Трэвис - Миа Шеридан

к квартире Фиби с зажатыми в руке цветами. Я слегка отступил назад, когда заметил, что ее дверь была приоткрыта, и мои полицейские инстинкты заставили зашевелиться волосы на затылке. Она планировала пойти на турнир по гольфу на соседнем поле со своими друзьями, но должна была вернуться домой за несколько часов до этого. Я слегка приоткрыл дверь пальцем, наклонился в сторону и заглянул внутрь. Сумочка Фиби лежала на полу в фойе, содержимое рассыпалось по кафелю. Дерьмо.

Какого черта? С минимальным шумом я положил цветы на пол, быстро подошел к своему грузовику и достал оружие из центральной консоли. Потом вернулся к открытой двери Фиби и проскользнул внутрь.

Сверху донесся тихий плач, и мое сердце забилось, я быстро направился к основанию лестницы, прижавшись спиной к стене, пока поднимался на второй этаж. На площадке между двумя этажами висело зеркало, и я мельком увидел себя периферийным зрением: челюсть напряжена, плечи неподвижны. Еще один болезненный вскрик и стук чего-то об пол.

Бл*дь, бл*дь, бл*дь. Я иду, Фиби.

Я уже убивал ради того, кто был мне дорог. Я сделаю это снова, если понадобится.

Дверь в спальню была слегка приоткрыта, и я стоял рядом с ней, пытаясь заглянуть внутрь, моя грудь вздымалась и опускалась. Горела лампа, и в тени на стене я видел, как мужчина держал Фиби. Он издевался над ней, пока она боролась. Адреналин хлынул в мои вены, и одним быстрым движением я открыл дверь, поднял оружие и направил прямо на нападавшего.

— Бл*дь! Бл*дь! Бл*дь! Я кончаю, Фиби! — мужской голос. Не мой собственный, хотя слова были почему-то знакомы (здесь идет игра слов, так как с английского слово «coming» — идти или кончать).

— О Боже! Ты самый лучший! Самый лучший! — закричала Фиби в ответ.

В эту долю секунды мой страх и реальность столкнулись, резкий внутренний удар. Я отпрянул назад как раз вовремя, чтобы не всадить пулю в затылок парня — моргнул, сглотнул — трахающего мою девушку в ее постели. Комната покачнулась. Пистолет — нет.

Фиби распахнула глаза, и мой взгляд встретился с ее. Выражение ее лица изменилось от блаженства до ужаса, и она закричала, а парень, лежавший на ней сверху, запутался в простынях так, что вылетел из кровати, свесившись через край голым. Когда он отчаянно пытался освободиться от спутанных простыней, выражение его лица было наполнено шокированным ужасом, его уже обмякший член переваливался с одного бедра на другое. К его чести, он надел презерватив.

Было бы забавно, если бы я был кем-то другим и смотрел на всю эту сцену с экрана в кинотеатре.

Я медленно опустил пистолет, когда парню удалось высвободиться, он вскочил на ноги, споткнулся о содержимое прикроватной тумбочки, которая, должно быть, была опрокинута во время их, очевидно, неистового траха, но успел ненадолго поймать равновесие, прежде чем снова упал.

Ледяная жидкость медленно наполняла мои вены, притупляя любые эмоции. Парень, который выглядел едва ли легально, замер, схватившись руками за пах.

— Зачем беспокоиться? — спросил я. Мы оба уже все видели.

Взгляд парня переместился на Фиби, которая теперь сидела в кровати, простыня была натянута до шеи, глаза расширены, рот раскрыт, затем на другую прикроватную тумбочку, где лежали бесчисленные фотографии меня и Фиби, снова на мое лицо и, наконец, на пистолет.

— Уххх… — пробурчал он.

— Я думаю, тебе лучше уйти, Истон, — тихо сказала Фиби, опустив глаза, ее кожа была гладкой и загорелой на фоне бледно-розовых простыней.

Истон. У моего унижения появилось имя.

Истон не колебался. Он бросился за своей одеждой, натягивая брюки и наступая в один ботинок, затем снова посмотрел на меня, на пистолет, а затем полуприхрамывающей-полубегущей походкой направился к двери, уронив рубашку, подхватив ее и практически бросившись из комнаты, словно ожидая, что в любой момент пуля ворвется в его череп.

Он спустился по лестнице, и через несколько секунд хлопнула входная дверь.

Я и раньше попадал в молчаливые ситуации. Черт, я провел несколько часов в компании своего брата, помогая ему с тем или иным проектом, брата, который не мог произнести ни слова. Но я никогда за все свои дни не испытывал такой тишины, как в этот момент.

— Скажи что-нибудь, — наконец пискнула она.

— Не думаю, что от меня сейчас стоит ожидать слов.

Ее плечи опустились.

— Мне так жаль, Трэв.

— Почему? — уныло спросил я, пистолет, из которого я чуть не убил любовника своей девушки, теперь был зажат у меня под рукой.

Фиби опустилась на колени, простыня упала, когда она двинулась ко мне.

— Пожалуйста, прости меня, — умоляла она.

Я отвернулся. Не хотел видеть ее наготу. Это казалось непристойным после того, чему я только что был свидетелем.

Она села, снова натянув простыню на грудь, словно прочитав мои мысли.

— Это просто… Я люблю тебя. Правда люблю, — ее плечи опустились. — Я просто… мы пошли в бар, чтобы немного выпить после турнира, и я встретила его там, и он был так увлечен мной. То, как он смотрел… заставило меня задуматься, действительно ли ты меня любишь, — она выглядела несчастной, и, несмотря на ситуацию, от сочувствия у меня скрутило живот. Я с силой подавил это.

Мой взгляд зацепился за рекламный листок на полу из бара, в котором они, должно быть, были. Это была реклама долларовых напитков.

— Ты встретила его в баре несколько часов назад? — почему-то от этого стало еще хуже. Почему стало хуже? Могло ли стать хуже? Моя девушка пошла домой с незнакомцем после нескольких часов дневной пьянки со скидкой.

Я вспомнил, как слышал, что она кричала, когда парень входил в нее — женщина, с которой я подумывал, менее чем за тридцать минут до этого, о том, чтобы завести детей, ради всего святого: «Ты лучший! Самый лучший!». И будь я проклят, если снова стану для кого-то вторым сортом, особенно в сравнении с каким-то молодым Ромео, который, скорее всего, просто проезжал через город, потратил несколько баксов — в буквальном смысле — и изрыгнул пару сладких, пьяных слов девушке, которую встретил в баре.

— Я и не думал, что ты такая дешевка, — сказал я.

Выражение ее лица исказилось, и она закрыла его руками. Я повернулся и вышел из ее пропахшей сексом комнаты, ошеломленно спускаясь по лестнице и выходя через парадную дверь. Букет цветов все еще лежал на земле, я поднял ногу и сильно ударил по нему, вдавливая цветы в грязь.

Похоже, Бри все-таки не придется переименовывать свою собаку.