Виктор Кротов - Человек среди религий

– Вот я и свободна, – сказала сама себе Райская птица.

Она взмахнула крыльями, но взлететь уже не смогла. Может быть, разучилась. Может быть, состарилась. Тогда она закрыла глаза, и ей снова приснился высокий путешественник.

– Видишь, твоя клетка разрушена, – сказал он. – Если хочешь со мной в путешествие, лети сама.

Тогда Райская птица снова взмахнула крыльями – и полетела. И это было вовсе не во сне, а наяву, только совсем в новой яви. Навстречу ей летели её подруги и попугай, переливающийся всеми цветами радуги, а вокруг простирался другой Райский сад, в котором было место для всего, кроме клеток.

Подлинно философское мышление невозможно без внутренней свободы. Особенно это относится к мышлению поисковому, постигающему новые ориентиры. "Новые" – не в смысле небывалые, никому неизвестные, но в смысле открываемые заново на уровне личной причастности. Ориентиры, обновляющие наше восприятие и потому обновляемые им.

Ориентир не может быть каким-то абстрактным объектом. Свойство быть ориентиром принадлежит одновременно и ему, и тому, кто с его помощью ориентируется.

Требует свободы мышления и религиозная философия, имеющая дело с постижением Высшего, с областью тайны. Далеко ли пройдёт по лабиринту прикованный к стене пленник?… Без свободы блужданий и заблуждений, без свободы очарования и разочарования, без свободы потерь и приобретений у нас слишком мало шансов научиться отличать реальное от мнимого, прочное от зыбкого, главное от преходящего.

Необходимо отличать религиозную философию, непосредственно помогающую ориентироваться личности, от теологии, которая является составной частью религиозного учения, ориентирующей системы. Теология может позволить себе обращаться к чувству логики, поскольку остальным чувствам оказывают поддержку другие элементы системы. Философия обращена к разуму в целом и ко всем главным чувствам человека (в том числе, может быть, и к чувству логики), приучая их к соединению в личность и к восприятию Высшего.

Многие находки религиозной философии становятся составными элементами той или иной религиозной идеологии, культивируемой церковью, государством или обществом. Но та свобода исканий, которая обеспечивает эти находки, ни для какой идеологии, как правило, не приемлема. Этот парадокс проводит незримую границу между философией и идеологией. Опять же: каждый из нас свободен выбирать между философским свободомыслием и той обихоженностью представлений, которую культивирует идеология. Эта дилемма свойственна философии и идеологии не только в религиозной сфере, но здесь она приобретает особую остроту: ведь такое противопоставление затрагивает и общее соборное мышление.

Да, в соборном мышлении тоже можно искать либо успокоение для мысли, либо пищу для неё.

Философия работает прежде всего на личность, освобождая её от навязываемых со стороны шаблонов. Идеология работает прежде всего на общество, устанавливая определённые шаблоны, ограничивающие индивидуальность ради однородности и единства. Конечно, и философия через личность служит обществу. Конечно, бывает и так, что философия работает на идеологию. Бывает, что целью идеологии становится порабощение людей, подчинение их воле правителей, а вовсе не благополучие социального организма или соборное мышление. Но суть различия именно в основной направленности: в служении личности или обществу.

Честно скажу, лично мне хотелось бы отдать безоговорочный приоритет философии, а на идеологию иронически прищурить глаз. Но даже с точки зрения чисто индивидуальных интересов человека приходится признать важную роль идеологии. Философия может оказаться беспомощной, если она обращается к человеку как к личности, а человек, напротив, жаждет раствориться в толпе или занять устойчивое место в социальной иерархии. Тогда именно идеология может дать ему необходимый минимум ориентации, необходимый минимум морали, основные опорные пункты мировоззрения. Религиозная идеология, построенная церковью и в той или иной степени поддерживаемая обществом, служит опорой чувства веры, наверное, для гораздо большего числа людей, чем религиозная философия, которая порождает и питает эту идеологию.

Таким образом, религиозная философия и религиозная идеология находятся в необходимой и парадоксальной связи друг с другом. Они дополняют друг друга, по-разному осуществляя одну общую задачу ориентации человека в духовной сфере.

Не решая ЗА НЕГО эту задачу хотя соблазн такой и может возникнуть, особенно у идеологии), а предоставляя ему средства решения.

По корпоративной своей природе церковь прежде всего идеологична. Чтобы сохранить себя и то русло верования, ради которого она возникла, церковь должна создавать свои идеологические устои, поддерживать и укреплять их. Поэтому и возникает вопрос о том, нужна ли церкви философия, если иметь в виду не только устоявшуюся внутрицерковную классику, но и философию, продолжающую развитие. Ведь живая философия, побуждающая к свободе мышления, то и дело нарушает идеологическую однородность церкви, считая себя вправе по-новому воспринимать привычное, ставить под сомнение общепринятое и переиначивать традицию.

Для простоты будем иметь в виду не всю философию, а творчество тех философов, которые принадлежат к данной церкви или почитаются ею.

Если бы сущность церкви исчерпывалась корпоративной стороной её существования, она и в самом деле могла бы обходиться одной лишь идеологией, без развивающейся философии. Но смысл церкви ещё и в том, что она представляет собой ориентирующую систему. Для человеческой души церковь становится руслом религиозных переживаний. Для человеческого духа – взлётной площадкой, где начинаются поиски Высшего. Всему этому – реальному ориентированию, пониманию собственных чувств, духовным постижениям – служит и философия. Церкви не обойтись без неё, хотя и с философией ей нелегко обходиться: как с горячим пирожком, который приходится перебрасывать с руки на руку.

Бывает, что церковь одновременно и гордится славой одного из своих членов, и осуждает его как раз за то, чем он прославился!

Религиозная философия, в свою очередь, не может никакую церковь освободить от идеологии, на которой та держится, и нет смысла ставить такую цель. Но философия продолжает и в церкви делать своё главное дело – освобождать личность отдельного человека, побуждать её к самоосознанию и самораскрытию. Соборное мышление здесь питает и религиозную философию, и религиозного человека, который ею пользуется.

Философия необходима и церкви, и верующему человеку для того, чтобы опыт религиозных переживаний был соединён и закреплён опытом осмысления этих переживаний.

Философия необходима церкви ещё и для того, чтобы хранимые ею истины могли найти путь не только к чувствующему сердцу, но и к думающему мозгу, к интеллекту. Чтобы уметь обратиться к тому, кто находится в состоянии пред-верия.

Наконец, философия необходима церкви для смягчения нравов. Да-да, это звучит немного странно, ведь обычно любая церковь едва ли не прежде всего занята укреплением нравственности. Но – своей нравственности, иногда вступающей в резкую конфронтацию с чужой нравственностью, основанной на других представлениях о духовной реальности. Тогда как философия может содействовать поискам общего языка, хотя бы самого минимального, развитию терпимости к различным представлениям о добре, взаимному признанию духовных прав, уважению к чужим попыткам стремления к Высшему. Философия может располагать ко всему этому как внутри, так и вне любых церковных границ.

Тем не менее, для церковного человека особенно важна философия, которая опирается именно на вероучение его церкви.

Церковь, враждующая с философией (так случается порою в истории), лишь проявляет свою недальновидность. Философия древнее любой церкви. Постоянно видоизменяясь, она тем не менее испокон веков служит человеческому разуму для ориентирования в главных для него вещах. И если церковь хранит ядро истины, философия приведёт человека в церковь. Важно, чтобы это был человек, а не внушаемая марионетка.

Укрепляя подлинную личность, религиозная философия укрепляет подлинное в церкви. Церковь, прорывающаяся к подлинному бытию, непременно заинтересована в этом. Опасаться может лишь тот, кто сам не слишком верит в то, во что призывает верить церковь.

В некоторые времена в некоторой стране жил молодой искатель мудрости по имени Елисей. Много он прочитал премудрых книг, посетил многих мудрецов и отшельников, пока не услышал от одного из них про чудесный источник.