Ливерий Воронов - Догматическое Богословие

«ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях»

(Еф. 4, 22). Характеризуя это состояние в нравственном смысле, тот же апостол говорит даже, что пребывающие в нем мертвы

«по преступлениям и грехам»

(Еф. 2, 1, 5), то есть их жизнь, в сущности, есть духовная смерть, разрыв общения с Богом.

Святитель Ириней Лионский имеет в виду преимущественно именно духовную смерть или разобщение с Богом, когда говорит, что «Адам сделался началом умирающих» и лишь Христос «сделался началом живущих» [50].

Сознательно отвергающие необходимость для их спасения, благодатного возрождения и оживотворения чрез таинство крещения, совершаемое в Церкви Христовой, лишают себя возможности стать в этой земной жизни участниками Царства Божия.

«Если кто не родится от воды и Духа

, — говорит Господь, —

не может войти в Царствие Божие»

(Ин. 3, 5). Таковые обрекают себя на духовную смерть, делая себя неспособными к общению со Христом, источником вечной жизни. Они как бы добровольно враждуют против Бога (см. Рим. 5, 10), делают себя

«чадами гнева»

(Еф. 2, 3).

Впрочем, объектом гнева Божия являются не сами люди, родившиеся вне Царства Благодати, а именно наследуемое ими греховное состояние, означающее расстройство в творении Божием, которое не может быть предме{37}том благоволения Божия, ибо

«невозможно общение между светом и тьмой»

(2 Кор. 6, 14).

«Греховность, как недолжное состояние природы человека, как аномалия, — говорит профессор Н. Н. Глубоковский, — навлекает на себя праведный гнев Божий, хотя эссенциально (то есть по самой сущности своей) Правда Божия не подлежит оскорблению и в самом карающем настроении движется неисчерпаемым человеколюбием» (из комментария на Рим. 5, 12–21).

Полезно вспомнить следующее рассуждение относительно понятия Правды Божией архимандрита Сергия (Страгородского, будущего Патриарха Московского и всея Руси), содержащееся в его сочинении Православное учение о спасении:

«Правда Божия обнаруживается и действует не так, что Бог для Своего удовольствия хочет мучения и смерти грешника, хотя бы этот последний и был способен к жизни, — а так, что Бог, как именно Святой Носитель жизни и истины, от вечности дал право на жизнь и блаженство только добру (Быт. 1, 31) и осудил зло, как прямое отрицание Божественной жизни, на смерть и мучение. Поэтому всякое бытие, избирающее по своей воле зло, тем самым обрекает себя на определенную злу участь: грешник должен умереть. Этому-то непреложному закону вечной правды, осуждающей не грешника, а грех (!), руководящейся, следовательно, не чувством оскорбления и желанием отмщения, а именно нравственным достоинством бытия, — и была принесена Голгофская жертва… Эта-то правда не может противоречить любви, потому что она побеждается не желанием удовлетворения, исключающим любовь, а прямой невозможностью, не отрицая Себя, даровать мир и жизнь беззаконию» [51].

Правда Божия осуждает первородный грех как расстройство, происшедшее в чистой и совершенной богосозданной природе человеческой. Но она же и предлагает безвоз{38}мездно, без всякой человеческой заслуги, надежное средство для освобождения от наследственной греховности — вступление в Новый Завет с Богом чрез посредство таинств святого крещения, миропомазания, покаяния и причащения Тела и Крови Господа Иисуса Христа, Нового, или Второго, Адама (1 Кор. 15, 47), Родоначальника искупленного и спасаемого Им и в Нем человеческого рода.

Крещение есть воскресение от смерти греховной, дарование человеку возможности

«ходить в обновленной жизни»

(Рим. 6, 4), а миропомазание и Евхаристия сообщают ему силы, необходимые для преодоления склонности к греховным поступкам. Благодаря этому верующий во Христа и ставший членом Церкви Христовой имеет возможность постепенно, в напряженной борьбе с грехом, освобождаться от рабства греху (Рим. 6, 20, 22) и из области духовной смерти переходить к истинной и непреходящей жизни во Христе.

Современником Блаженного Августина (354–430) был некто Пелагий († после 418 года), монах или мирянин-аскет, родом из Британии. Он вопреки святоотеческому учению о глубоком повреждении человеческой природы чрез грехопадение прародителей стал утверждать, что каждый человек рождается с совершенно свободной волей.

Все люди, по учению Пелагия, рождаются такими же невинными и непорочными, какими были до грехопадения прародители. Свободная воля как вначале была, так остается и теперь совершенно бескачественной способностью человека. По самой природе своей она не имеет и никогда не получает какого-либо предрасположения или удобопреклонности ни к добру, ни к злу. В любой момент воля человека с одинаковой легкостью может обратиться как от добра к злу, так и от зла к добру.

{39}

Смерть любого человека, по мнению Пелагия, есть вполне естественное явление, и человек смертен не в наказание за первородный грех, а по закону природы. Адам и до своего грехопадения подлежал болезням, немощам и телесной смерти, точно так же как подлежим им и мы; он умер бы независимо от того, согрешил ли он или не согрешил.

Пелагий был убежден, что учение о глубоком повреждении человеческой природы чрез грехопадение не только неосновательно, но и вредно в нравственном отношении. Пелагий любил при этом указывать на тот факт, что многие из его современников, предаваясь порокам, извиняли себя слабостью человеческой природы. Беспрестанно жалуясь на эту слабость, говорит он, эти люди избегали малейшего усилия, необходимого для христианского доброделания [52].

Сообщают, что Пелагий, оставивший родину и прибывший в Рим, услышал здесь однажды, как римский епископ публично высказал мысль Блаженного Августина о беспомощности человека и о том, что его участь зависит исключительно от Бога. Епископ привел при этом следующие слова из «Исповеди» Блаженного Августина: «Господи! Вся надежда моя на беспредельное милосердие Твое. Дай мне силу исполнить то, что Ты повелеваешь, и повелевай, что хочешь» [53]. Этот случай послужил поводом для нападения Пелагия на учение Блаженного Августина. Пелагию представилось, что это учение, широко распространившееся на Западе, убивает даже ту малую энергию, которая еще оставалась в расслабленных духом его современниках. И Пелагий решил противопоставить Блаженному Августину свое учение о свободе воли, как опору нравственной энергии христианина.

Нужно заметить, что в это время авторитет Блаженного Августина, епископа североафриканского города Ип{40}пона, был исключительно высок, в особенности, конечно, на Западе, но имя его знали и на Востоке как достойное всяческого уважения.

Строгий аскет и ревностный христианин, а затем и пастырь, Блаженный Августин, после бурно проведенной юности, на собственном опыте испытал, как тяжело бывает человеку вести борьбу с обуревающими его искушениями. Он познал, какая колоссальная сила воли требуется для того, чтобы противостоять живущему во плоти греху, и какая бездна отделяет нас от нравственного совершенства, к которому мы призваны. Исходя из собственного аскетического опыта, Блаженный Августин пришел к выводу, что первородный грех в корне извратил духовные силы человека, что зло неодолимо для него без чудесной помощи властно спасающей его от самого себя руки Божией. Развивая эти мысли, Блаженный Августин пришел к убеждению, что в деле спасения свободная воля человека не играет существенной или даже вообще какой-либо роли. Свободной воли у человека после грехопадения в строгом смысле вообще не существует. Спасение же совершается исключительно всемогущим действием божественной благодати.

Как отец и учитель Церкви Блаженный Августин имеет важное значение не только для Западной, но и для Вселенской Церкви. Велика его заслуга, в частности, и в той борьбе, которую ему пришлось вести с заблуждениями пелагиан. Но нельзя оставить без внимания и некоторые ошибочные мнения Блаженного Августина. Внутренний опыт одного человека, как бы ни был велик этот человек, не может быть вполне адекватным выражением опыта всего человечества. Блаженный упустил это из виду, принял свой личный опыт за опыт общечеловеческий и пришел к ошибочному и несогласному с опытом других святых Отцов утверждению о полной мертвенности человека для добра: для потомков Адама стало невозможным или почти невозможным радостное служение Богу по любви к Нему. В одном из своих писем Блаженный Августин говорит: «Чрез тяжесть первого греха {41} мы потеряли свободную волю любить Бога» [54]. В другом месте он пишет: «Свобода не грешить потеряна в наказание за грех» [55].