Григорий Двоеслов - Диалоги. Собеседования о жизни Италийских отцов и о бессмертии души

6. Григорий. Я вовсе не слышал, чтобы он был чьим-либо учеником, но надобно знать, что дары благодати Святого Духа иногда и необыкновенным порядком сообщаются людям. По обыкновенному порядку следовало бы так, что тот не может быть начальником, кто не учился повиноваться, и повиновения внушить подчиненным не может тот, кто сам не умеет повиноваться высшим. Но есть люди, которые получают такое внут реннее просвещение от Святого Духа, что хотя они и не пользуются внешним человеческим руководством, но зато постоянно присущ их духу внутренний наставник – Дух Святой. Только люди нетвердые в добродетели не должны брать себе за образец этой высшей обыкновенных законов жизни святых мужей, потому что в противном случае кто-нибудь легко может возомнить о себе, что и он исполнен Духа Святого, станет пренебрегать человеческим наставлением и впадет таким образом в заблуждение. Впрочем, душа, исполненная Духа Святого, имеет в себе самые очевидные признаки этого преимущества, именно: высокую добродетель, соединенную со смирением, так что если сими качествами в совершенстве обладает душа, то это и служит очевиднейшим доказательством присутствия в ней Духа Святого.

7. Так, например, в Священном Писании не говорится, чтобы св. Иоанн Креститель имел у себя учителя, даже и Христос – самая Истина, во время видимого пребывания на земле наставлявший апостолов, видимым образом не присоединил Иоанна к лику учеников Своих; но кого Он учил внутренним образом, того внешним образом оставлял жить как бы по своей воле. Так и Моисей был руководим в пустыне Ангелом (Исх. 23, 20), а не человеком. Но все это для людей, не утвердившихся еще в добродетели, должно быть, как я сказал, предметом не подражания, а почитания.

8. Петр. Довольно. Но прошу, скажи теперь: не оставил ли этот святой отец Гонорат по себе какого-либо последователя из числа своих учеников?

1. Григорий. Во время Тотилы, готского царя[7], в том же монастыре был экономом муж благочестивый, именем Либертин. Он жил и воспитывался под руководством отца Гонората. Много ходило в народе достоверных рассказов о его великих добродетелях, но мне особенно часто и много говорил о нем прежде упомянутый благочестивый Лаврентий, который и теперь еще жив, и в то время был очень близок к отцу Либертину. Постараюсь теперь передать тебе вкратце, что запомнил из этих разговоров.

2. Однажды благочестивый Либертин по должности эконома отправился по нуждам монастырским куда-то в путь чрез выше упомянутую Самнийскую область. В то же время и по той же дороге проходил с войском Дардан, один из готских предводителей. Вои ны его напали на человека Божия, повергли его на землю и завладели его конем. Благодушно перенесши эту потерю, святой отдал грабителям и самый бич, сказав: «Возьмите и это, чтобы было вам, чем подгонять моего коня». Сказав это, святой начал молиться. Между тем войско Дардана отправилось далее и вскоре достигло реки Вултурны. Чтобы переправиться чрез нее, всадники начали бить копьями и подгонять своих коней; но как ни били, как ни мучили коней, они упорно оставались на одном месте; казалось, им так же страшно было прикоснуться к воде, как бы броситься с самого крутого утеса.

3. Когда, таким образом, долго промучив коней, утомились и сами всадники, один из них сказал: «За то мы терпим такое несчастие, что на пути оскорбили человека Божия». Тотчас некоторые из них возвратились и нашли Либертина на том же месте в молитвенном положении. «Вставай, – сказали они ему, – и возьми своего коня». – «Идите с Богом, – отвечал святой, – мне не нужен конь». Тогда всадники сами сошли с коней, насильно посадили Либертина на его коня и немедленно отправились назад. По прибытии на место кони их с такою стремительностью переплыли реку, по которой не могли дотоле плыть, как будто на том месте вовсе не было воды. Таким образом, по устроению Божию, как скоро святому был возвращен конь, кони стали повиноваться и всадникам.

4. Около того же времени по области Кампанской проходило франкское войско под предводительством Буцеллина. Общий был слух, что монастырь, управляемый Гоноратом, владел большими сокровищами. Свирепые франки, ворвавшись в храм, стали искать там и звать эконома Либертина, а он в это время молился, распростершись на земле. И – чудное дело – сколько ни искали франки Либертина, сколько ни бесились, не могли его увидеть, хотя часто даже ногами своими касались его тела. Таким образом, обманутые своею слепотою, они должны были удалиться из монастыря ни с чем.

5. В другое время Либертин получил от настоятеля (уже преемника учителя Либертинова – Гонората) приказание отправиться по нуждам монастырским в Равенну. По любви к святому Гонорату Либертин имел обыкновение, куда бы ни пришлось ему отправляться, брать с собою его обувь. Когда таким образом он ехал, попалась ему навстречу женщина, несшая на руках своих тело умершего сына. Увидев человека Божия, она остановила за узду коня Либертинова и с клятвою сказала святому: «Ты не уйдешь отселе, пока не воскресишь моего сына».

6. Либертин, понимая сколь необыкновенного чуда от него требуют, ужаснулся, слыша просьбу, соединенную с заклятием. Он покушался удалить от себя женщину, но, будучи не в силах этого сделать, оставался в нерешительности. Надобно представить себе, какая сильная борьба происходила в это время в его душе. Собственное смирение боролось в нем с состраданием к несчастной матери, страх приступить к совершению необыкновенного чуда – с скорбным чувством отказать осиротевшей женщине в помощи. Наконец, к величайшей славе Божией, сострадание препобедило твердую добродетель смирения, твердую по тому самому, что была побеждена состраданием, ибо нельзя назвать твердою ту добродетель, которая остается непреклонною при виде страданий других. Итак, святой сошел со своего коня, преклонил колена – и, после молитвенного воздеяния рук к небу, вынув обувь св. Гонората, возложил ее на грудь умершему отроку. По молитве святого мужа душа возвратилась к умершему. Обняв ожившего, он передал его плакавшей матери и продолжал свой путь.

7. Петр. Что же, скажи мне, отче: сила ли добродетелей святого Гонората произвела такое чудо или молитва святого Либертина?

Григорий. Для совершения столь необыкновенного чуда соединились вкупе вера жены и сила добродетелей обоих святых; и я думаю, что Либертин потому мог совершить сие чудо, что более полагался на силу добродетелей своего наставника, чем на силу своих собственных. Ибо он веровал, что душа того, чья обувь полагалась на грудь умершему, услышит его молитву. Подобно тому как и Елисей не мог одним повержением милоти своего учителя, которую носил с собою, разделить на обе стороны воды Иордана, когда приблизился к этой реке. Но как скоро он произнес: где Господь, Бог Илии, – Он Самый? (4 Цар. 2, 14) – и поверг милоть Илиину в реку, вода расступилась и открыла ему свободный путь. Видишь ли, возлюбленный Петр, какую силу при совершении чудес имеет смирение? Тогда возмог он обнаружить силу, подобную той, какою обладал наставник, когда призвал его имя и сделал он то же, что наставник, потому что подражал его смирению.

8. Петр. Приятно мне слушать тебя, всечестный отче! Скажи, пожалуйста, не знаешь ли и еще чего-нибудь подобного о сем муже для нашего назидания?

Григорий. Да, знаю, но только для того, кто желает подражать. Ибо я считаю добродетель смирения выше всяких знамений и чудес. Вот что случилось: однажды настоятель, заступивший по смерти Гонората его место в управлении монастырем, до такой степени разгневался на добродетельного Либертина, что готов был ударить его. И как он не мог найти для этого палки, то, схватив подножную скамейку, так сильно избил Либертина, что вся его голова и лицо покрылись опухолями и синими пятнами. Претерпев эти страшные побои, Либертин спокойно удалился в свою келию.

9. Вскоре открылась необходимость Либертину отправиться куда-то по нуждам монастыря. Итак, совершив утреннее правило, он идет в келию настоятеля, чтобы смиренно испросить у него молитв и благословения. Настоятель, зная, с каким уважением и любовью все взирали на Либертина после нанесенной ему несправедливой обиды, и думая, что он хочет удалиться совсем из монастыря, обратился к Либертину с вопросом: «Куда же ты собрался идти?» – «Ради не терпящих отлагательства нужд монастырских, отче, – отвечал Либертин, – я еще вчера обещал быть ныне в таком-то месте и хочу теперь отправиться туда».

10. Тогда настоятель, сознавая в глубине души, с одной стороны, как сурово и жестоко он поступил с Либертином, с другой – как обиженный был кроток и смирен, вышел из своей келии, повергся к стопам Либертина и признался, что он тяжко виновен и грешен, дерзнув нанести жестокое оскорбление столь добродетельному мужу. Либертин, с своей стороны, также повергся на землю и, припадая к ногам настоятеля, уверял, что причина нанесенного им оскорбления заключалась не в раздражительности настоятеля, а в его, Либертиновой, вине. После этого происшествия настоятель сделался чрезвычайно кротким в обращении, и, таким образом, смирение ученика вразумило самого учителя.