Старонемецкий эпос - Песнь о Нибелунгах

295

Что ж мы молчим, друзья? — Воину, без сомнения, стыдно признаться в том, что он испытывает страх.

К лицу ль гостям таким // Столь долго ждать свиданья с хозяином своим? — Эта сцена: короли со свитой, стоящие в ожидании приёма (в то время как любезный Этцель в нетерпении их ожидает, см. строфу 1808) и толкаемые якобы не замечающими их придворными, — производит впечатление какой-то несуразности. Объясняется она тем, что в эпосе одновременно два события в разных местах не совершаются, одно должно следовать за другим. Для того чтобы соблюсти принцип «линейной последовательности» действия, автор заставляет бургундских королей толпиться в зале в ожидании, пока к ним присоединятся Хаген с Фолькером.

Не разлучился Хаген и тут со скрипачом. — Во время придворного церемониала Хаген и Фолькер остаются настороже, готовые к любым враждебным выпадам.

Давно с женой мы ждали, когда вы, Фолькер знатный, // И вы, владетель Тронье, пожалуете к нам. — Этцель все ещё пребывает в неведении об истинном смысле происходящего в его дворце. В противоположность коварному и деятельному Атли «Старшей Эдды», заманившему и погубившему бургундов, пассивный и куртуазный Этцель «Песни о нибелунгах» искренне рад гостям и не замышляет против них ничего дурного.

От счастья не напрасно у вас сияет взор… — Рюдегер, так же как и Этцель, не догадывается о надвигающейся катастрофе, тень которой уже нависла над этим последним пиром четырёх королей.

Как повелось у витязей со стародавних пор. — Честный бой должен происходить при свете дня, ночью же совершаются преступные убийства. Ср. строфу 1845 след.

Не пожалел воитель умения и сил. — Музыка, подобно поэзии, была важной частью куртуазных навыков.

По-христиански там уже звонят в колокола. — В средние века обычаи других народов изображались по образу и подобию своих собственных. Поэт полагает, что и у язычников служат мессу и звонят в колокола, только иначе (а возможно он был и прав?!). См. строфу 1851.

…вознесут моленья они к Творцу… // Мы все без исключения умрем в чужом краю. — Вера в Судьбу, языческая по происхождению (недаром избежать смерти, согласно пророчеству вещих русалок, мог один только священник), сочетается здесь с верою в бога.

Никем, — ответил Хаген, — мы не оскорблены. — Хаген хочет устыдить Кримхильду: попытка ночного нападения на гостей в доме хозяина, сколь она ни гнусна, нисколько не испугала бургундов и не заслуживает упоминания. Кримхильде приходится снести и это унижение, хотя она знает, что в Бургундии не существует обычая, на который здесь ссылается Хаген («На пир три дня являться в доспехах и с мечами»).

Стояли два бургунда у входа в Божий храм… — Параллель к сцене у входа в собор, происшедшей некогда между Кримхильдой и Брюнхильдой (ну вот, и божий христианский храм — так какие сомнения насчёт колоколов у язычников?).

Пышней любой из женщин был витязь разряжён… — Гуннские рыцари, по оценке автора эпопеи, наряжались безвкусно, по-варварски, не зная меры.

Коль ссора неизбежна, не мы начнем её… — Гунтер, в отличие от Хагена и Фолькера, не желает брать на себя инициативу в развязывании вооруженного конфликта, хотя и убедился в его неизбежности.

Кем родич наш сражен? — Рыцари сражались со спущенными забралами, и лиц их не было видно.

И привести велела малютку сына в зал. — Согласно скандинавской версии сказания, Гудрун своею рукою умерщвляет сыновей, принося их в жертву своей мести, и кормит их мясом ничего не подозревающего Атли. В «Песни о нибелунгах» этот мотив сохраняется в существенно смягченном виде: Хаген убивает мальчика, мстя за умерщвление своих воинов (строфа 1960 след.). Однако автор эпопеи изображает дело так, что Кримхильда, приведя сына в пиршественный зал, тем самым сознательно обрекла его на смерть. Ёе замысел, очевидно, по этой версии, таков: видя, что Этцель сохраняет дружеское расположение к бургундам, Кримхильда жертвует сыном с целью разжечь в муже ненависть к ним.

Пусть под присмотром вашим племянник ваш растёт. — Согласно германскому обычаю (встречающемуся, впрочем, и у других народов), короли и вообще знатные люди отдавали своих детей на воспитание родственникам или приближённым, что способствовало укреплению дружеских связей между семьями. Этцель, делая подобное предложение бургундам, оказывал им доверие. Но вместе с тем воспитатель считался человеком, стоящим ниже на социальной лестнице, нежели отец воспитанника, и, возможно, в словах Хагена (строфа 1918), помимо угрозы, есть и оттенок недовольства тем, что Этцель хочет унизить его господ.

Ему, судя по виду, совсем недолго жить. — По древним поверьям, смерть накладывает свой отпечаток на человека заранее.

Он не сказал ни слова, переборол свой гнев… — Этцель, воплощение куртуазности, подавляет гнев, вызванный словами Хагена, и продолжает выполнять по отношению к гостям функции радушного хозяина.

Меж тем был к битве Блёдель уже вполне готов. — Действие, описываемое в авентюре XXXI, внезапно прерывается переходом в зал, где пируют оруженосцы бургундов. На то время, пока происходит схватка над телом поверженного Данквартом Блёделя, в зале, где сидят Этцель со знатными гостями, ничего не происходит, — действие тут возобновится лишь с приходом Данкварта с вестью о происшедшем. Как уже отмечено (см. прим. к строфе 1803), в эпосе нет параллельного развития событий, но лишь последовательное.

Ужели мы должны // Жалеть о том, что были к друзьям приглашены? — Расправа над бургундами, которую замыслила Кримхильда, ужасна, помимо того что жертвой мести должны пасть её родичи, ещё и тем, что при этом попираются все законы гостеприимства.

Когда скончался Зигфрид, мне было мало лет… — Эти слова Данкварта противоречат тому, что рассказывается в первой части «Песни о нибелунгах»: он участвовал в поездке Гунтера к Брюнхильде (см. авентюры VI и VII).

…а за это // Тебе платить придется — с обоими в родстве ты. — По германским обычаям, месть распространялась не только на убийцу и его ближайших родственников, но и на более далеких сородичей; важно было нанести ощутимый ущерб роду врага.

Пало девять тысяч слуг и простых бойцов… — Гибель бургундов распадается на серию эпизодов, следующих один за другим в соответствии с принципом восхождения по феодальной лестнице: сперва погибают рядовые воины, затем вассалы все более высокого ранга, пока, наконец, очередь не доходит до королей и Хагена. Соответственно, первоначально гибнут большие массы (девять тысяч оруженосцев), потом же описываются отдельные поединки между знатными господами, и изображение боевых сцен из суммарного становится все более индивидуализированным. Таким образом в песне нарастает чувство напряжения. Тенденция максимально увеличивать численность участников походов и сражений отличает «Песнь о нибелунгах» не только от более ранних версий того же сказания, но и от рыцарского романа, герой которого обычно действует в одиночку.

Умолкли шум и крики, стенанья отзвучали… — Контраст яростного движения и грохота боя, с одной стороны, и тишины и усталости, сменяющих их по окончании схватки, с другой, неоднократно повторяется в этой части эпопеи. См. строфы 2008, 2078, 2227.

…как вепрь на свору псов. — Сравнение бойца с вепрем было распространено в германской поэзии. Ср. строфу 2001.

Всех наших слуг до одного лишились мы в бою. — Войско бургундов состояло из королевских вассалов и массы рядовых рыцарей и оруженосцев. Последние все пали, но показательно, что Хаген, обмениваясь репликами с Данквартом, ни словом не выражает сожаления о погибших бойцах. При сравнении с горем Дитриха Бернского при вести об уничтожении его дружины (см. строфы 2318 след.) спокойствие Хагена являет разительный контраст. Объяснение нужно искать, по-видимому, опять-таки в уверенности Хагена в неизбежной гибели всех бургундов. Отсюда же и следующий его поступок — убийство наследника Этцеля, окончательно исключающий всякую возможность примирения.