Бхагаван Раджниш - Мессия. Том 2

Он сказал: «Я улыбаюсь, потому что вы не знаете, что делаете, вы крепко спите; если бы вы проснулись, вы поняли бы мою улыбку. Моя улыбка показывает, что вы не убиваете меня; вы убиваете самих себя. Разрушение моего тела меня не уничтожит, но разрушая мое тело, вы разрушаете единственный пример своей будущей славы, своего будущего роста, своей будущей актуализации.

Когда я говорю, что вы уничтожаете именно себя, я подразумеваю вот что: вы устраняете из своего бытия того, кто мог бы пробудить вас, — настолько вы испуганы. Это из-за страха вы убиваете меня, из-за страха: «Этот человек собирается пробудить каждого», — а вы не хотите пробуждаться. Вы так сильно вовлечены в свой сон и в свои грезы, что и знать не хотите об истине».

Альмустафа не держит зла на этих людей, но испытывает лишь глубокое сострадание. И так бывало со всеми мистиками.

Всего три года назад я предсказывал, что, если вы не измените свои прогнившие идеи насчет человеческой энергии, насчет секса, насчет естественного человеческого роста, две трети человечества умрут от СПИДа. Я сказал это на мировой пресс-конференции, но никто не поверил мне. Они не смогли найти нигде никакого признака, подтверждающего мое предсказание — возможно, и умрет немного людей от болезни, но не две трети всего человечества.

Как раз сегодня мой личный врач, доктор Амрито, прислал мне сообщение: «Впервые медицина подтверждает Ваше предсказание, потому что во многих местах Америки заражение достигло семидесяти процентов», — мое предсказание было только шестьдесят шесть процентов. И то же происходит в Африке; возможно, процент там даже больше, просто отсутствует медицинское обследование.

Анандо, один из моих секретарей, тоже принес несколько газетных вырезок показать мне. Я твердил годами, что ваши так называемые религии ответственны — целиком ответственны — за эту разрушительную болезнь, которая захватит весь мир. Быть может, еще до того, как ядерное оружие и Рональд Рейган уничтожат вас, вы будете уже уничтожены этой болезнью.

В тех вырезках были сообщения, что у многих католических священников обнаружили СПИД. Многих католических священников в Америке повыгоняли — они подросту исчезли; церковь будет продолжать платить им жалование, но она хочет скрыть тот факт, что ее священники гомосексуалисты. Это не единичный случай; по всей Америке были дюжины священников, у которых обнаружили СПИД. Два священника, у которых хватило смелости, даже вышли и публично заявили: «Мы страдаем от СПИДа, и мы не считаем, что гомосексуализм противоречит католической религии».

Я согласен с ними. Фактически, католическая религия — и другие религии, — все они за гомосексуализм. Нет религии против гомосексуализма; именно своим непрерывным акцентированием на безбрачии они создали извращенное человечество. Даже не верится, что есть места, где семьдесят процентов людей становятся гомосексуалистами, а их число приближается к такому уровню и в других местах.

Но такова слепота человека и такова его глухота.

Он никогда не будет слушать истину, когда еще есть время что-то исправить. Теперь это уже почти за пределами наших сил; мы можем быть всего лишь беспомощными зрителями.

Вы не поверите этому: несколько дней назад тридцать полицейских офицеров напали на гомосексуальный клуб среди ночи, и все они были в резиновых перчатках. Когда в новостях опубликовали, что все эти тридцать офицеров были в перчатках, глава полицейского департамента отрицал это. Но там были фотографии, и в конце концов ему пришлось забрать назад свое отрицание. Он сказал: «Они надевали перчатки, чтобы защититься от гепатита». Это что-то абсолютно новое; никто никогда не слыхал о возможности защититься от гепатита, надевая перчатки; как помогут перчатки? — гепатит нельзя предупредить перчатками! Конечно, те тридцать полицейских офицеров тоже были связаны с гомосексуализмом, а нападение на гомосексуальный клуб было лишь предлогом попасть туда.

Самое странное, что человек никогда не готов понять истину, когда еще есть время сделать что-то. Со временем он познает ее, но слишком поздно.

Сейчас, в момент отъезда, когда Альмустафа стоит на палубе своего корабля, люди готовы слушать его. Он пробыл среди них двенадцать лет, и никто даже не поинтересовался тем, что этот странный человек носит в сердце; никто не позволил ему быть частью города Орфалеса. Он оставался там двенадцать лет, но он был чужаком.

Когда в Америке мою коммуну саньясинов разрушили, я, находясь три дня в заключении, беседовал с тюремщиком. Он был замечательным человеком, он не был частью заговора. Вначале меня поместила в другую тюрьму, которая являлась частью заговора, но я настоял на суде: «Замените тюрьму! Меня не волнует, отпустят меня на поруки или нет, но я не могу быть в этой тюрьме. У вас в городе есть две тюрьмы, в я выбираю другую, потому что в этой тюрьме мне не дали даже подушки или одеяла; хотя бы чем-нибудь застелить стальную скамью, голую стальную скамью — они не дали ничего». Я просидел целую ночь, а когда просил их, они говорили: «У нас нет никаких подушек, у нас нет никакого одеяла». Я сказал: «Эта тюрьма, по-видимому, часть заговора. Поместите меня в другую тюрьму».

Они не предвидели такого, поэтому им не удалось заранее оказать давление на другого тюремщика; это было неожиданно. Я был переведен в другую тюрьму, и тюремщик сказал мне: «Я знаю, вы не виновны — я слышал весь процесс. Нет никакой причины арестовывать вас, но, к несчастью, вы чужой здесь. Это ваше единственное преступление».

Я спросил его, как только мы подружились больше: «Сколько вы пробыли в Америке? — три поколения, четыре поколения? Сколько Рональд Рейган пробыл в Америке — два поколения, три поколения? — потому что Америке не исполнилось и трехсот лет. Вы такой же чужой, как и я. Фактически, вы еще более чужой, ведь вы пробыли здесь дольше; вы здесь чужие уже целую сотню лет, я же был чужим всего три года. Это простая арифметика».

Он рассмеялся: «Правильно».

Но они уничтожили туземных американцев, загнали их в своеобразные концентрационные лагеря, в тюрьмы, в джунгли — они называют их резервациями. Эти люди имеют право жить только в резервациях — настоящие хозяева Америки; они и есть единственные американцы, а люди, которые претендуют быть американцами... никто из них не американец. Они прибыли из всех стран Европы — кто-то из Испании, кто-то из Португалии, кто-то из Англии, кто-то из Италии, кто-то из Германии. Все они иностранцы.

Поэтому я сказал: «Вы думаете, быть иностранцем двести лет, дает вам определенные привилегии? Я новый иностранец, вы старый иностранец, тут не должно быть никакого антагонизма — мы оба иностранцы. Фактически, это вы захватчики; мы не захватчики. Вы заставили людей отдать свою землю вам, а мы купили землю, мы заплатили назначенную цену».

Он сказал: «Время от времени мы тоже платили».

Я ответил: «Знаю. Вы приобрели весь город Нью-Йорк за тридцать слитков серебра — это вы называете ценой? И это бизнес? Вы заставили тех несчастных людей уйти с земли всего за тридцать серебряных слитков. Такую же цену назначили евреи Иуде за Иисуса Христа; похоже, они заплатили слишком много — лишь за одного человека тридцать серебряников; вам пришлось убить тысячи людей, чтобы освободить ту землю, где теперь Нью-Йорк, а тем, кто был готов уехать, — в особенности вождю — вы заплатили тридцать серебряников. Вы называете это ценой?»

Он сказал: «Я сожалею; это не цена».

Зато быть чужим — это преступление. Если человек чужой другим людям, тогда с кем же вы собираетесь дружить, с кем собираетесь жить по-братски, к кому собираетесь проявлять свою любовь?

Жители Орфалеса говорили Альмустафе снова и снова:

«Ты — чужой, ты не должен находиться здесь, ты не наш. Чем разговаривать с нами, лучше говори с деревьями; чем быть с нами, лучше ступай на горную вершину. Ты не только с какой-то другой земли, ты — человеческое существо совершенно иного сорта. Больше времени ты молчишь, на большинство вопросов не отвечаешь. А когда отвечаешь, твой ответ не приспособлен к традиции, к ортодоксальному, к тому образу жизни, которым мы жили всегда».

Но он совсем не обижался. Никакой мистик никогда не чувствовал обиды; что бы вы ни сделали — даже если бы убили или отравили, — он не рассердится на вас.

Разве не ваше дыхание подняло ваши кости и укрепило их?

А дыхание — это чужой, оно приходит снаружи, из далеких земель. Вы можете даже и не знать, откуда оно приходит, но разве не дыхание укрепляет ваши кости, заставляет циркулировать вашу кровь, устраняет весь яд, всю двуокись углерода, которая, накапливаясь, может убить вас? Разве не дыхание дает вам кислород и жизнь? Но дыхание — это чужой. Гаутама Будда приходит в мир как дыхание, как весна.

И разве не сон, которого никто из вас не помнит, построил ваш город и придал облик всему, что в нем есть?