Дмитрий Щедровицкий - Беседы о Книге Иова

В чем именно обвинил его Бог, что такое он совершил в прежних своих существованиях, от нас Писание утаивает. Одно несомненно: что Иов уже был рожден до того, как обрел бытие в теперешней своей жизни, и что в том, давнем, своем существовании он «доходил до пределов тьмы», т. е. совершал тяжкие грехи, в наказание за которые теперь на него обрушилась справедливая кара. Вспомним утверждение Софара: если бы Иов знал, что вдвое больше должен был бы понести и что Бог некую часть его беззаконий предал забвению, то он бы молчал (Иов. 11, 6). Но истина слов Софара прояснилась только в свете личного откровения, полученного Иовом, а именно – того воспоминания о прежних существованиях, которое ранее было ему недоступно. Представим себе человека, который вдруг (например, вследствие болезни) забыл, как его зовут, кто он такой. Приходят родители, жена, дети, друзья – он никого не узнает. Ему приходится даже заново изучать родной язык. Но вот к такому человеку, по милости Божьей, возвращается память – и для него вдруг всё вокруг озаряется светом. Люди, которых он, по его прежним уверениям, «видел впервые», – это, оказывается, его мать, братья, родные. Подобное произошло и с Иовом.

Так исполнилось некое неосознанное предвидение, высказанное Иовом в начале его страданий:

... Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь туда. (Иов. 1, 21)

Как мы уже говорили, слова «туда» нет в Синодальном переводе, однако в оригинале оно стоит: именно ??? <шама?> – «туда», т. е. в утробу матери, возвратится Иов после кончины, т. е. – родится вновь! И если ранее Иов уже употреблял эту поговорку, бытовавшую на Древнем Востоке и говорившую о многократности воплощений души, то лишь теперь он получил достовернейшее подтверждение ее истинности!

Надо отметить, однако, что среди высказываний Иова есть и такие, которые, по уверениям некоторых комментаторов, свидетельствуют об отсутствии у него веры в жизнь души после смерти тела. Например, ему принадлежит следующий монолог:

Теперь бы лежал я и почивал; спал бы, и мне было бы покойно С царями и советниками земли, которые застраивали для себя пустыни,

Или с князьями, у которых было золото и которые наполняли дома свои серебром.

<...>

Там беззаконные перестают наводить страх, и там отдыхают истощившиеся в силах.

Там узники вместе наслаждаются покоем и не слышат криков приставника.

Малый и великий там равны, и раб свободен от господина своего. (Иов. 3, 13-19)

При поверхностном чтении может показаться, что здесь начисто отрицается сознательное существование духа после земной кончины. Однако, вдумываясь в сказанное Иовом, мы всё более уверяемся, что речь идет об «отдохновении» души после смерти перед ее дальнейшими испытаниями на Божьем суде, о том умиротворенном состоянии, которое даруется ей на некоторый срок непосредственно после отделения от тела. Ведь ощущение «покоя» (ст. 13), подобное безмятежности, переживаемой во сне, не свойственно действительно мертвому, лишенному всякого сознания и всяких чувств. Тем более не свойственно «окончательно умершему» ощущать соприсутствие с собой, в своем новом «состоянии» кого-либо еще; здесь же в качестве таких «соприсутствующих» перечислены «цари и советники... князья» (ст. 14-15; вспомним, что и сам Иов был правителем, а, согласно духовному закону о «соединении по подобию», властители встречаются после смерти с другими властителями – ср.: Ис. 14, 4 и 9-10; Иез. 32, 28-31).

Помимо сказанного, обратим особое внимание на описанные здесь состояния тех, кто окончил свою земную жизнь: они «отдыхают» (ст. 17), «наслаждаются покоем» (ст. 18), ощущают свободу от порабощения (ст. 19). В стихе 22 об умерших даже сказано, что они «обрадовались. до восторга, восхитились. что нашли гроб» («нашли» – в прошедшем времени, т. е. уже умерли, и пребывают после этого в состоянии радости). Можно ли хотя бы предположить, что вся описанная здесь и выше гамма чувств и переживаний может быть свойственна «окончательно умершему» существу?!.

Рассмотрим теперь следующий стих:

И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? ибо, вот, я лягу в прахе; завтра поищешь меня – и меня нет. (Иов. 7, 21)

Если вдуматься, становится ясным, что тут говорится о том, что после смерти нельзя будет обнаружить Иова именно на земле: его тело «станет прахом»; о последующей же судьбе души здесь ничего не сказано.

Можно остановиться и на следующих стихах:

Не малы ли дни мои? Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободрился,

Прежде, нежели отойду, – и уже не возвращусь, – в страну тьмы и сени смертной,

В страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма. (Иов. 10, 20-22)

Здесь Иов упоминает о «стране тьмы и сени смертной», т. е. об известном и из других библейских описаний Шеоле – «преисподней», которая, однако, везде изображается не как безмолвная могила, а именно как «царство мертвых» или «темница духов», т. е. место заключения душ, осознающих свою вину и искупающих ее пред Богом (см., например, Ис. 14, 9-11; Иез. 32, 21 и 31; I Петр. 3, 18-20). Почему же Иов говорит, что «уже не возвратится» из «страны мрака» (10, 21-22)? По-видимому, исходя из того, что Бог карает его якобы безо всякой вины в земной жизни, Иов заключает, что и в жизни послесмертной он тоже будет подвергнут «неправедному» наказанию – возможно, вечному. Однако это наказание, заключающееся в пребывании в полном мраке, он предпочитает мукам земным, сопряженным как с болью утрат, так и со страданиями физическими. Обратим также внимание на следующий факт: по мнению Иова, душа в «стране мрака» ощущает, что там «темно, как самая тьма», и, следовательно, страдает от отсутствия света; а ведь последнее было бы ей безразлично, если бы она полностью лишилась чувствительности.

Остановимся еще на следующем высказывании Иова:

... Так человек ляжет и не станет; до скончания неба он не пробудится и не воспрянет от сна своего.

О, если бы Ты в преисподней сокрыл меня и укрывал меня, пока пройдет гнев Твой, положил мне срок и потом вспомнил обо мне!

Когда умрет человек, то будет ли он опять жить? Во все дни определенного мне времени я ожидал бы, пока придет мне смена. (Иов. 14, 12-14)

Стих 12 свидетельствует о сомнении Иова в том, что человек возвратится к земному существованию «до скончания неба»; однако эти слова можно сравнить с его же высказыванием о «возвращении во чрево матери» (Иов. 1, 21), т. е. о перевоплощении души. О неуверенности Иова в данном вопросе, о его колебании свидетельствуют и полные сомнения слова:

Когда умрет человек, то будет ли он опять жить?.. (Иов. 14, 14)

А о вере (хотя и нетвердой) в возможность возвращения из преисподней говорит его пожелание:

О, если бы Ты в преисподней сокрыл меня и укрывал меня, пока пройдет гнев Твой, положил мне срок и потом вспомнил обо мне! (Иов. 14, 13)

Здесь определенно выражается надежда, что после временного наказания в Шеоле последует «выход» из этой загробной темницы и возврат к земной жизни. А соразмерность наказания такого рода земным преступлениям отражена в упоминаниях о «свитке», содержащем запись «беззакония», и о «покрытии вины» путем посмертной кары:

... В свитке было бы запечатано беззаконие мое, и Ты закрыл бы вину мою. (Иов. 14, 17)

О состоянии грешника после смерти Иов, однако, говорит и более определенно:

... Вода стирает камни; разлив ее смывает земную пыль: так и надежду человека Ты уничтожаешь.

Теснишь его до конца, и он уходит; изменяешь ему лицо и отсылаешь его.

В чести ли дети его – он не знает, унижены ли – он не замечает;

Но плоть его на нем болит, и душа его в нем страдает. (Иов. 14, 19-22)

Здесь явственно подчеркиваются два факта: с одной стороны, телесная смерть человека-грешника («надежду человека... Ты уничтожаешь... теснишь его до конца... отсылаешь его»); а с другой – сохранение им способности испытывать мучения в Шеоле, имеющие не только духовную природу, но и подобие физической:

... Но плоть его на нем болит, и душа его в нем страдает. (Иов. 14, 22)

– ср. в Евангелии о мучающихся в геенне, хотя и «бестелесных»: «И в аде, будучи в муках. возопив, сказал: .я мучаюсь в пламени сем» (Лук. 16, 23-24); также следующее: «... где червь их не умирает и огонь не угасает» (Марк. 9, 44; ср. также о червях – Ис. 14, 11, а об огне – Ис. 1, 31).

В другом месте своих речей Иов утверждает, что, умирая, отойдет «в путь невозвратный» (16, 22). О его колебаниях относительно возможности возвращения к земной жизни после смерти мы уже упоминали; они слышатся и здесь. Однако подчеркнем, что представление об уходе в «царство мертвых» как о безвозвратной дороге отнюдь не свидетельствует о вере в «окончательное умирание», когда душа лишается возможности помнить, мыслить и чувствовать. Здесь говорится лишь о невозможности для нее вернуться на землю.

Сказанное относится и к следующему стиху – о надежде Иова: