Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. Эссе о Гите – II

Гита с самого начала подготавливает утверждение идеи Пурушоттамы, она указывает, косвенно упоминает и даже открыто заявляет о его существовании, но лишь в пятнадцатой главе эта идея четко формулируется, определяются отличительные черты Пурушоттамы и он получает имя. Поучительно видеть, как Гита переходит непосредственно к освещению и развитию этой темы. Нам уже известно, что для того, чтобы возвыситься до уровня божественной природы, прежде всего необходимо установить в себе состояние совершенного духовного равновесия и выйти за пределы влияния трех гун, которым подвластна низшая природа. Превосходя таким образом низшую Пракрити, мы обосновываемся в безличном сознании, пребывающем над всеми действиями, невозмутимом, чистом, свободном от всех качественных определений и ограничений, – которое представляет собой один аспект проявленной природы Пурушоттамы, его проявление как вечное и единое всеобщее «я», или Акшара. Но также есть аспект вечной и невыразимой множественности Пурушоттамы, есть глубочайшая и несомненная истина в изначальной мистерии воплощения души и нисхождения ее в проявленный мир. Бесконечный обладает вечной силой – своей божественной Природой, деятельность которой не имеет ни начала, ни конца, и в процессе этой деятельности из игры внешне безличных сил словно по волшебству возникает индивидуализированная душа, prakrtir jivabhuta. Подобное возможно, так как Божественное обладает также аспектом личности и в Бесконечном она обретает свою высочайшую духовную истину и смысл. Но Личность Бесконечного это не отдельное, эгоистичное, эфемерное «я», созданное низшей Пракрити; это нечто возвышенное, универсальное и трансцендентное, бессмертное и божественное. Эта мистерия верховной Личности как раз и является тайной причиной любви и поклонения. Духовная личность, пуруша (puruṣa), вечная душа в нас предлагает себя и все, что имеет и чем является, вечному Божественному, верховной Личности и Господу, частицей (aṁśa) которого она является. Эта самоотдача, это возвышающее нашу индивидуальную природу поклонение и обожание, устремленное к неизреченному Владыке нашей личности и всех ее действий, дарует нам полноту знания; жертвоприношение трудов благодаря этой любви, достигает своего апогея и получает полное одобрение свыше. И именно благодаря этому жертвоприношению, любви и самоотдаче душе человека удается в полной мере осознать себя вечной частицей Божественного, проникнуть в тайну его динамического бытия, познать еще один, не менее великий и сокровенный аспект его природы и, благодаря этому самоосознанию, обрести твердыню бессмертия, исполниться высшим блаженством и приобщиться к вечной Дхарме. В предыдущих главах Гита говорила об уравновешенности, достигаемой с осознанием единого «я», и о поклонении единому Богу как о двух различных путях, ведущих к брахманическому состоянию, brahmabhūyāya, – один был путем саньясы (sannyāsa) и ее практики отрешенности по отношению к внешнему миру, а другой – путем божественной любви и божественного действия. Теперь же Гита переходит к синтезу, объединяя в Пурушоттаме личный и безличный аспекты Всевышнего и определяя характер их взаимоотношений. Ибо цель Гиты – избавиться от исключительного предпочтения и превознесения ценности какого-то одного аспекта Всевышнего над другим и объединить эти два типа знания и духовного опыта в один совершенный путь, ведущий к высшему совершенству.

В начале главы идет описание космического существования, символом которого выступает ведантический образ смоковницы. Это древо космического существования не имеет ни начала, ни конца, nānto na cādiḥ, ни во времени, ни в пространстве; ибо оно вечно и неуничтожимо, avyaya. Его подлинная форма не может быть воспринята нами, пока мы воплощены в этом материальном мире, и видимая земная почва не может служить ему достаточно прочной основой; по сути, это образ некоего вечного движения, исток которого наверху, в заоблачных высотах Бесконечного. Его закон – извечная и неуничтожимая потребность в действии, pravṛtti, вечным и бесконечным инициатором которого является изначальная Душа всего сущего, ādyaṁ puruṣaṁ yataḥ pravṛttiḥ prasṛtā purāṇī. Поэтому главный корень этого дерева наверху, за пределами Времени, в Бесконечном, но его ветви тянутся книзу и сюда же в мир людей проникают его другие корни, корни привязанностей и желаний, порождающие еще больше желаний и бесконечную череду действий. Эти корни разрослись в земной почве и хорошо закрепились в ней. Листья этого космического дерева сравниваются с ведическими гимнами, а познавший его становится знатоком Веды. И здесь нам открывается смысл тех довольно пренебрежительных слов о Веде или, по крайней мере, о ведическом знании, с которыми мы столкнулись в начале книги. Ведь ведическое знание – это знание богов, космических принципов и сил, а его плоды – плоды жертвоприношения, сделанного ради удовлетворения желания, или наслаждения и власть, получаемые в трех мирах: земном, небесном и промежуточном. Ветви этого космического дерева простираются вверх и вниз, внизу они проникают на физические, вверху – на сверхфизические планы; их рост обусловлен гунами Природы, ибо все, что изучают Веды, это тройственная гуна, traiguṇya-viṣayā vedāḥ. Ведические гимны, chandāṁsi, это листья, а чувственно воспринимаемые и достигаемые с помощью правильного жертвоприношения объекты желаний – это постоянно возникающие на побегах почки. Поэтому, пока человек наслаждается игрой гун и привязан к желанию, он погружен в суету правритти, скован цепью рождений и действий, постоянно вращается между землей, промежуточными планами и небесами, будучи не в состоянии подняться в высшие духовные просторы своего существа. Это было хорошо известно мудрецам. Чтобы достичь освобождения, они следовали пути нивритти или угасания изначальной потребности в действии, и финалом этого пути становилось прекращение рождений и обретение трансцендентного состояния в высочайших супракосмических планах Вечного. Но для этого необходимо обрубить многовековые и глубокие корни желаний острым мечом беспристрастия, а затем устремиться на поиски этой высочайшей обители, при достижении которой возвращение к смертной жизни становится необязательным. Чтобы достичь этого высочайшего Бесконечного, нужно освободиться от чар низшей Майи, преодолеть эгоизм, победить привязанности, заставить желания замолчать, превзойти двойственность радости и горя и прочно утвердиться в чистом духовном сознании. Поднявшись на эти высоты, мы обнаруживаем вневременное бытие, не озаряемое ни солнцем, ни луной, ни огнем, но само излучающее свет присутствия вечного Пуруши. В одном из стихов Веданты говорится: «Я отвернулся от всего, чтобы найти эту изначальную Душу и достичь ее, совершив великий переход». Это высочайшее состояние Пурушоттамы, его супракосмическое существование.

Но может показаться, что самым подходящим или даже лучшим, самым быстрым и действенным способом достижения этой цели является отречение и покой саньясы. Этот путь, по-видимому, является путем Акшары, так как предполагает полное отречение от трудов и жизни, аскетическое затворничество и бездействие. Но если это так, то действию едва ли остается место или, по крайней мере, в нем отпадает необходимость и призыв к нему становится излишним. Но все это никак не вяжется с сохранением и поддержанием космического существования, lokasaṇgraha, с битвой на Курукшетре, с путями Духа во Времени, с видением миллионнотелого Господа и с его вдохновенным приказом: «Поднимайся, поражай врагов, наслаждайся завоеванным царством!» И чем же в этом случае является эта душа в Природе, этот Кшара, этот дух, наслаждающийся нашим подверженным постоянным изменениям существованием? Ответ Гиты звучит так: «Это тоже Пурушоттама, но проявленный в своей вечной множественности». Кришна говорит о Кшаре: «Это вечная частица Меня, ставшая Дживой в мире Джив». И эта фраза, это определение содержит в себе огромный смысл и имеет исключительно важные следствия. Это означает, что каждая душа, каждое существо в своей духовной сути является самим Божественным, пусть на данный момент лишь частично проявленным в Природе. И эта фраза также означает, если вдуматься в смысл ее слов, что каждый воплощенный дух, каждый из этого множества является вечной индивидуальностью, вечной нерожденной и бессмертной силой единого Существования. Мы называем этот проявленный дух Дживой, потому что видим его здесь как живое существо в мире живых существ, а когда он проявляется в человеке, мы говорим о нем, как о человеческой душе и наделяем его человеческими качествами. Но, на самом деле, он намного превосходит свои нынешние обличья и не связан своей человеческой формой: в прошлом он проявлялся в менее сознательных формах, а в будущем он может стать чем-то большим, нежели ментальный человек. И когда эта душа превосходит все невежественные ограничения, она обретает свою божественную природу, по отношению к которой наша человеческая форма является лишь временным покровом, частичным и неполным выражением того, что скрыто за ней. Этот индивидуальный дух существует и всегда существовал в Бесконечном, за пределами Пространства и Времени, ибо он по своей природе неуничтожим, sanātana. Именно эта идея о бессмертной личности, по-видимому, является причиной того, что Гита избегает даже малейшего упоминания о возможности полного растворения души в Непроявленном, laya, но говорит, скорее, о высочайшем состоянии души, состоянии, в котором душа пребывает в Пурушоттаме, nivasiṣyasi mayyeva. Даже когда Гита говорит о едином «Я» всего сущего и, как нам кажется, использует язык Адвайты, эта неувядающая истина о вечносущей личности, mamāṁśaḥ sanātanaḥ, вносит некое качественное отличие и делает эти рассуждения почти идентичными доктрине Висиштадвайты, – но все-таки нам не следует спешить с выводами и думать, что именно к этому и сводится вся философия Гиты или что ее доктрина ничем не отличается от поздней доктрины Рамануджи. Хотя одно уже не вызывает сомнений: с точки зрения Гиты, принцип множественности в духовном бытии единого божественного Существования вечен, реален и совсем не является иллюзией.