянам, магнезиянам, траллесцам, римлянам, филадельфийцам, смирниотам и Поликарпу. Другой состоит из тринадцати писем, т. е. Из 1) семи писем первого сборника, значительно увеличенных; 2) четырех новых писем Игнатия к тарсианам, филиппийцам, антиохийцам, Герону; 3) письма Марии Кастабальской к Игнатию и ответного письма Игнатия к ней. Между этими двумя сборниками нельзя колебаться. Критики, начиная с Usserius, почти все согласны между собой в предпочтении сборника семи писем сборнику тринадцати. Нет никакого сомнения, что лишние письма в большом сборнике подлинные. Что же касается семи писем, находящихся в обоих сборниках, то их правильный текст над искать в малом сборнике. Многие частности в тексте большой коллекции ясно указывают руку интерполятора, что, однако, не мешает этой коллекции иметь большое критическое значение для составления текста, так как, по-видимому, интерполятор имел в своих руках прекрасный манускрипт, указания которого часто предпочтительнее имеющихся неинтерполированных манускриптов.

Находится ли, по крайней мере, сборник из семи писем вне сомнений? Он далек от этого. Первые сомнения высказала великая школа французской критики в XVII столетии. Сумер, Блондель высказали весьма серьезные возражения по поводу некоторых мест в коллекции семи писем. Даллье в 1666 году опубликовал замечательную диссертацию, в которой он отвергал весь сборник целиком. Несмотря на горячие возражения Пирсона, епископа Честерского, и сопротивление Котелье, большинство независимых умов - Ларок, Банаж, Казимир Узен присоединились к мнению Даллье. Школа, которая в наше время в Германии научно применила критику в истории происхождения христианства, пошла по тем же имеющим двухсотлетнюю древность следам. Неандр и Геслер остановились в сомнении; Христиан Бауер решительно отрицал все, ни одного послания он не помиловал. Этот великий критик не удовольствовался отрицанием, он объяснял. Он считал семь игнатьевских посланий подделкой II-го столетия, произведенной в Риме с целью дать основу все возрастающему с каждым днем авторитету епископата. Швеглер, Гилгенфельд, Воше, Фолкмар и позднее Шолтен, Перлейдерер с небольшим различием. Между тем многие знающие богословы, Ульхорн, Гефеле, Дрессель, продолжали искать в сборнике из семи посланий подлинные места, и даже отстаивать подлинность всего сборника. Одно время казалось, что важное открытие в 1840 году разрешит вопрос в эклектическом смысле и даст орудие в руки тех, которые пытаются произвести трудную операцию отделения в этих малохарактерных текстах истинного от искаженного.

Между сокровищами, приобретенными британским музеем из монастыря в Нитрии, Кюртон нашел три сирийских манускрипта; во всех трех манускриптах заключалось одно и то же собрание игнатьевских посланий, но в значительно более сокращенном виде, чем в обоих греческих сборниках.

В этих манускриптах имелись только три послания, - к эфесянам, к римлянам и к Поликарпу, и все три были короче греческого текста. Совершенно естественно явилась мысль, что, наконец, имеется подлинный текст Игнатия, более древний, чем интерполированные. Фразы, цитируемые Иринеем и Оригеном, как принадлежащие Игнатию, находились в этом сирийском варианте. Надеялись доказать, что подозрительные места там не находились. Бунзен, Ричль, Вейсс, Липсус потратили много энергии, чтобы поддержать эту мысль. Г-н Эвальд хотел навязать ее надменным тоном; но были выдвинуты весьма сильные возражения. Бауэр, Вордсворт, Гефеле, Ульхорн, Меркс взялись доказать, что эта маленькая сирийская коллекция - далеко не первоначальный текст, что она представляет собой обрезанный, сокращенный текст. Правда, не было ясного указания, чем мог руководствоваться человек, сокращавший его. Но, разыскивая все признаки знакомства сирийцев с интересующими нас посланиями, пришли к заключению, что сирийцы не имели более подлинного, чем греческий текст игнатьевских посланий, но что им была известна коллекция из тринадцати посланий, которой и пользовался автор сокращенного текста, найденного Кюртоном.

Петерман много содействовал в этом разобрав армянский перевод разбираемых посланий. Этот перевод был сделан с сирийского; он также содержал тринадцать писем и заключал в себе все их наиболее слабые места. И в настоящее время почти все согласны в том, что к сирийскому тексту можно обращаться только как к варианту деталей в посланиях, приписываемых антиохийскому епископу.

Из вышесказанного видно, что у критиков существуют три различные взгляда на сборник из семи посланий, единственно заслуживающий обсуждения. Одно признают весь сборник апокрифическим, другие признают его почти подлинным [г-н Цан безуспешно поднял этот вопрос. Ignatus von Antiochien, Gotha, 1873]; некоторые стараются различить подлинные части сборника от апокрифических. Второе мнение нам представляется неосновательным. Не утверждая, что вся корреспонденция епископа антиохийского - апокриф, все-таки можно сказать, что стремление доказать подлинность всего сборника не более как безнадежная попытка.

И действительно, если исключить послание к римлянам, полное удивительной энергии, мрачного огня и проникнутое своеобразным характером оригинальности, остальные шесть посланий, кроме двух-трех мест, холодны, без оригинальности и безнадежно монотонны. В них ни одной из тех живых особенностей, которые кладут такую поразительную печать на послания св. Павла и даже на послания св. Иакова и Климента Римского. Это туманные обращения, не имеющие связи с личностями тех, к которым они обращены; и в них все время господствует предвзятая идея об усилении епископской власти и превращения церкви в единую иерархию.