Афанасий Сахаров - Настроение верующей души по Триоди Постной

Как нарушители воли Божественной, как грешники безответные, мы весьма нуждаемся в покаянии. Поэтому усиленно зовет Святая Церковь своих чад к покаянию, усердно просит у Христа Жизнодавца открыть для них двери покаяния, дать им время на покаяние.

Поистине велие покаяние! От него зависит наше духовное совершенство, наше спасение. Наглядный пример тому — блудная жена, которую ради ее покаяния спас Ожидающий покаяния согрешающих. Только через покаяние первее блудница жена, внезапу целомудренна явися (Великая Среда, утро, икос). Другой подобный же пример указует Спаситель в Божественном Писании о блудном сыне, доброму покаянию которого должны подражать христиане, в смирении сердца взывая: Согрешихом Ти, Отче щедрый, и никогдаже достойни есмы нарещися чада, якоже прежде (Неделя блудного сына, икос).

Велие покаяние! Оно — сильнейшее оружие против стрел врага в нашей брани с исконным человекоубийцей диаволом. Исполненный гордыни и превозношения, он на этот же гибельный путь влечет и человека, внушая ему горделивые чувства превозношения и самооправдания, ибо опытно познал, что этот путь скорее всякого другого удаляет от Бога. Наоборот, покаяние приближает к Богу, и потому его не терпит противник Божий, ибо его искусительные стрелы, как о крепкий щит, разбиваются о покаяние, не нанося никакого вреда укрывшемуся за ним, побуждая его не предаваться беспечности, не выходить из‑за надежного прикрытия.

Велие покаяние! Оно — тихая пристань для погружаемых треволнением греха, ибо, по словам преподобного Исаака Сирина, «смрадное море между нами и мысленным раем можем перейти только на ладье покаяния, на которой есть гребцы страха»[30]. Оно просвещает свечу души, очищая ее от грехов и страстей, как от нагара, уменьшающего свет; оно примиряет со Христом и дарует вечную жизнь показывающему его плоды.

Велие покаяние! Оно — незаменимое приобретение для людей. Нет хуже и опаснее состояния нераскаянности. Человек грешен, весь покрыт язвами греха, как проказой, а все же не хочет сознать своей греховности, все говорит, что не хуже других, а в тайне сердца думает, что даже лучше других. Бывает, что тяжело больной, дни жизни которого уже сочтены, храбрится и говорит, что вполне хорошо чувствует себя и уже не нуждается во враче и лекарствах. Подобным же образом и грешник отвергает назначаемое ему благодатное лекарство, не спешит прийти во врачебницу покаяния. А между тем стоит только прийти в эту чудную лечебницу, конечно, с крепкою верою в Господа Христа, с твердою надеждою на высшую помощь, как любвеобильный и сострадательный Врач очистит язвы сердца, покаяния… прилагая лечбы (четверг 3–й седмицы, 9–я песнь канона), заботливо перевяжет раны, как некогда милосердный самарянин впавшему в разбойники, Сам уврачует болезни страдальца, омоет его, очистит, покажет паче солнца чистейша.

Болезни грешника — это страсти, которые мучают и терзают его, привлекают внешнею приятностью и вознаграждают горечью разочарования, страданий и расслабления, которые побуждают его совершать дурные поступки, творить злые дела, прикрывая их какою‑либо земной греховной прелестью, а в вознаграждение приносят укоры совести и муку неудовлетворенности. Покаяние же, как огонь или печь, попаляет страсти, обессиливает их, уничтожает. Покаяние очищает от греха, уничтожает даже самую закваску его, каковою является гордость, эта первая из всех страстей. Как закваска воздействует на всю массу, находящуюся в сосуде, приводя ее в брожение и изменяя, так и гордость изменяет всего человека. «Нет никакой другой страсти, — говорит преподобный Иоанн Кассиан, — которая бы так истребляла все добродетели и так обнажала и лишала человека всякой праведности и святости, как эта злая гордость: она, как всеобъемлющая некая зараза, не довольствуется расслаблением одного какого члена или одной части, но все тело повреждает смертельным расстройством, а стоящих уже на высоте добродетелей покушается низвергнуть крайне тяжким падением и сгубить»[31]. Покаяние же уничтожает эту закваску всякого греха и порока. Решительным противоядием гордости является смирение, а покаяние есть акт смирения. Последнее неотделимо от первого, равно как первое немыслимо без последнего. Вообще все наши добрые дела теряют всякое значение, если не соединяются со смирением. Но больше всего смирение раскрывается в покаянии, которое, конечно, должно состоять не в одном только проявлении на словах виновности, а в том, что кающийся искренно сознает свою греховность, в глубине сердца скорбит о своей беспомощности. Как земля не может принести плодов без семени, так и человек не может покаяться без смирения [32]. В самом деле, разве будет каяться тот, кто в горделивом самомнении не сознает своей греховности, не считает себя имеющим нужду в покаянии? Разве будет прибегать ко Господу с просьбой о помощи тот, кто по причине отсутствия смирения не познал своей греховности, кто приписывает свои добрые дела, которые по большей части имеют только видимость добрых дел, своим только силам? Наоборот, смиренно сознающий свои грехи и немощи знает, что никакой добродетели нельзя совершить без Божией помощи, вне Его покрова. Поэтому он со смирением постоянно к Нему прибегает.

Смирение и покаяние неотделимы друг от друга. Смирение предшествует покаянию, ибо только воспитавший в себе чувство смирения, только познавший свое ничтожество и греховность, осознавший, что если и есть у него что доброго, то это совершено с Божией помощью, а лично ему если что и принадлежит, то одно дурное, злое, — только такой человек может воспитать и поддерживать в себе покаянное настроение. Но предшествуя покаянию, смирение вместе с тем с необходимостью сопровождает его. Кающийся в своих грехах, сознающий свое ничтожество и беспомощность в отношении исправления и хождения по пути добра не может быть несмиренным. «Воспоминание о согрешении, — по словам преподобного Исихия, — споспешествует к смиренномудрию».

Первая ступень смирения — проявление его по отношению к людям, к собратиям во Христе. Исчисляя только свои грехи, христианин не обращает внимания на прегрешения собратий, не должно, тем более мня себя праведна быти, осуждать других, когда сам весь в язвах греха, сам постоянно падает и согрешает. Не бысть в житии греха, ни деяния, ни злобы, еяже аз, Спасе, не согреших умом и словом, и произволением, и предложением, и мыслию, и деянием согрешив, яко ин никтоже когда (Великий канон, песнь 4–я). Как может врач, хотя бы и хорошо знающий врачебную науку, лечить больного, когда сам лежит на одре болезни, сам покрыт заразными струнами? Не обращается ли к нему Божественное слово: врачу, исцелися сам (Лк.4:23)? Грешнику ли указывать на грехи других? Таким указанием он только увеличивает свою греховность, прибавляя к прежним грехам еще новый — осуждение, которое Христос, по толкованию одного богомудрого аввы, уподобил бревну, тогда как грех ближнего, вызвавший осуждение, — только сучку [33].

Не замечая грехов других людей, постоянно сокрушаясь о своих падениях, судя прежде иных свои дела, сравнивая свою жизнь с Божественным законом и с жизнью святых людей, кающийся христианин естественно приходит к тому искреннему убеждению, что он волею согрешил паче всех, что нет того, кого бы он не превзошел прегрешениями. И это не одни только слова в его устах. Испытывая свои дела, он действительно должен увидеть себя как всякого человека, превозшедша грехами. О себе он знает, яко разумом мудрствуяй согреших, не неведением (Великий канон, песнь 5–я). Этого он не может сказать о других, ибо ему неизвестно внутреннее настроение их. Кто знает, может быть, те грехи братии, которые он видит, совершены именно по неведению и как таковые подлежат меньшему вменению, чем его, совершенные сознательно.

Сознавая себя грешником, христианин уже не может гордиться пред другими людьми, а только смиряться и уничижаться, тем более, что к смирению призывает Своих последователей Христос. В Своем Божественном учении преподав ученикам наставления о смирении, притчею поучив не высокомудрствовати паче, еже подобает мудрствовати (Неделя 3–й седмицы, стихира на хвалитех), Христос Спаситель Сам подает пример смирения. Смирившись даже до рабия образа (ср.: Неделя мытаря и фарисея, канон, песнь 4–я), до распятия и смерти, Христос приходил не затем, чтобы Ему служили, а чтобы Самому послужить и положить душу Свою за избавление мира. К тому же зовет Он и Своих последователей. Особенно поучительный пример смирения показал Христос на Вечери Тайной, умыв ноги Своим ученикам. И все, хотящие быть друзьями Христа Спасителя (а кто из христиан не хочет этого?), должны Ему подражать прежде всего в смирении, друг другу покоряясь и друг другу умывая ноги. Христиане должны честию друг друга больша творить (см.: Рим.12:10), так, чтобы первый между ними добровольно был всем слуга.