М.Ю.Бакулин - Я – Божья, я – Божья

После того, как отец Тихон не разрешил ей в рай летать по ночам, она сказала, что теперь можно голову просветить, а до этого там был Ангел. Повели ее на анализы. Смотрели на трех различных аппаратах, анализировали и ничего не нашли: ни шизофрении, словно даже и легкого испуга не было в недавнем времени. Сказали, что амнезии быть не должно, девочка здорова. Еще ее обследовали психолог, психиатр и определили интеллект пятилетнего ребенка. Когда психолог задала задачку о магнитофонах, решать отказалась: «Плохо. Давай про карандашики». А когда задали вопрос, чем похожи вино и пиво, она возмутилась и строго говорит: «Нехорошо такие вопросы ребенку задавать». Психиатр констатировала: «Психических заболеваний нет» (все анализы и обследования записаны в ее медицинской карте).

Конечно, врачам о нападении мы не говорили. Сказали, что были судороги. Иначе могли обвинить церковь, что, мол, довели ребенка. Хотя особого рвения к молитве у нее до этого не наблюдалось. Была, как все. Иногда уклонялась даже от вечерних молитв, в храм не хотела идти, пост нарушала, была болтлива, капризна, часто не слушалась. С младшим братом дралась, старшего могла и обозвать. Но была ласкова, любила животных, отзывчива на чужие боли и горести. То есть обычный ребенок, каких я видела сотни, работая в школе учительницей более 40 лет. Теперь я смотрела на нее и видела, что Господь сотворил чудо. Ее поведение соответствовало всем заповедям евангельским. Причем даже глазами и ушами не согрешала, чуть чего она их просто закрывала.

Стали мы выяснять, какая у нее есть одежда, что она будет носить. От всего отворачивалась. От праздничного платья из коллекции «Барби» шарахнулась со страхом, а еще несколько дней назад была в нем на вечере по окончанию 5 класса. Но это было до ее перерождения. Итак, выяснилось, что ничего она не наденет, кроме моей длинной юбки и кофточки с длинными рукавами.

Интересно еще и то, что она чувствовала, чья это одежда. Раньше у нее были футболки и обувь, подаренные девочкой из состоятельной семьи. Я их перестирала, раньше она их носила с удовольствием, а теперь сказала: «Плохой человек носил». А когда девочки пришли ее проведать, она потом сказала, что приходила та, которая отдала футболки. Спрашиваю, чем же она плоха. А Таня говорит, что дома у них плохо и «грязи» (так звала деньги) плохие.

Про братьев сказала, что Петр много нагрешит против Бога, потом будет монахом и будет всю жизнь замаливать свои грехи; а Иоанн, если сразу отдать в Духовную школу, будет праведным, иеромонахом, и будет отмаливать род.

Физическое ее состояние зависело от нашего поведения. Например, мать с отцом сидят и разговаривают об одной женщине с работы. По нашему разумению, они ее не осуждали, а просто вроде говорят о ней. А Таня упала, дыхание ее прервалось, только крикнула: «Дайте икону!» Петр мигом принес ей икону Божией Матери. Она ею лицо закрыла и, полежав немного, сказала, что жить ей здесь оставалось несколько секунд и что ее опять спасла Богородица во славу Божию. А почему так с ней, она не говорила. Мать сама догадалась, очень уж привычен грех осуждения.

Потом Петр согрешил ропотом на отца. Какими выражениями, он нам не сказал. А у Тани отнялся язык. Она онемела и знаками показала, что Петр должен читать Канон покаянный Иисусу Христу. Петр на коленях начал читать, Таня рядом сидит и головой качает, у самой слезы в глазах. Он не кается. Тогда я ушла в другую комнату и тоже стала читать канон, помолившись перед этим. Половину прочла. Таня прибежала ко мне и шепотом, но словами говорит: «У вас получилось вместе. Господь меня простил». Вот так мы познавали силу греха.

Потом она запросилась в Дивеево к батюшке Серафиму. Сама попросила благословения у отца Тихона.

До своего перерождения она видела сон, что в лесу заблудилась, на нее напали двое мужчин, которые когда-то батюшку Серафима били, и он ее спас. Устыдил их, напомнив их покаяние. Привел ее в пустыньку, и она там ночевала. А утром батюшка вывел ее и, показав на восходящее солнце, сказал: «Иди к солнышку и дома будешь». Она пошла и нашла дорогу домой. Оказалось, что сон она помнила.

Когда стали собираться в поездку, обнаружили, что обуви у нее нет. Надо на рынок. А там она зажала лоб рукой и заплакала: «Вам хорошо, что не видите ничего. Здесь совсем нет ни одного Ангела, а бесы до облаков», и побежала. Я говорю: «Танечка, закрой глазки, я доведу тебя». А она мне: «Я же и с закрытыми глазами вижу». Так тогда с ней ничего и не купили.

И еще за эти дни два раза видела не глазами. На вокзале испугалась одного пьяного. Когда спросили, сказала, что он весь облеплен страшными бесами. А у других на плечах на одном Ангел, на другом бес. Мне говорит: «И у тебя, бабушка, сидит бес, и ты его слушаешь иногда, а Ангел в это время плачет. А у маменьки бес больше Ангела».

Видела какой-то свет над головами и говорила: «Папенька, когда ты сердишься, у тебя над головой вместо белого становится красное. А у маменьки мутно-коричневое, не прозрачное». Ей очень трудно было так жить. Потом таких видений у нее не стало совсем. И вот мы поехали в Дивеево. Было трудно, ее рвало от музыки в вагоне и в автобусах. Люди разные, и от некоторых у нее сразу температура повышалась. Но, слава Богу, наконец доехали. Только вышли из автобуса, Танюшка радостно воскликнула: «Как здесь хорошо. Вот бы все время здесь жить». Приложились к мощам, исповедовались, причастились, два раза соборовались, искупались в источниках Казанской иконы Божией Матери, батюшки Серафима. Прожили три дня (мать, брат Петр, Таня и я). После соборования Таня очень просилась вновь на Казанский источник, мы не соглашались, так как после соборования купаться не благословляют. Она настаивала со слезами. Мы повели ее хоть ноги обмыть. Пришли, а там батюшка, молодой иеромонах. Таня к нему: «Благословите, батюшка, искупаться, чтобы мне не во грех, я пособоровалась сегодня». Он спросил имя и был удивлен, что она Таня. Позднее он рассказал, что не хотел идти на источник, а ноги сами его принесли туда и это у него третья отроковица Таня в подобном состоянии. Батюшка принял большое участие в жизни Тани. Он дал нам адрес своей духовной дочери, у которой свой дом в Дивеево, и пригласил приезжать. Прошел с Таней по Царицыной канавке с молитвой сразу за игуменьей Сергией с монахинями. Таня была очень счастлива.

Встретились мы и с игуменьей Сергией. Она очень заинтересовалась и сказала, чтобы Таня приехала к ним в 16 лет, а пока ей надо чаще ходить в храм и бывать на службах. У нас заранее были взяты билеты в Москву, в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. И мы поехали далее, но чем дальше от Дивеева, тем Танюшке становилось хуже и хуже, у нее заболели ножки.

Утром на вокзале в Москве стало еще хуже, но мы все же поехали в Лавру. А там у нее совсем ноги отнялись. Приложились к мощам преподобного Сергия и побывали на отчитке у отца Германа. У Тани сильные боли в ногах, она не давала до них дотронуться. А отцу Герману помогала молиться, петь и была радостной (хотя вокруг было много бесноватых, крики и т. д.). После, подходя ко кресту, мы спросили у батюшки Германа, что нам делать, у девочки ножки отнялись. Он сказал: «Кайтесь, за грехи рода вашего страдает ребенок». Мы снова: «А что теперь-то делать, ведь мучаемся!» Он говорит: «Кайтесь вы, что я-то могу?» Вокруг Тани всегда находился кто-нибудь, кто ей помогал. И здесь ее вынесли на руках и до электрички довезли. Подъезжаем к Москве и вновь не знаем, как ее нести. Ноги трогать не дает, ступать не может. И тут подошел какой-то юноша, красивый, волосы длинные, каштановые, в светлой одежде. В нашем вагоне его не было. Предложил помочь. Таня обвила ручонками его шею и даже не чувствовала боли. Он как пушинку донес ее до медпункта. На вопрос, не надо ли что за помощь, сказал: «Пусть помолится за Георгия» и быстро ушел. Я выскочила следом спросить, во здравие или за упокой молиться, но его уже не было. До сих пор Таня утверждает, что он весь светился и это был ее Ангел-хранитель.

В медпункте ей не могли. Медсестра там оказалась верующая, у нее на столе икона Божией Матери стояла, она сказала, что это не физическая болезнь, и дала ей валерьянки. Боль чуть утихла. Мы ее на тележке для багажа перевезли к вагону и поехали в Тюмень, не побывав больше нигде. В поезде Таня очень мучилась.

Но чем она отличалась от себя прежней в болезни? Теперь она не жаловалась, не стонала. Но лицо и поза были такие измученные. Ноги болят до поясницы так, что тронуть больно. На руках нужно нести в туалет, сидеть не может, даже пальчиком не пошевелить. Когда уснет, сразу разгибает и сгибает ноги свободно, а проснется и снова не может. Вспоминать ничего не вспоминает, а заново учится всему. А мы учимся у нее.

Мать очень захотела сушеной рыбы и купила. Таня увидела, заплакала: «Убили, высушили, съесть хотят. Нельзя, она живая должна быть». Укутала рыбку в платочек и баюкает. Мать злится, страсть мучает. Вдруг Танюшка быстро заснула. Спала минутку. И сразу подает рыбу матери: «Ангел сказал, чтобы ты съела, а то больше нагрешишь». Мать уже хотела голову рыбке открутить, но увидела взгляд Тани и бросила рыбу: «Не хочу и не могу ее есть». А Танюшка свое: «Кто-то должен ее теперь съесть или в землю зарыть». Отдали соседке.