Филип Янси - Разочарование в Боге

Три года спустя я случайно столкнулся с Ричардом в отдаленном районе Чикаго. Он хорошо выглядел, немного прибавил в весе, отрастил волосы и не имел уже такого сурового и загнанного вида. Он обрадовался встрече, и мы решили вместе пообедать.

— В тот раз, когда я пришел к вам, мне было совсем плохо, — с улыбкой признался он за столиком мексиканского ресторанчика. — Теперь у меня все в порядке.

Он получил хорошую работу и давно забыл о неудавшемся романе. Вскоре мы заговорили о Боге, и тут стало ясно, что Ричард еще не вполне оправился. Его рана зарубцевалась, но уродливый шрам цинизма остался. Он по–прежнему сердился на Бога.

Официантка принесла нам кофе. Ричард обхватил чашку обеими руками и уставился на темную, исходившую паром поверхность.

— Теперь, когда я оглядываюсь на то безумное время, я начинаю понимать, что произошло, — заговорил он. — Я мог бы точно указать день и час, когда усомнился в существовании Бога. Это было вовсе не в ту ночь в Уитгоне, когда я молился до рассвета, — и Ричард пересказал мне эпизод, произошедшей вскоре после его обращения в христианство.

— С самого начала мне не нравилось, что от меня требуют слепой веры. Слепая вера — словно черная дыра, в ней исчезает любое искреннее недоумение. Я спрашивал своего наставника о проблеме боли, а он тут же начинал распространяться насчет веры. «Надо верить в Бога, даже если сейчас вера противоречит вашим чувствам. Чувства последуют за верой». Я делал вид, что так оно и есть, но чувства никак не хотели согласиться с верой. Я же послушно воспроизводил все внешние выражения веры.

Уже тогда я искал надежные свидетельства существования Бога. Именно они мне были нужны, а не вера. Однажды я нашел доказательство — где бы вы думали? — в телевизионной передаче. Я тупо перебирал кнопки телевизионного пульта и наткнулся на богослужение целительницы Кэтрин Кульман. Она выводила на сцену одного человека за другим. И каждый рассказывал потрясающую историю о чудесном исцелении. Рак, больное сердце, паралич — чуть ли не вся медицинская энциклопедия прошла перед нами.

Я смотрел передачу Кэтрин Кульман и сомнения таяли во мне. Наконец–то я обрел нечто надежное, осязаемое! Кэтрин попросила спеть ее любимый гимн: «Он прикоснулся ко мне». Именно это мне и требовалось: прикосновение, личное прикосновение Бога. Кэтрин обещала мне это, и я жадно потянулся к ней.

Через три недели Кэтрин Кульман выступала в соседнем штате. Я прогулял занятия, ехал полдня, чтобы попасть на одно из ее собраний. Она создавала прямо–таки чарующую атмосферу в зале: тихо играла органная музыка, слышались бормотания молившихся прихожан, некоторые молились на языках, то и дело кто–нибудь вскакивал с возгласом: «Я исцелился!»

На меня произвел особое впечатление один мужчина из Милуоки. На собрание его принесли на носилках. Когда он поднялся на сцену — сам, без посторонней помощи — мы буквально взвыли от восторга. Он сказал, что он врач — это тоже произвело на меня сильное впечатление. У него неоперабельный рак легких. Специалисты полагали, что ему осталось жить не более полугода, но сегодня Бог исцелил его. Он встал на ноги впервые за много месяцев. Он прекрасно себя чувствует. Хвала Богу!

Я записал его имя. С собрания я летел как на крыльях. Никогда раньше моя вера не была столь крепкой, непоколебимой. Моя жажда была удовлетворена. Люди, поднимавшиеся на сцену, стали для меня доказательством присутствия живого Бога. Бог совершал зримые чудеса для них, и, конечно же, сделает что–нибудь замечательное и для меня.

Мне хотелось пообщаться с врачом, который исцелился от рака. Ровно неделю спустя я позвонил в справочную Милуоки и раздобыл его телефон. Я набрал номер, подошла какая–то женщина.

— Можно мне поговорить с доктором С.? — начал я.

Молчание. Потом она спросила:

— Кто вы?

«Почему она спрашивает? Наверное, отсеивает звонки пациентов», — подумал я, назвался, рассказал, как я восхищаюсь доктором С. и как стремлюсь после того собрания встретиться с ним. Я сказал, что чудо произвело на меня огромное впечатление.

Снова долгая пауза, а потом тусклым голосом женщина ответила:

— Мой… муж… умер, — она еле выговаривала слова. Сказала так и тут же повесила трубку.

Не могу вам передать, как на меня это подействовало! Я был опустошен. Спотыкаясь, я вышел в другую комнату. Там сидела моя сестра.

— Ричард, что случилось? — воскликнула она. — Ты заболел?

Нет, я не заболел, но я не мог объяснить ей, что произошло. Я заплакал. Мама и сестра расспрашивали меня, но что я мог им сказать? Мне было почудилось, что моя жизнь приобрела ясную цель, что я достиг полной уверенности — и вот, один телефонный звонок, и все рухнуло. Пламя веры ярко пылало всего лишь одну ослепительную неделю, а потом, словно звезда рухнула на землю — наступила тьма.

Ричард уставился в чашку с остывшим кофе. В ресторане играла жестяная, слишком громкая музыка.

— Я не понимаю, — признался я. — Это произошло задолго до того, как вы отправились в Уиттон, получили степень магистра богословия, написали книгу.

— Да, но тогда–то все и началось, — перебил он. — Все прочее — Уиттон, книге об Иове, кружок изучения Библии — все это были лишь попытки опровергнуть истину, которую я понял после того телефонного звонка. Там наверху никого нет, Филип. А если Бог и существует, Он просто играет с нами. Почему бы Ему не перестать играть и не открыться нам?

Вскоре Ричард сменил тему, и мы завершили обед, поделившись событиями последних трех лет. Ричард твердил, что он счастлив. Может быть, он повторял это слишком часто, но он и впрямь казался более довольным жизнью.

За десертом Ричард вернулся к той нашей беседе, состоявшейся три года назад.

— Наверное, вы приняли меня за сумасшедшего — ворвался к вам и вывалил на вас историю всей своей жизни, а мы ведь впервые тогда увиделись лицом к лицу.

— Вовсе нет, — возразил я. — Как ни странно, я никак не могу отделаться от того нашего разговора. Ваши претензии к Богу помогли мне лучше осознать мои собственные сомнения.

Я рассказал Ричарду о трех главных вопросах. Изложив их, я уточнил, соответствуют ли они требованиям Ричарда к Богу.

— Мое сомнение более эмоционального свойства. Мне казалось, что меня обманули, бросили, словно Бог вел меня за Собой лишь для того, чтобы столкнуть потом с обрыва. Но вообще–то вы правы: именно этими тремя проблемами и вызвано мое негодование. Бог был несправедлив, Он прятался от меня, и Он всегда молчал. Да–да, точно, в этом все дело! — подтвердил он.

— Но почему же Бог не хочет ответить на эти вопросы? — возвысив голос, Ричард жестикулировал словно политик или проповедник. Хорошо хоть, люди уже расходились из ресторана. — Если бы только Бог ответил на них — ответил хотя бы на один вопрос, — если б Он хоть раз заговорил с нами так внятно, чтобы каждый услышал, я бы уверовал в Него. Весь мир принял бы Его. Почему Он не хочет говорить с нами?

«Ели б только», — так сказал Ричард. Если бы Бог разрешил эти три проблемы, вера расцвела бы на земле, точно весенние ландыши. Так ли это в самом деле?

В тот год, когда мы с Ричардом обедали в мексиканском ресторане, я штудировал Исход и Числа. Вопросы Ричарда все еще тревожили меня, но я не сразу заметил удивительное совпадение: Исход описывал тот самый мир, о каком мечтал Ричард, мир, где Бог ежедневно участвовал в человеческой истории. Он поступал со всеми справедливо, каждый мог слышать Его голос, Он зримо открывался людям.

Контраст между жизнью израильтян и нашим временем заставил меня вновь задуматься над тем, как Бог правит миром, и я вернулся к трем своим вопросам: если Бог может действовать справедливо, говорить внятно и зримо являться людям, почему Он не хочет вмешаться в нашу жизнь? Быть может, мы найдем ответ, если вглядимся в историю блуждания израильтян по пустыне?

Вопрос: Справедлив ли Бог? Почему Он не всегда наказывает дурных и не всегда вознаграждает добрых людей? Почему и с хорошими, и с плохими людьми, без всякого видимого смысла, может случиться беда?

Попробуем вообразить себе, что мир устроен так: каждому греху сопутствует легкий укол боли, каждому доброму делу — удовольствие. Представьте себе мир, где ересь навлекает на себя удар молнии, а каждый раз, когда мы повторяем символ веры, в гипофизе — железе внутренней секреции, расположенной в промежуточном мозге — вырабатываются эндорфины, «гормоны удовольствия».

Ветхий Завет описывает подобный эксперимент, целью которого было изменить поведение людей: Бог заключил договор с Израилем. В Синайской пустыне Бог награждал и наказывал Свой народ, следуя строгим, письменно зафиксированным правилам. Он Собственной рукой расписался в ряде гарантий, сопроводив их одним лишь требованием: израильтяне должны соблюдать Его заповеди. Бог поручает Моисею сообщить людям основные пункты договора: