Яков Кротов - Военная Россия

Чекист Юрий Дроздов с 1979-го по 1991-й год он возглавлял Управление нелегальной разведки КГБ СССР, в качестве пенсиона получил финансирование некоего "аналитического центра", и в январе 2007 года заявил (в связи с антибританской истерикой Кремля), что Британия и США намерены разделить Россию между собой: с запада до Екатеринбурга — Англии, от Екатеринбурга до востока — США. Это заявление было озвучено правительственным агентством.

Русские поместья исстари делились на доходные и расходные. У богачей большинство земель приносили доход, благодаря которому существовали такие роскошные и абсолютно расходные (сегодня бы сказали «затратные») усадьбы как Архангельское или Царицына. В определённом смысле, поскольку вся Россия принадлежала Кремлю, вся страна приносила доход, который тратился лихо и бессчётно.

Милитаризм расходен не только потому, что «пускает в расход» людей. Это позднее выражение. Милитаризм расходен, потому что основан на идее чести как материальной славы. Честь оружия проявляется прежде всего во внешнем. Милитарист тем славнее, чем больше убил людей, чем больше у него оружия, которым убивают людей, чем лучше украшено это оружие. Честь, к примеру, князя Святослава, отца Владимира Красное Солнышко, проявлялась в том, что награбленное (завоёванное в походах) золото и серебро он раздавал дружинникам. Объяснение было абсолютно рациональным: дружинники завоюют князю новое золото, а золото само по себе никого завоевать не может, золото и дружинников не приобретёт.

Конечно, это рациональность милитаристская, а на самом деле это иррационально… Буржуа знает, что золото, пусть ничего и не завоёвывает, зато оно покупает — оно покупает комфорт, оно покупает мир. Что проку человеку завоевать весь мир, если в этом мире у него не будетк уютной комнатки с ковром, камином и садиком под окном? Так появляется милитаризм доходный, который тщательно следит, чтобы война, если уж она случилась, приносила прибыль. Это не такой дурной милитаризм, потому что, коли уж начинают считать деньги на войну, быстро обнаруживают что самое доходное — вообще не воевать. Милитарист, один раз задумавшись над «итого», рано или поздно приходит к пацифизму. Правда, увы, поздно это ещё во многих душах не состоялось…

Расходный милитаризм принадлежит древнему прошлому. Сегодня примером его является, можно надеяться, только Россия. В ней по сей день звучит оправдание: «Народ России ничего не получил от стран, которые вошли в состав России, наоборот, он тратился на них».

Это абсолютно верное экономическое наблюдение. Англия, Германия, Франция богатели от своих колоний. «Бремя белого человека» было бременем отдельных колонизаторов, которые и гибли, и болели. Они иногда не получали того вознаграждения за свои усилия, которые считали достойным, но всё-таки обычно их семьи и родственники приобретали, и чаще всего, очень подымались по социальной лестнице.

В России, как сказал Василий Ключевский, государство пухло, а народ хирел. Однако, психологически народ считал правильным именно это. О том и говорит знаменитое «не щадя живота своего». Россию не посрамить! Это не самопожертвование. Не живот возлагается на алтарь отечества, а отечество кажется собственным животом. Пусть в избе пусто, зато карта мира полна России.

Милитаристу нужна великая Россия. Если будет великая Россия, то щей всегда приобретём. Если приобретём щей, но величие России потеряем, то это бесславие и смерть. Смерть иллюзорная, конечно, но для милитариста она страшнее настоящей.

То, как сама российская власть пропагандирует среди «россиян» действия в Грузии, — яркое проявление расходного милитаризма. В стране с невероятным классовым расслоением, где уже почти как в нищих латиноамериканских странах большинство населения живёт в десятки раз хуже меньшинства, где пенсии официально меньше прожиточного минимума, радостно сообщают о миллиардах, которые будут «потрачены на восстановление» новозавоёванных земель. Это не безумие: милитарист, живущий в однокомнатной хрущобе, в которой европеец и собаку не поселит, утешается тем, что Россия проявила своё величие.

Милитаризм действует как сильнейший наркотик, отупляя чувства и создавая иллюзорную реальность. Только вот графы «приход», «расход» не бесконечны. Рано или поздно появляется горизонтальная линеечка. «Итого», одинаково беспощадная к любому милитаризму. Именно об этом говорится в Евангелии: «Сочти число зверя, ибо это число человеческое». Зверь не зверствует, зверствует человек, становясь милитаристом. Получает он от этого прибыль или разоряется, значения имеет так же мало, как забирает сексуальный маньяк у жертвы кошелёк или отдаёт ей свой.

Либерализация, демократизация, реформирование в России постоянно проваливаются. Причины провалов назывались разные. Доходило до сопоставления провалов с появлением пятен на Солнце. Измеряли, сколько лет проходит между реформами.

«А ларчик просто открывался». Не могут не проваливаться реформы в стране, которая воюет.

Государство понимается как "организованное насилие", "дубинка в руках" — неважно, в руках Ульянова, Романова, Джугашвили. С таким же успехом можно считать, что единственная нормальная форма любви — изнасилование.

Трижды в истории России случались прорывы свободы: в начале XVII века, между февралём и октябрём 1917 года, в конце августа 1991 года. (Прорывы, к сожалению, становятся всё короче).

Горбачёва иногда хвалили — мол, при нём государство перестало быть врагом своих граждан. Да государство российское никогда не было врагом своих граждан. Оно их начальник, а они его верные солдаты. Генерал, посылающий солдата в бой, не враг солдату, хотя посылает его на смерть. Горбачёв же выделялся тем, что из всех руководителей России единственный был по психологии штатским, а не военным.

Трижды страна возвращалась из свободы к милитаризму, облегчённо вздыхая. Трижды создавала миф о том, что её беды от свободы, а не от милитаризма (и рабства — только при милитаризме рабство иначе называется — безопасностью, обороноспособностью и т. п.).

Так алкоголик уверен, что пьёт, потому что быть трезвым невыносимо: голова болит, руки дрожат.

Самые знаменитые реформы — освобождение крестьян в 1861 г. и последующие инициативы. При их описании и анализе всегда забывается, что одновременно с реформами Россия завоёвывала Среднюю Азию. Хрущёвская «оттепель» — и расправа с Венгрией. Реформы Косыгина — и агрессия против Чехословакии.

Самые ранние — реформы Ивана Грозного. Они сразу же перешли в попытку завоевать Прибалтику. Да и цель всех реформ, начиная с той самой, 1550-х годов, — реформировать прежде всего армию, чтобы успешнее завоёвывала и подавляла.

В XIII–XV веках русские интеллектуалы не фиксировали в текстах факт порабощения народа Улусом Джучи. Позднее и даже до сего дня вытеснение распространилось на то, что Россия — ещё более военное государство, чем Улус Джучи. Вытеснение из своего сознания факта своего рабства с моральной точки зрения простительно и целительно. Вытеснение того факта, что ты — рабовладелец и милатарист, не имеет извинений.

В 1696 г. Пётр I завоевал Азов. Теперь донские казаки, которые ранее были союзниками и наёмными солдатами России, стали её подданными. Через десять лет, 6 июля 1707 г. Пётр I Ю.В.Долгорукого на Дон для ареста и возвращения к хозяевам крепостных, бежавших на Дон после 1695 года. При этом формального царского указа о возвращении беглых не было. Пётр просто нарушил запрет на выдачу беглых с Дона, который действовал ранее в отношениях Москвы и казаков. Возможно, царь нуждался в рекрутах для войны со Швецией. В итоге ему пришлось воевать и со шведами, и с казаками, которые стали защищать свои прежние права. В правление коммунистов государственные историографы представили восстание казаков как крестьянскую войну. Николай Павленко, один из таких историографов, в 1997 году представил новую концепцию, выдержанную в духе новой империи. Он обвинил казаков в стремлении "утвердиться в Москве", хотя не смог привести ни единого документа в подтверждение такого обвинения, повторяющего обвинения 1990-х годов в адрес чеченцев.

Павленко вынес приговор: "Если рассматривать движение Булавина в контексте Северной войны, то оно однозначно подрывало могущество Российской державы в условиях опасных посягательств на её суверенитет. С точки зрения обороны страны, это был удар в спину" (Павленко Н. Расказачивание по-петровски // Родина. — № 7. - 1997. — С. 30).

Северная война оказывается борьбой за суверенитет России. Разумеется, такая концепция есть яркое проявление империализма. Украина при этом рассматривается как исконная часть России. Труднее объяснить, почему Россия, первая объявившая войну Швеции, ставившая своей задачей завоевание шведских владений в Прибалтике — жертва агрессии. Но имперская психология не объясняет, а приказывает — на то она и имперская. Она творит мир, в котором агрессия — единственный способ "защитить свой суверенитет".