Линь Цзи - Записи бесед "мудростью освещающего" наставника Чань Линь-Цзи из области Чжэнь

[3] Фраза не очень ясна, перевод предположительный. Очевидно, однако, что весь ответ Линь-цзи представляет собой параллелизм высказыванию Да-цы (о сосне) как по смыслу, так и по структуре. Что касается реалий, скрывающихся за выражением «цепи Трех гор», то, скорее всего, имеются в виду три возвышенности, расположенные в районе Янцзы выше Цзинлина (совр. Нанкин).

Возможно, в словах Линь-цзи, как полагает Демьевиль (см.: Там же), заключен намек на эпизод знаменитой битвы, происшедшей в этом районе в 280 г. н. э., которая положила конец эпохе Троецарствия. Во время этой битвы жители царства У с помощью натянутых поперек реки металлических цепей устроили многослойный барьер. Их противники чусцы сумели захватить Цзинлин, расплавив эти цепи с помощью факелов на «соломенной флотилии».

Однако не может быть исключено и предположение о том, что разрушение цепей у Линь-цзи ассоциировалось с уничтожением препятствий для полного расцвета «настоящего человека».

Линь-цзи прибыл в Сяньчжоу к Хуа-яню[1].

Линь-цзи спросил:

— Почтенный монах, зачем сидя клевать носом?

[Хуа]-янь сказал:

— Истинный адепт чань [сам по себе] необычен, не похож на других.

Линь-цзи сказал:

— Помощник, принеси чаю, пусть почтенный монах попьет!

[Хуа]-янь позвал монаха-вэйна, чтобы он посадил старейшину на третье место[2].

Примечания

[1] Хуа-янь — настоятель монастыря, носившего такое название. Этот монастырь был расположен в местности Сянчжоу (совр. пров. Хубэй). Кто был настоятелем во время прибытия туда Линь-цзи — неизвестно.

[2] Третье место (ди-сань вэй) — место, предназначенное для опытного монаха, второго лица после настоятеля.

Линь-цзи прибыл к Цуй-фэну[1]. [Цуй]-фэн спросил:

— Откуда ты пришел?

Линь-цзи отвечал:

— От Хуан-бо.

[Цуй]-фэн сказал:

— Какие слова сказал Хуан-бо? Расскажи людям.

Линь-цзи отвечал:

— У Хуан-бо не было слов.

[Цуй]-фэн спросил:

— Почему? Линь-цзи отвечал:

— Если б у него и были слова, то я б не мог их передать.

[Цуй]-фэн настаивал:

— А ты попробуй, скажи!

Линь-цзи сказал:

— Стрела пролетела на западное небо[2].

Примечания

[1] Цуй-фэн. — Сведений о нем нет.

[2] Стрела пролетела на западное небо (Цзянь го си тянь) — образное выражение, встречающееся и в других чаньских текстах. Смысл его: беседа приняла неверное направление, суть ее осталась в стороне, налицо лишь праздная болтовня.

[Линь-цзи] прибыл к Сян-тяню[1] и спросил:

— И не мирской, и не святой. Прошу тебя, Наставник, скорее говори, [что это такое]!

[Сян]-тянь отвечал:

— Почтенный монах, я как раз таков!

Тут Линь-цзи произнес кхэ и сказал:

— Какую еще чашку ищут здесь эти многочисленные бритоголовые?[2]

Примечания

[1] Сян-тянь. — Сведений о нем нет.

[2] Какую еще чашку ищут здесь эти многочисленные бритоголовые? (Сюйдо туцзы цзай чжэ-ли ми шэмма вань). — Замечанием о том, что монахи только и думают, что о еде, Линь-цзи как бы укоряет Сян-тяня и его общину. В то же время — это и похвала в их адрес, т. к. они занимаются обычными делами, не впадая в дуализм «мирское — святое», на что Линь-цзи пытался спровоцировать Сян-тяня своим первым вопросом.

[Линь-цзи] пришел к Мин-хуа[1]. [Мин]-хуа спросил:

— В чем смысл твоих бесконечных приходов и уходов?

Линь-цзи отвечал:

— Только в том, что я зря стаптываю свои соломенные башмаки[2].

[Мин]-хуа сказал:

— Так, в конце концов, зачем это?

Линь-цзи отвечал:

— Ты даже не понял, старина, темы беседы!

Примечания

[1] Мин-хуа. — Сведений о нем нет.

[2] Зря стаптываю… башмаки (ту та… се). — Линь-цзи имеет в виду, что Мин-хуа столь глуп, задавая свой вопрос, что приход к нему действительно бессмыслен.

Направляясь к Фэн-линю[1], Линь-цзи встретился в пути с одной старой женщиной. Женщина спросила:

— Куда ты идешь?

Линь-цзи ответил:

— Иду к Фэн-линю.

Женщина сказала:

— Дело в том, что как раз сейчас Фэн-линя нет.

Линь-цзи спросил:

— Куда он ушел?

Женщина ударила его.

Тогда Линь-цзи окликнул женщину. Она обернулась.

Тут Линь-цзи ударил ее.

Примечания

[1] Фэн-линь. — Сведений о нем нет.

Линь-цзи пришел к Фэн-линю. [Фэн]-линь спросил:

— Есть кое-что такое, о чем я хочу тебя спросить. Можно?

Линь-цзи отвечал:

— Чтобы разрезать мясо, надо сделать рану[1].

[Фэн]-линь сказал:

— Луна над морем сверкает, она не дает тени. Одиноко плавающие рыбки сбились с пути.

Линь-цзи спросил:

— Если луна не дает тени, почему же рыбки сбились с пути?

[Фэн]-линь сказал:

— Когда мы видим ветер, мы знаем, что вздымаются волны. Играя на воде, носится одинокий парус.

Линь-цзи сказал:

— Сиротливый диск [луны] одиноко освещает тишину рек и гор. Но [стоит] мне захохотать, как будут повергнуты в ужас небо и земля.

[Фэн]-линь сказал:

— Ты способен словом осветить небо и землю. Так попробуй к случаю сказать для примера [хоть] одну фразу.

Линь-цзи сказал:

— Если в пути встречаешься с человеком, у которого есть меч, следует обязательно показать ему меч. Тому, кто не является поэтом, не надо дарить стихов[2].

Фэн-линь на этом кончил. Тогда Линь-цзи произнес оду:

— Великое Дао исключает тождество[3]. На запад или на восток следует по собственной воле. [За ним] не поспевает высеченная из камня искра. Тщетно [пытается] достичь свет его молнии.

Примечания

[1] Чтобы разрезать мясо, надо сделать рану (Кэдэ вань-жоу-цзо-чуан). — Иными словами, лекарство хуже самой болезни. Применительно к Фэн-линю это значит: задавая вопросы, чтобы снять свои сомнения, он лишь отягчает свое положение.

[2] Эти строки были популярны во времена Линь-цзи и часто цитируются в разных произведениях.

[3] Тождество (тун). — Демьевиль считает, что вместо знака тун должен быть знак сян, который он передает как «направленность».

Гуй-шань спросил Ян-шаня:

— Если высеченная из камня искра не поспевает и для света молнии он недосягаем, что же делали тогда для людей все мудрецы древности?

Ян-шань спросил:

— А что думаешь по этому поводу ты, почтенный монах?

Гуй-шань ответил:

— У них не было ничего, кроме слов, а последние абсолютно лишены реального смысла.

Ян-шань сказал:

— Это не так.

Гуй-шань спросил:

— А как еще можно это толковать?

Ян-шань отвечал:

— Если [рассуждать] официально, в них и иголки не вместишь, а если в частном порядке, то через них могут пройти и упряжки лошадей[1].

Примечания

[1] Выражение взято из биографии монаха Дао-сина (593–659), знатока винайи. Официальные власти препятствовали остановке посетителей на дворе его монастыря, но он, тем не менее, принимал их в частном порядке и произносил комментируемую фразу. Однако место этой фразы в нашем контексте не очень понятно.

[Линь]-цзи прибыл к Цзинь-ню[1]. Видя, что идет Линь-цзи, [Цзинь]-ню устроился на корточках у ворот, держа палку горизонтально.

Линь-цзи трижды постучал рукой по палке, затем вернулся в Зал сангхи и занял место для первого лица.

[Цзинь]-ню вошел, увидел это и спросил:

— Ведь при встрече гостя и хозяина каждый должен придерживаться положенных правил. Откуда ты, старейшина, явился, что ведешь себя столь бесцеремонно?

Линь-цзи спросил:

— О чем ты, почтенный хэшан, говоришь?

[Цзинь]-ню собирался раскрыть рот, но Линь-цзи ударил его. [Цзинь]-ню сделал вид, что падает. Линь-цзи ударил его еще раз.

[Цзинь]-ню сказал:

— Сегодня у меня что-то не получается.

Примечания

[1] Цзинь-ню — прозвище монаха по названию монастыря («Золотой бык»), расположенного в той же обл. Чжэнь, где находился Линь-цзи.

Гуй-шань спросил Ян-шаня:

— Среди этих двух почитаемых старцев были выигравший и проигравший?

Ян-шань ответил:

— Выигравший действительно выиграл, проигравший — действительно проиграл.

Перед переселением в мир иной Линь-цзи сел облокотившись и сказал:

— После того как я угасну, не дайте угаснуть сокровищнице моего ока истинной Дхармы[1].