Пол Брэнд - Ты дивно устроил внутренности мои

Эта аналогия значит для меня еще больше: рука или нога, или ухо не способны существовать отдельно от тела — клетка способна. Она может либо служить телу, как его верноподданный гражданин, либо жить отщепенцем. Некоторые клетки выбирают следующее: они живут в организме и пользуются его благами, но при этом не приносят ему никакой пользы. Я говорю о паразитах и о раковых клетках.

Ученый, собирающий коллекции образцов и составляющий каталоги, и ребенок, бредущий босиком по лесу, — они оба в равной степени исполнены трепетного благоговения перед огромным разнообразием существ, населяющих нашу планету. Ребенок удивляется ярко раскрашенной бабочке, гоняется за молниеносно ускользающей стрекозой с крылышками–парусами. Он громко визжит при неожиданном появлении жука–свистуна, нежно ласкает детеныша кролика. Ученый же старается заглянуть в суть явлений. Он приносит из леса горсть грунта и начинает свое исследование. В этом состоящем из земли и глины кусочке вселенной, который мы бездумно давим ногами, ученый может насчитать 1356 живых существ, из них: 865 клещей, 265 ногохвостов, 22 многоножки, 19 взрослых жуков и огромное количество представителей 12 других видов[4]. А без электронного микроскопа и огромного терпения он не смог бы узнать о существовании еще двух миллиардов бактерий и миллионов грибков и водорослей.

Ученый занимается исследованиями в своей лаборатории: он начинает с нашей подружки амебы и работает, работает, составляя классификацию от низших существ к высшим. Что означает этот термин «низшие»? Как можно, выйдя на прогулку, давить ногами миллионы живых существ и, возвратившись домой, не чувствовать себя виноватым? Убежденный вегетарианец, в весенний период пьющий одну сырую воду, проглатывает уйму живых созданий — животных, между прочим! — и его не передергивает. Почему мы сильно переживаем при виде крови на лапке уличного кота, но даже не замечаем миллиардов крошечных живых существ, раздавленных бульдозером при строительстве дороги?

В нашем «табеле о рангах» значимость органа зависит от его специализации: процесс жизнедеятельности строится на том, что клетки делят между собой обязанности — каждая группа клеток имеет узкую специализацию. Более значимым для нас является кот — высшее животное, состоящее из работающих сообща низших клеток. Амеба на моем стеклышке под микроскопом — это животное, находящееся в самом низу зоологической иерархической лестницы. Она передвигается, увы, всего лишь на сантиметр в день. Она может провести всю свою жизнь на консервной банке или на старой автомобильной шине. В отличие от некоторой части людей, амеба не путешествует по Европе, не ездит на отдых в Турцию, не забирается на Эйфелеву башню. Для этого нужны специальные мышечные клетки — огромное количество мышечных клеток, стоящих тесными рядами, как созревшие колосья пшеницы. Самые низшие существа копошатся в верхнем слое почвы. Высшие создания живут снаружи: одни бегают и прыгают по поверхности, другие летают по небу, третьи плавают по воде и ныряют. У всех свои обязанности.

Давайте посмотрим, как устроен орган зрения. У амебы есть четкий визуальный стимул: она движется на свет, и больше ей ничего не надо. Распределение обязанностей дает возможность человеку находиться с верхней стороны микроскопа, рассматривая все тонкости устройства бесчувственной амебы, а ей — с нижней. Амеба имеет всего одну клетку. Внутри моего глаза, уставившегося на амебу, 107 000 000 клеток. Семь миллионов из них — это колбочки, каждая из которых, при попадании на нее всего нескольких фотонов, способна передавать сигнал в мозг.

Колбочки позволяют воспринимать цвета во всем их многообразии; благодаря им я могу различать тысячи оттенков цвета. Сотни миллионов других клеток — палочки, которые позволяют видеть при слабом освещении. Когда работают только палочки, я не могу различать цвета (как в лунную ночь, когда все предметы кажутся серого оттенка), но могу воспринимать большой диапазон света. Благодаря им я очень хорошо ориентируюсь в темноте.

Между амебой и моими глазами существует колоссальная пропасть распределения обязанностей. Есть такое животное — морской рачок. У него всего один принимающий зрительный рецептор — клеточка–колбочка, прикрепленная к мышечным волокнам. Она сканирует изображение подобно движущейся телекамере. И хотя рачок может принимать только одно световое изображение в единицу времени, его мозг способен объединять все полученные образы — получается достоверное изображение окружающей обстановки.

Мозг человека получает миллионы одновременных отчетов от глазных клеток. Если присутствует та длина волны, на которую они рассчитаны, то каждая палочка или колбочка посылает электрический сигнал в мозг. А мозг уже принимает полный комплект всех положительных и отрицательных сигналов от палочек и колбочек. Затем он сортирует сигналы и располагает таким образом, что я получаю изображение амебы, лежащей на стеклышке под моим микроскопом. По сравнению со свободой и независимостью одноклеточной амебы однообразное зависимое существование моих палочек и колбочек — настоящая скука. Но кто из нас, не задумываясь, поменяется органами зрения с амебой?

При распределении обязанностей отдельная клетка должна обладать лишь одной–двумя способностями, но обладать ими в совершенстве. Глазные палочки и колбочки неподвижны, а амеба способна осуществлять различные движения. Но человеческая клетка может добиться, хотя и с некоторыми ограничениями, гораздо «большего». Ее достижения более существенны. Всего одна палочка может передать такую волну света, которая даст мне полное представление о радуге, об огромной рыбине, вдруг показавшейся из воды, о едва уловимом изменении выражения лица моего близкого друга. Она может даже спасти меня от опасности, послав немедленное сообщение в мой мозг: одна из опор моста рухнула прямо перед колесами моей машины.

В обмен на самопожертвование отдельная клеточка может наслаждаться тем, что я называю «исступленным восторгом принадлежности к обществу». Ни один ученый пока еще не смог определить, как чувство безопасности или удовольствия передается клеткам тела. Но каждая клеточка наверняка участвует в наших эмоциональных реакциях. Гормоны и энзимы буквально купаются в наших эмоциях. Они получают второе дыхание, каждый их «мускул» трепещет. Если вы станете искать в человеческом теле нерв удовольствия, вы разочаруетесь — его не существует. Есть нервы, чувствующие боль и холод, жару и прикосновение; а вот нерва, дающего ощущение удовольствия, не бывает. Удовольствие возникает как общий результат взаимодействия множества клеток.

А что такое сексуальное удовольствие? Даже и это не настолько конкретно и привязано к определенному месту, насколько вам может показаться. Эрогенные зоны не снабжены специальными нервами удовольствия. Сконцентрированные в них клетки чувствуют прикосновение и боль так же, как остальные. Помимо стимуляции прикосновениями кожи к коже секс состоит из удовлетворения потребности и из чувственного удовольствия, а также из связанных с ним воспоминаний и, может быть, из слуховых стимуляторов в виде негромкой музыки. Мы также привносим в секс свое сложное чувство любви и влечения, которое испытываем друг к другу в этот момент. На более глубоком, клеточном уровне содержится побуждение передавать жизнь от поколения к поколению, обеспечивать выживание — это то, что запрограммировано в каждой клеточке. Все эти факторы вместе и обеспечивают сексуальное удовольствие.

Я лично испытываю огромное наслаждение от другого получаемого человеком удовольствия: от музыки, исполняемой симфоническим оркестром. Когда я слушаю музыку, основной источник того, что называется удовольствием, расположен внутри моего уха. Именно ухо может воспринимать очень слабые звуковые волны, едва ощутимо воздействующие на барабанные перепонки. Длина этих волн составляет одну миллиардную часть сантиметра (это равно одной десятой диаметра атома водорода). Такая вибрация передается в мое внутреннее ухо тремя косточками, известными под названиями молоточек, наковальня и стремечко. Когда на пианино берется нота СИ, частота звука, получаемого при ударе по клавише такова, что молоточек моего внутреннего уха ударяет по наковальне 256 раз в секунду. А потом отдельные реснички, подобные палочкам и колбочкам глаза, передают специфические звуковые образы в мой мозг. Мозг объединяет эти образы с другими факторами: насколько сильно я люблю классическую музыку, насколько хорошо я знаком с исполняемым произведением, каково состояние моего пищеварения, кто из моих друзей сейчас со мной, — в зависимости от этого и предлагается комбинация импульсов, т.е. тип моего удовольствия.