Анри Каффарель - В присутствии Бога (100 писем о молитве)

13. «Взглянув на него, полюбил его»

Евангелия не раз упоминают о взгляде Иисуса. Андрей приводит своего брата к Иисусу, и Тот «взглянул на него» (Ин 1,42). Петр отрекается от своего Учителя, и Тот, «обратившись, взглянул на Петра», и Петр заплакал горько (Лк 22,61). Добродетельный юноша спрашивает Христа о пути к жизни вечной, и Он, «взглянув на него, полюбил его», рассказывает нам св. Марк (10,21), который был одарен способностью высказываться кратко и ясно. Любовь и взгляд тесно связаны друг с другом. Нужно смотреть, чтобы любить, но также и любить, чтобы действительно смотреть: «Хорошо видеть можно только очами сердца». Ничто не раскрывает любви лучше, чем взгляд. Тот, на кого смотрят подобным образом, не обманывается: все его существо — я говорю о самом сокровенном его существе, о его внутреннем «я», — пробуждается, трепещет, восхищается, воспаряет и оживает, будучи потрясено этим взглядом любви. В нем начинает бить ключом новая, неведомая, пылающая, напряженная жизнь: взгляд любви пробуждает любовь. И самое чудесное в этом взгляде любви на нас — не то, что благодаря этому взгляду нам открывается душа и любовь любящего нас существа, но то, что благодаря ему мы узнаем о нас самих. Действительно, взгляд любви есть «зеркало, где мы видим себя такими, какими нас видят», согласно удачному выражению Ланце дель Васто. В то время, как есть такие взгляды, в которых отражается только презрение, которые нас как бы даже уничтожают, во взгляде любви мы открываем, что мы достойны любви, в самом прямом смысле слова: способны возбудить любовь в сердце другого. Подобное зеркало дает нам сведения о нас не так, как зеркало бездушное и бесстрастное, но через радость, восхищение, любовь, восторг, которые пробудились в этом другом существе при виде нашего внутреннего «я» и которые нам раскрывает его взгляд. И мы бываем очень взволнованы открытием, что мы, оказывается, достойны быть любимыми, способны вызвать поток любви в сердце, как источник из скалы. Как же после этого не примириться с самим собою? Любовь, уважение, почтение к себе — чувства, если и не совершенно нам неведомые доселе, то, по меньшей мере, едва различимые и очень часто извращенные, внезапно проявляясь в нас, заставляют нас осознать наше достоинство. И мы теперь знаем, что у нашего существования есть смысл, — ибо мы существуем для другого. Но вот что еще более изумительно. Когда этот взгляд любви принадлежит христианину, который в свете Христовом различает в нашем внутреннем «я» нашу душу Божьего дитяти, наше вечное имя — то самое, что Бог произнес от века, то, которым Он породил нас в Божественной Своей мысли прежде, чем дать нам войти в бытие, — тогда этот взгляд содержит нечто бесконечно потрясающее, ибо сквозь него проглядывает взгляд Самого Бога на нас, и в нем мы открываем, какой любовью мы любимы Богом. Я совершенно убежден, что Бог желал бы для каждого существа, чтобы хоть однажды в своей жизни оно встретилось с таким взглядом. Однако те, кто любит нас, не могут постоянно пребывать в «состоянии любви». Их взгляды любви — это особые счастливые мгновения, перемежающиеся с другими, более обыденными. Но когда речь идет о Боге, можно быть совершенно уверенным, что Он постоянно пребывает в «состоянии любви», и это состояние, это пламенное внимание есть присутствие любви в нашей душе. Как изумительно! Да, Бог находит наслаждение, вглядываясь в душу Своего дитяти, как бы невероятно это ни казалось, ибо в ней взгляд Его соединяется с тем, что есть более она, чем она сама: с вечным божественным именем, которое ей принадлежит. И этот взгляд любви Божией гораздо более действенен, нежели любой человеческий взгляд: он есть творец святости, сообщитель божественной жизни. Но для того, чтобы божественный взгляд произвел свое действие, нужно еще, чтобы душа приняла его, открываясь навстречу ему до последних своих глубин через акт веры. Веры человека, который признает любовь своего Бога, любовь действенную, любовь действующую. И если эта вера будет пламенной и непрестанной, взгляд божественной любви на душу не перестанет взращивать в ней святость, как под лучами солнца зреют нивы. Молиться — это значит отдавать себе отчет в этом взгляде Божественной любви на нас, значит открываться через веру его творческому воздействию, воздействию возрождающему, обожествляющему, приводящему ко блаженству. И тогда в душе начинает бить ключом Божия любовь, милосердие. Чтобы хорошо молиться, необходимо верить в этот взгляд любви, устремленный на нас. «Он взглянул на него и полюбил его».

«Прав ли я, — пишете вы мне, — когда считаю, что если бы Бог хотя бы на одно мгновение перестал думать обо мне, то я бы тотчас перестал существовать? Или это ошибка? Если так, мне было бы очень грустно, ибо с тех пор, как у меня возникла во время молитвы эта мысль, я чувствую себя намного ближе к Богу, или, говоря точнее, я чувствую, что Бог намного ближе ко мне». Оставьте всякий страх. То, что вы осознали, полностью соответствует правой вере. Не существует ничего, что не было бы сотворено Богом и не поддерживалось бы Им в своем существовании, и, следовательно, не существует ничего, чего бы Он не пожелал, — при

чем не раз и навсегда, но в каждое мгновение, — и также, следовательно, чего бы Он не помыслил, ибо невозможно ничего пожелать, если сперва об этом не помыслить. Если Бог прекратит поддерживать бытие какого-либо существа, то это существо немедленно превратится в ничто; то же случится, если Он перестанет его желать; и, равным образом, если Он перестанет о нем думать. Так что, надеюсь, все ваши опасения рассеялись. Заметьте, однако, что хотя и можно различать в Боге мысль, волю и действие, но, тем не менее, необходимо тут же уточнить, что это только человеческий способ выражения, ибо в Боге мысль, воля и действие составляют единый акт. Я очень хорошо понимаю то чувство близости Бога, которое ваша мысль пробудила в вас. Когда некто думает о нас, это делает его еще более близким к нам, чем его физическое присутствие. Это последнее может быть только телесным, например, нетрудно себе представить женщину, живущую бок о бок с мужем, который на самом деле не ближе к ней, чем если бы он жил у антиподов. “Присутствие” и “отсутствие” это явления прежде всего духовного порядка. Но последуйте до конца за открывшейся вам истиной. Осознайте, что Бог думает о вас от самой вечности. Ваш приход в жизнь есть лишь осуществление во времени этой вечной мысли, мысли любви. Бог постоянно лелеял эту мысль — сотворить вас. Вы воплощаете эту мысль, вы есть эта мысль, но в зачаточном состоянии: жизнь вам дана — и благодать действует в вас — для того, чтобы эта мысль полностью в вас расцвела. Бог, в самом деле, не может ни мыслить, ни желать иного, как только существа совершенного, полностью расцветшего. Итак, божественная мысль, которой вы являетесь, есть мысль о святом, и о святом единственном в своем роде, ни на кого другого не похожем, ибо никогда у Бога не возникает двух одинаковых мыслей. Если вы будете помогать действию Божию в вас, вы станете тем святым, мысль о создании которого радовала Бога всю вечность.

Ваше письмо меня взволновало, в особенности фраза: «Почему вы никогда не пишете для бедняг-грешников? Окажите хоть немного милости к тем, которые не могут молиться Богу молитвой праведных, и скажите им, правда ли, что они все-таки не исключены из царства молитвы?» Боюсь, я очень плохо выразился в моих предыдущих письмах, если в результате у вас могло сложиться впечатление, что это были письма праведника, адресованные праведникам! Прежде всего, мне очень трудно усвоить вашу классификацию. Кто может назвать себя праведным? Кто не грешник? Кто может приступить к молитве без того, чтобы начать с исповедания своих грехов и с признания необходимости покаяться? И, наконец, найдется ли на свете такое убожество, которое Бог признает безнадежным?

Я вспоминаю одну молодую женщину, которую любили столь же безмерно, сколь исключительно она была красива, и, однако, ее отчаянию не было предела из-за безобидного прыщика, выскочившего у нее на губке. Красота ее поблекла, будет ли она теперь любима? — Подобное отчаяние встречается порой и у тех, кто сознает свое нравственное уродство. Но пусть они утешатся. Если для того, чтобы вспыхнуть в человеке, любовь нуждается в созерцании красоты или доброты, у Бога это не так. Его любовь иная. Св. ап. Павел хорошо это знал и, чтобы описать ее, употребил слово, которым до него в этом смысле не пользовались: agapé, и которое мы переводим как «любовь-милосердие» (фр. charité). Действительно, не от того же любит нас Бог, что мы любви достойны, но это Его собственная любовь творит достойными любви, прекрасными и добрыми те существа, которые Он любит. Согрешив, мы приходим в отчаяние из-за того, что утратили нравственную красоту, благодаря которой нас любили другие и, главное, мы сами, и мы воображаем, что и Бог также от нас отвернулся, так, словно бы до сих пор Он любил нас ради наших добродетелей! Словно человек был способен стяжать Его уважение, возбудить Его любовь! Причина любви Божией к нам лежит не в нас. Наши добродетели способны привлечь ее не больше, чем наше убожество. Ничем не обусловленная, она свободна, она бьет ключом, она есть богатство, превосходящее всякие пределы, она есть творческая сила. Бог не изыскивает для любви человеческих достоинств; он ищет бедного (в библейском смысле слова), что значит: грешника, неразумного, слабого, одним словом, того, в котором Он находит пустоту, которую можно заполнить. Но вот грешник, поскольку он не знает этого свойства любви, думает, что Бог обратился к нему по недоразумению, и, как св. Петр, он восклицает: «Выйди от меня, Господи, ибо я человек грешный!» (Лк 5,8). Но нет, Бог не уйдет, и убожество грешника станет дароносицей Его любви. Тем самым, молитва грешника должна состоять прежде всего в том, чтобы безгранично верить в эту божественную любовь, оказываемую совершенно даром, и соглашаться на нее безо всякого малодушия. Это кажется удивительно простым; на деле же нередко оказывается весьма трудным, столь жива и сильна в нас потребность, — хотя в то же время мы в этом не признаемся, а порой и сами того не знаем, — быть любимыми Богом ради наших собственных достоинств. Доказательством этому служит та горькая досада, которая потрясает нашу внутреннюю жизнь, когда нам случается впасть в искушение. Итак, следует в корне исключить в наших отношениях с Богом это стремление видеть в Его любви воздаяние нашим заслугам. И если Бог не защищает нас от всякого падения, то это, несомненно, потому, что Он желает заставить нас осознать, что любовь, которою Он любит нас, основана не на нашей добродетели, но что она свободно истекает из Его сердца и что ей не угрожает опасность перемениться, ибо она не зависит от того, что она находит в нас. «Сделайся вместилищем, — говорил Господь св. Екатерине Сиенской, — и Я изольюсь потоком». Такова молитва бедняка, молитва грешника: сделаться вместилищем.