Трэвис - Миа Шеридан

Серия: Вне серии. Но соприкасается с книгой «Голос Арчера»

Перевод: Виктория Горкушенко

Редактура: Sunshine

Вычитка: Алина Хакулова

Обложка: Алина Семенова

Оформление: Ленчик Кулажко

Трэвис, семь лет

— Мамочка? Что случилось? — я медленно подошел, сердце гулко стучало, когда я смотрел, как трясется мамина спина. Ее голова лежала на руках на кухонном столе перед ней, ее тихие всхлипывания были приглушенными.

Но при звуке моего голоса она села. Ее щеки были мокрыми от слез, а рот исказился в гримасе, больше похожей на гнев, чем на печаль. Лицо моей мамы часто так выглядело. Ее глаза говорили одно, а остальное выражение и даже слова — другое. Иногда мама ставила меня в тупик. Я не знал, пытаться ли мне помочь или убежать от нее.

Мой папа так меня не смущал. Папа улыбался во все лицо, а когда ему было грустно, я тоже это понимал.

Папа часто выглядел грустным. Но он любил меня, а я любил его. Он был моим героем, и когда-нибудь я стану полицейским, как он. Тогда он больше не будет грустить, потому что я сделаю его гордым и счастливым.

Плечи мамы поднялись и опустились, когда она тяжело вздохнула.

— Твой папа ушел от нас, — сказала она.

Я уставился на нее, мое сердце сильно стучало в груди.

— Куда ушел? — прошептал я. В путешествие? В город на другом берегу озера по делам полицейских?

— Кто знает куда! — вдруг громко сказала она, ее глаза сверкали с тем же гневом на лице. — Он улизнул, как вор, с твоей тетей Алиссой и кузеном Арчером. Он хочет, чтобы они теперь были его семьей. Мы ему больше не нужны.

Я отступил назад. Подальше от мамы и слов, которые она мне говорила.

— Нет, — прошептал я. — Мой папа не оставил бы меня, — с тобой. Он любит меня. — Он бы не оставил.

— О, он бы оставил, и он оставил, — сказала она, ее слезы остановились, когда она постучала пальцами по столу, длинные ногти издавали резкие щелкающие звуки. Постукивание, постукивание, постукивание. Я хотел зажать уши ладонями и заставить этот звук прекратиться. Я хотел, чтобы мама остановила это. Плач. Крик. Постукивание. Было ощущение, что кто-то давит мне на грудь.

Мне было страшно и грустно.

Он не оставил меня.

Он любит меня.

Но я не плакал. Я был сильным, как мой папа, и не плакал.

Мама посмотрела на свой телефон, лежащий на столе рядом с ней, ее пальцы постукивали, постукивали, постукивали, все сильнее и быстрее.

— Но, может быть, я могу что-то сделать, — пробормотала она, ее губы подрагивали, но глаза оставались суженными.

Она схватила телефон и начала нажимать на кнопки, вызывая кого-то.

— Почему, мамочка? — прошептал я, мой голос срывался, умоляя дать ответ, отличный от того, который дала она. Я отчаянно нуждался в том, что имело бы смысл. — Почему он ушел?

Моя мама перестала набирать номер, подняла голову и посмотрела на меня. Она смотрела на меня несколько мгновений, прежде чем сказать:

— Потому что я второй сорт, Трэвис. Мы оба такие. И всегда были.

Было ощущение, что внутри меня что-то засохло и упало, как сморщенные яблоки, упавшие на землю на нашем заднем дворе. Они были тем, что никто не хотел.

Второй сорт. Второй сорт. Ты не более, чем второй сорт.

И второй сорт даже не заслужил прощания.

Трэвис

Озеро искрилось за деревьями, когда я толкнул открытые ворота моего брата, скрип ржавых петель нарушил тишину летнего вечера. К этому шуму быстро и громко присоединился скрип открываемой входной двери, и мои племянники — и несколько дворняг — выскочили из дома и помчались по склону двора, чтобы поприветствовать меня.

— Дядя Трэвис! Дядя Трэвис! — кричали в унисон мальчишки, их маленькие ножки стремительно несли их по склону, собаки лаяли и танцевали вокруг, виляя хвостами так, что любой взломщик с ножом или серийный убийца, ворвавшийся в дом, мог бы знать, что они более чем рады принять его в семью.

Я рассмеялся, когда Коннор и Чарли подбежали ко мне, наклонился и взял их на руки, по одному на каждую.

— А у меня два желудка! — объявил Коннор. — Мой папа так сказал.

— Это особенность Хейлов, — объяснил я. — Так мы вырастаем большими и…

— А у меня, наверное, три желудка! — заявил Чарли, не желая отставать от своего близнеца.

Я с любопытством посмотрел на его живот и пощекотал пальцами его бок. Чарли взвизгнул от смеха. Собаки вились вокруг моих ног, и я уклонился от коричневой дворняги, которая, казалось, всегда ухмылялась. Я не доверял ей. Все, кто постоянно ухмыляются, были явно ненормальными.

— Ты когда-нибудь видел слона, дядя Трэв? — спросил Чарли.

— Не вживую…

— А как насчет медведя? — спросил Коннор.

— Слишком много…

— Слоны весят больше, чем автомобили!

— Медведи спят всю зиму! Это называется «спрячь свою нацию».

— Спрятать свою нацию? Что это вообще означает? — спросил я.

Коннор наклонился и закрыл рот рукой, громко «прошептав»:

— Это, скорее всего, его волосатая задница!

Затем оба мальчика разразились хохотом, их маленькие тела тряслись от смеха. Я тоже засмеялся, потому что, если вы были парнем, фраза «волосатая задница» была смешной, будь вам пять или больше тридцати. Или даже сто пятьдесят.

— Мальчики, — позвала Бри, выходя на улицу с шестимесячной Эвери на руках. — Дайте вашему дяде перевести дух, — она улыбнулась. — Привет, Трэвис.

— Бри, — я опустил мальчиков на землю, уловив легкий кивок Чарли в сторону Коннора, перед тем, как Чарли споткнулся. Я потянулся вперед и поймал его, прежде чем он ударился о деревянный пол крыльца.

— Ага! — торжествующе крикнул Коннор, сидя рядом со мной и держа в руках пачку жвачки, которую вытащил из моего кармана, пока я спасал его брата от ложного падения.

— Боже мой, да вы, мальчики, ниндзя, — сказал я, гордясь их скрытностью, и похвалил их обоих.

Они засмеялись, а Бри неодобрительно посмотрела на них, положив одну свободную руку на бедро.

— Не шарьте по карманам, вы двое, — она перевела взгляд на меня. — Я думала, ты должен быть представителем закона.

— Кто сказал?

— Видимо, жители Пелиона.

— А, точно. Теперь я вспомнил. Твоя мама права. Воровство в конечном итоге приведет к тюрьме.

Коннор выглядел слегка заинтригованным, и это выражение растаяло в невинности, когда он повернулся к матери.

— Можем взять немного жвачки? — спросил он очень серьезно, держа в руках