Павел Евдокимов - Женщина и спасение мира

На Востоке свидетельство — весьма характерное — преп. Исаака Сирина (VII век) предлагает нам не только умозрительное понятие, но и опыт великого подвижника; от его слов веет суровостью пустыни, но в них еще живы следы того "пламени вещей", видеть которое ему была дано как великому прозорливцу. В земной миссии Христа он созерцает Его бесконечную жалость к людям. Любовь Человеколюбца'[29] ', Друга людей, бесконечно превосходит у него сотериологию как таковую и достигает потрясающей объемности в Воплощении, которое совершалось бы даже без падения человека[30].

Глубинной причиной Воплощения является не человек, но Бог, оно содержится в Его предвечном и неизреченном желании стать Человеком и таким образом осуществить Богоявление. Согласно Мефодию Олимпийскому, "Слово сошло в Адама прежде веков"[31]. Св. Афанасий Великий порывает с христологией "домостроительной" (Филон, Апологеты, Ориген): Слово не обусловлено миром, но одним только Богом. Великий синтез преп. Максима Исповедника[32]подчеркивает эту мысль и продолжает линию св. Иринея[33] и св. Афанасия Великого[34]: "Бог создал мир, чтобы в нем стать человеком и чтобы человек в нем Стал Богом по благодати и был причастником Божественного существования". "В Своем Совете Бог решает соединиться с человеческим существом, чтобы его обожить", что неизмеримо больше только прощения и спасения. Понимание Сотворения мира возможно лишь в Богочеловеке: мир задуман и сотворен вВоплощении. Пренебрегая возможностью падения. Бог ваял лик человека, взирая в Своей Премудрости на небесную и вечную Человечность Христа[35].

Если бы Воплощение было определено падением, это значило бы, что Сатана, зло обусловливали бы его. Протоиерей Сергий Булгаков[36] привлекает внимание к формулировке Никейского Символа веры: Христос сходит с небес и воплощается "нас ради человек и нашего ради спасения". Сжатость стиля Символа веры исключает всякую мысль о беспричинном повторении. "...Нашего ради спасения" означает Искупление, а "нас ради человек" — Обожение, причем и то и другое объясняет Воплощение. Богословие Святого Духа, Славы, Святости заставляет идти дальше отрицательного аспекта очищения от "жизни в Сатане", чтобы остановиться на положительном аспекте — "жизни во Христе". Речь идет о царственном священстве — следом за нашим Предтечею[37], — ибо Христос уже сейчас входит за завесу во святилище, чтобы осуществлять Свое литургическое служение Первосвященника. В Евхаристии небесная реальность Христа становится нашей реальностью. "Остальное же да будет почтено молчанием", — говорит св. Григорий Богослов[38]; и мы стоим перед некоей очевидностью, которая не допускает никакого анализа. Воплощение направлено на то, чтобы "все небесное и земное соединить под главою Христом" (Еф. 1.10) по премудрости Божией, тайной, сокровенной, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей (IKop. 2.7).

Икономия славы — выше всякого ангельского или человеческого выбора, выбора Люцифера или Адама. Воплощение подразумевает высшую степень общения. Воплощение уже дано в концепции обожения, которое оно предполагает и восполнением которого оно таким образом является. Падению соответствует Искупление вины и Суд. Самой сути Воплощения соответствует только Царствие Божье, потому что Оно есть Его исполнение. Вот почему мы смотрим на Церковь как на организм спасения, на путь спасения и его сакраментальные средства, но также уже и как на само спасение, наступление Царствия Божьего. Усеченная антропология в своих крайних течениях начинается с первородного греха и кончается судом с двойным предопределением, который, в таком случае, не является даже судом, ибо, имея предустановленный замысел, нечего и судить. У Божественного Первообраза, призванного все рекапитулировать, отнимается одна из его частей.

Антропология в своей эонической широте берет начало в Раю и вливается в полноту Царствия Божьего — в тайне конечного апокатастасиса, рекапитуляции[39] неба и земли.

На терминах, которые применяются в Библии, лежит отпечаток различных эпох и различных авторов. Следовательно, "технический" лексикон страдает недостатком точности и иногда неизбежна кажущаяся путаница при переходе от одной книги к другой или от Ветхого Завета к Новому. Чтобы понять библейскую антропологию, надо прежде всего отвергнуть всякий дуализм — как классический греческий, так и современный картезианский, дуализм души и тела, двух субстанций, находящихся в состоянии противоборства: "тело есть могила" для души (s6ma-sema). Библейский конфликт находится совсем в другой перспективе: замысел Творца, Его желания противопоставляются желаниям твари; святость — греховному состоянию; норма — извращению. Плоть (евр. beeSv, греч. sarx) обозначает совокупность, некую целостность, живую плоть. Человек выходит из рук Божьих "душою живою", он не имеет душу, он есть душа, онесть тело; он есть psyche, nephesch. Если душа исчезает, то остается не тело, но прах земной, "прах возвращается к праху".

Все, что сотворено, "хорошо весьма" (Быт. 1.31). Зло таится не в состоянии тварности; источник зла чужд существу, которое с самого начала "добро зело". И зло приходит не снизу, а сверху, из духовной области. Его происхождение восходит к ангельскому миру и затем к выбору человеческого духа. Только потом зло проникает внутрь и водворяется в "трещинах" существа, целостность которого разрушена, иерархическая структура которого искажена. Эти предпосылки существенны для обоснования библейского понимания личности. Множество человеческих ипостасей происходит не от так называемого падения духовного в материю (гностическая идея), и спасение состоит не в освобождении от материи и не в возвращении к "Единому" неоплатонизма. Нормативный порядок природы постулирует достижение полноты всех аспектов и всех составных элементов человеческого существа, интегрированного в "духовном" принципе личности, в апофатической бездне сердца. Именно благодаря этому характеру целостности любое познание в библейском смысле не является автономным проявлением какой-либо отдельной способности человеческого духа, оно является результатом участия всех способностей (евреи думали сердцем), и поэтому часто сравнивается с бракосочетанием (сочетаться браком с женщиной —это прежде всего "познать" ее). Этот брачный термин указывает также на определенную взаимозависимость: человек рождается для познания посредством знания, которое есть у Бога о человеке, для познания через "бракосочетание" с Богом, и только познавая Бога, человек познает самого себя.

Pneuma, ruah, дух, Божественно только в отношении того "общения по сущности", того таинственного в нас, которое позволяет нам говорить, что "мы Его и род" (Деян. 17.28). Главная мысль апостола Иоанна Богослова — вселение'Духа Божьего — предполагает в человеке то, что Его принимает, и, следовательно. То, что Ему соответствует — человеческий дух, рпеита: "Сей Самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божий" (Рим. 8.16). Этому понятию сыновства у апостола Павла (Божественная сторона) соответствует его основополагающее утвержде-ниео причастии (человеческая сторона того жесобытия): "...Дабы вы чрез них соделались причастниками Божеского естества..." (2 Пет. 1.4). Итак, можно утверждать, что рпеита налагает на человека печать своего небесного происхождения и содержите себе начатки Царствия Божьего. Человек говорит о себе, что он странник и пришелец на земле (Евр.11.13), и стремится к Небесному Граду. Homo viator, он находится в состоянии перехода к грядущей Пасхе; более того, он сам является этой Пасхой: (pesah означает переход).

Итак, дух является той высшей точкой человеческого существа, которая общается с потусторонним и принимает участие в нем сообразно структуре человека, созданного по "образу Божию". Св. Григорий Богослов выражает это очень ярко, отрицая в человеке все независимое, существующее "по собственному образу". Являясь по существу "переходом", человек осуществляет либо свое подобие Божественному, либо — бесовскому, что отражается на космической жизни: человек склоняет к себе весь материальный мир. Итак, библейское противопоставление находится на совершенно другом уровне глубины, чем простое отношение между душой и телом; оно относится к области метафизики: между земным и небесным, между homo animalis и homo spiritualis, взятыми в их целостности. Оно открывает онтологическую пропасть между верующим и неверующим, разграничивает эти два "зона".