Эрнест Ренан - Марк Аврелий и конец античного мира

Во многих отношениях, конечно, христиане были верными подданными. Они никогда не возмущались; они молились за своих гонителей. Несмотря на поводы к неудовольствию против Марка Аврелия, они не приняли никакого участия в возмущении Авидия Кассия. Они выставляли себя приверженцами абсолютнейшего легитимизма. Так как Бог дает власть, кому хочет, то должно, без рассуждения, повиноваться тому, кто официально обладает властью. Но это кажущееся политическое правоверие было в сущности лишь культом успеха. "Между нами никогда не было ни сторонников Албина, ни сторонников Нигера", хвастливо говорит Тертуллиан, в царствование Септимия Севера. Чем же, однако, Септимий Север был законнее Албина или Песцения Нигера? Он был только удачливее. Христианский принцип, принцип признания "власть имеющего", должен был способствовать культу совершившегося факта, т. е. культу силы. Либеральная политика ничем не обязана и никогда не будет обязана христианству. Идея представительного правительства противоположна прямому учению Иисуса, св. Павла, св, Петра и Климента Римского.

Важнейшая из гражданских обязанностей, военная служба, не могла быть исполнена христианами. Помимо необходимости пролития крови, признаваемого более горячими из числа верующих преступным, эта служба требовала действий, которые пугливой совести казались идолопоклонническими. Конечно, во II веке было известное число солдат-христиан. Но несовместимость обязанностей скоро обнаруживалась, и солдат снимал меч или становился мучеником. Антипатия была абсолютная; с обращением в христианство покидали, армию. "Нельзя служить двум господам", повторялось безпрестанно. Изображение меча или лука на кольце запрещалось. "Мы достаточно сражаемся за императора тем, что молимся за него". Причиной большого ослабления, замечаемого в римской армии в конце II века, и особенно в III веке, было христианство. Цельс тут прозрел истину с изумительной прозорливостью. Боевое мужество, которое, по понятиям германца, одно открывает путь в Валгаллу, в глазах христианина не составляет само по себе добродетели. Оно похвально, когда проявляется в борьбе за доброе дело; a иначе это лишь варварство. Конечно, большой храбрец на войне может быть человеком посредственной нравственности; но общество, составленное из безупречных людей, было бы так слабо. Вследствие излишней последовательности, христианский Восток утратил всякую военную доблесть. Ислам этим воспользовался, и явил миру прискорбное зрелище вечного восточного хрнстианина, везде неизменного, несмотря на различие рас, всегда побитого всегда умерщвляемого, неспособного взглянуть в глаза воину, постоянно подставляющего шею под сабельный удар, - вечной жертвы, малоинтересной, потому что она не возмущается и неспособна владеть оружием, даже вложенным ей в руки.

Христиане бежали также от суда, от общественных должностей, от гражданских почестей. Гнаться за этими почестями, желать этих должностей, или хотя бы только принять их, значило бы показать доверие к миру, который принципиально объявлялся осужденным и насквозь испорченным своим идолопоклонством. Закон Септимия Севера позволил "приверженцам еврейского суеверия" достигать почестей, с освобождением их от обязательств, противных их верованию. Христиане, без сомнения, могли воспользоваться этой льготой; они, однако, этого не сделали. Увенчать свою дверь при извещении о праздничных днях, принять участие в играх, в общественных удовольствиях было бы отступничеством. Тот же запрет насчет суда. Христиане никогда не должны предъявиять туда своих тяжб; они обязаны довольствоваться третейским судом своих пастырей. Невозможность смешанных браков окончательно воздвигала непреодолимую преграду между церковью и обществом. Верующим запрещалось гулять по улицам, участвовать в публичных собеседованиях. Они должны были сноситься только со своими. Даже общие гостиницы не допускались. Во время путешествий, христиане шли в церковь, и там участвовали в агапах, в раздаче остатков от священных приношений.

Множество искусств и ремесл, требовавших сношений с языческим миром, были запрещены христианам. Ваяние и живопись, в особенности, становились почти бесцельными. С ними обращались, как с врагами. В этом объяснение одного из самых странных событий в истории, то есть исчезновения ваяния в первой половине III века. В античной цивилизации христианство прежде всего убило искусство. Оно медленнее убило богатство, но и тут его воздействие было не менее решительно. Христианство было прежде всего громадной экономической революцией. Первые стали последними, а последние первыми. Это было, действительно, осуществление царствия Божия, по понятиям евреев. Однажды равви Иосиф, сын равви Иисуса бен-Леви, впал в летаргию, и, когда он пришел в себя, отец спросил его: "Что ты видел на небе? - Я видел, отвечал Иосиф, свет на выворот: самые могущественные были в последнем ряду; самые смиренные в первом. - Ты видел правильный свет, сын мой".

Римская империя унизила знать и свела почти на нет преимущества крови; но преимущества богатства она, напротив, возвысила. Действительного равенства между гражданами не только не было установлено, но империя, широко открыв доступ к римскому гражданству, создала глубокое различие между honestlores (почтенными, богатыми) и humiliores или tenulores (бедными). Провозглашая всеобщее политическое равенство, ввели неравенство в закон, в особенности в уголовный. При бедности, звание римского гражданина было почти фикцией, а масса граждан была бедна. Ошибка Греции, заключавшаяся в пренебрежении к мастеровому и поселянину, еще не исчезла. В первое время, христианство ничего не сделало для поселянина; оно даже повредило сельскому населению учреждением епископства, влиянием и благодеяниями которого пользовались одни города; но оно оказало могучее воздействие на восстановление достоинства мастерового, рабочего. Один из советов церкви ремесленнику состоит в том, чтобы он занимался своим ремеслом с охотой и прилежанием. Слово operarius возвышается в достоинстве; в надгробных надписях хвалят христианских мастеровых и мастериц за то, что они были хорошими работниками.

Работник, честно зарабатывающий ежедневно свой насущный хлеб, таков был в самом деле христианский идеал. В глазах первобытной церкви, скупость была наигоршим из грехов. Между тем, всего чаще, скупостью была простая бережливосать Милостыня считалась строго обязательной. Иудаизм уже возвел ее в правило. В псалмах и пророческих книгах евион друт Божий; дать евиону, значит дать Богу. Милостыня по-еврейски синоним справедливости (sedaka). Пришлось ограничить усердие благочестивых людей к оправданию себя этим путем; одно из правил Уши запрещает давать бедным более одной пятой своего достояния. Христианство, бывшее при возникновении обществом бедных, ebionim, вполне прониклось мыслью, что богатый, если он не отдает своего излишка, задерживает чужое добро. Бог всем отдает все им созданное. "Подражайте равенству Божьему, и никто не будет беден", читаем мы в тексте, который одно время считался священным. Сама церковь становилась благотворительным учреждением. Агапы и раздача излишка приношений питали бедных и путешественников.

Богатый был совершенно принесен в жертву новому порядку. В церковь вступало немного богатых, и положение их было из самых затруднительных. Бедняки, возгордившиеся в силу евангельских обещаний, обращались с ними с оттенком высокомерия или вызова. Богатому приходилось стараться, чтобы ему простили его богатство, бывшее как бы уклонением от духа христианства. По закону, царствие небесное было ему закрыто, пока он не очистит своего богатства милостыней или не искупит его мученичеством. Его считали эгоистом, который отъедался потом других. Общности имущества, если оно и существовало когда-нибудь, теперь уже не было; то, что называли "апостольской жизнью", т. е. идеал первобытной иерусалимской церкви, стало сном, терявшимся в отдалении; но собственность верующего была лишь половинною собственностью; он мало ею дорожил, и церковь, действительно, в ней участвовала в не меньшей доле, чем он.

Широко распространенной и упорной борьба становится в IV веке. Богатые классы, почти поголовно приверженные к прежнему культу, борятся энергично; но бедные одолевают. На востоке, где воздействие христианства было гораздо полнее, или, точнее, где оно встречало менее противодействия, чем на западе, к половине V века почти не осталось богатых. Сирия, и в особенности Египет, сделадись странами совершенно церковными и совершенно монастырскими. Там были богаты только церковь и монастырь, т. е. обе формы общины. Когда арабское завоевание нахлынуло на эти области, то, после нескольких сражений на границе, оно встретило только человеческое стадо. Обеспеченные относительно свободы культа, восточные христиане подчиннлись затем всяческому тиранству. На Западе, германские нашествия и другие причины не допустили полнаго торжества пауперизма. Но человеческая жизнь приостановлена на тысячу дет. Крупная промышленность становится невозможной. Превратные понятия, распространенные о ростовщичестве, наложили запрет на все банковые и страховые операции. Один только еврей может обходиться с деньгами; его засталяют богатеть; а затем ему же ставят в вину это богатство, к которому его приговорили. Вот где великое заблуждение христианства. Оно сделало гораздо хуже, чем сказать беднякам: "Обогатитесь на счет богатаго"; оно сказало: "Богатство ничто". Оно подсекло капитал в корне; оно запретило законнейшую вещь, процент с капитала. Делая вид, что оно обеспечивает богатому его богатство, оно лишило его плодов богатства, сделало его непроизводительным. Пагубный страх, нагнанный на все средневековое общество мнимым преступлением ростовщичества, был препятствивм, которое в продолжение более десяти веков противилось прогрессу цивилизации.