Владимир Петрухин - Мифы древней Скандинавии

С попутным ветром он прибывает в Грецию. Там он обучается основам христианской веры и принимает предварительное крещение (в православии оно именуется оглашением). Тогда он возвращается на Русь и уговаривает князя Владимира и княгиню принять христианство.

Так рассказывает исландская «Сага об Олаве Трюггвасоне». На Руси сохранилось свое предание о крещении, записанное Нестором-летописцем. Там князь Владимир действительно сначала приносит жертвы деревянным богам, поставленным им на киевском холме. Но деревянные боги не дают мира ни внутри Руси, ни с соседями. Князь выбирает другую — истинную веру и принимает христианство из Греции — Византии. Но решение приходит к нему после того, как греческий проповедник показывает ему некую «запону» — шитую икону с изображением Страшного Суда, и Владимир хочет быть с теми, кто оказался в раю, но не с теми, кто терпит адские муки…

Олаву же суждено было вернуться в Норвегию и сразиться с Хаконом ярлом, восстановившем в стране языческие обряды. Удача оставила Хакона, ибо норвежские бонды восстали против него. Ярл спрятался от войскабондов в свинарнике, и сопровождавший его трусливый раб убил его во сне. Эта позорная смерть в хлеву предвещала конец языческому правлению в Норвегии. Олав, потомок Харальда Прекрасноволосого, был провозглашен конунгом.

Олав с дружиной ездил по стране и не только кормился у норвежских бондов — он заставлял их принимать крещение и разрушал капища. Это он видел, как крестьяне поклонялись фаллическому символу — Вёльси. Но, по сагам, его посещали и более чудные видения.

Олав является на некий остров, где сражаются два воина. Оба они разрубают друг друга мечами до пояса, и вновь поднимаются для поединка, а некая дева следит за ними из рощи. Мы узнали Хильд, что смотрит, как бьются Хёгни и Хедин. Но воин Олава вмешивается в их сражение и убивает обоих — на этом кончается вечная битва. Христианский конунг покончил с мифом Вальхаллы.

По приказу Олава все, кто занимался колдовством, должны были покинуть Норвегию. Но Олав оставался средневековым правителем и следовал не только новому христианскому закону, но и старым обычаям. В области Тунберг он созвал тинг и велел собраться там всем колдунам и чародеям. Конунг пригласил их в роскошно убранные палаты, где устроил пир; когда колдуны захмелели, Олав велел поджечь дом, так что все, кто там был, сгорели. Лишь один, самый сведущий в колдовстве, успел выбраться и обещал всячески вредить конунгу. Его звали Эйвинд Болото, и само прозвание должно было свидетельствовать о том, что он знается с нечистой силой.

Тем временем наступила весна, и конунг с дружиной готовился к пасхальному пиру. Тогда-то Эйвинд и набрал целый боевой корабль колдунов и волхвов и приплыли к хутору, где остановился Олав. Эйвинд и его спутники принялись колдовать и наколдовали себе шлемы невидимки и густой туман, чтобы незаметно подкрасться к конунгу (вспомним о колдовском плаще и тумане альвов-Нибелунгов). Но случилось чудо — на Пасху колдовство возымело обратную силу, и зрения лишились сами колдуны. Они были схвачены людьми Олава, и конунг велел, чтобы их отвезли на островок, который заливает во время прибоя — он не мог сам казнить врагов в святой день. Там Эйвинд и его чародеи погибли, а островок так и прозвался — Островом Колдунов.

Олав знал, что одним насилием не переменить традиционных обычаев. Поэтому на тингах он убеждал бондов принять новую веру. Как и положено на тинге — народном собрании — от бондов должен был выступать славящийся красноречием оратор. Такой оратор держал речь перед Хаконом Добрым, и бонды тогда отстояли веру предков. Но когда тинг созвал Олав, произошло чудо: на говорящего напали кашель и удушье. Так случилось и со вторым защитником старой веры. Для людей, у которых слово и речь имели на тенге не только юридическое, но и магическое значение, это чудо означало правоту конунга. Он победил в споре бондов — как некогда Один побеждал великанов, соревнуясь с ними в мудрости. Те согласились принять крещение.

Однажды упорствующему язычнику удалось обмануть конунга. Он привел Олава в храм Тора в Трандхейме, где посреди своего святилища бог восседал на своей повозке. В нее были запряжены козлы, и вся статуя была роскошно убрана. К рогам козлов была привязана веревка, сплетенная из серебряных нитей. И повозка и козлы были поставлены на колеса. Провожатый предложил конунгу потянуть за веревку, и статуя сдвинулась с места. Тут хитроумный язычник и сказал Олаву, что тот совершил поклонение Тору. Конечно, конунг пришел в ярость и сам разломал искусное сооружение; его воины расправились с прочими идолами.

Не одни язычники и колдуны грозили конунгу-христианину и его дружине. Однажды зимой конунг ездил по пирам, и в одном из хуторов веселье продолжалось до ночи. Когда пора было отправляться спать, конунг предупредил своих людей, чтобы ночью они не выходили по одному даже в отхожее место — эта ночь была опасна. Мы можем догадаться, что речь идет о времени Святок, которое у скандинавов язычников называлось йуль. Нечистая сила была опасна в эти ночи — отворялись врата преисподней, по небесам неслась «Дикая охота», альвы и мертвецы приходили к жилищам людей.

Четыре капители из церкви в Нидаросе (Трондхейме), Норвегия. Первая половина XII века.

Настенный ковер из Балдишола, Норвегия. Около 1200 года. Символическое изображение месяцев (апрель и май) в виде воинов.

Рунический камень из Морбю, провинция Упланд, Швеция. XI век.

Камень установлен в честь женщины по имени Гиллауг. На нем изображен Мировой змей, но центром композиции является христианский символ-крест.

С Олавом был исландец по имени Торстейн. Он проснулся среди ночи, но лежавший рядом дружинник спал так крепко, что исландец не стал его будить. Он отправился в нужник и увидел, что на крайнем сиденье появился некто, хорошо знакомый каждому исландцу по сагам и рассказам-быличкам. Это был выходец с того света, бродячий покойник.

Торстейн был не робкого десятка, да и эти «живые мертвецы» не считались тогда редкостью, и исландец начал с того, с чего положено было начинать, встречая незнакомца, спросил, кто он.

Мертвец ответил, что его зовут Торкель Тощий, и он погиб вместе в Харальдом Боевым Клыком — конунгом древних времен. На вопрос, откуда он взялся, Торкель ответил, что явился прямо из Хель.

Торстейн должен был продолжать разговор, чтобы протянуть время и как-то отделаться от нечистой силы. Он и спросил, что происходит в преисподней и кто терпит там самую терпимую и самую худшую муку.

Тут мы начинаем понимать, что речь идет уже о христианском аде. И Торкель говорит, что меньше всего достается самому Сигурду Убийце Фафнира — он топит печь, в которой горят грешники.

«Кто же терпит наихудшую из мук?» — спрашивает Торстейн. Оказывается, это Старкад. Он вопит так, что даже бесам не дает покоя. «Что же это за мука, если даже гигант Старкад не может ее терпеть?» — «Он по щиколотки в огне», — объясняет Торкель. «Не такая уж это великая мука для такого героя», — говорит Торстейн. Но тут выясняется, что из огня у Старкада торчат одни лишь ступни.

Мы видим, что в этой быличке герои Одина оказываются, в лучшем случае, бесами, которым приходится мучить грешников в аду — к ним относится сам Сигурд и собеседник нашего исландца — Торкель.

Между этими разговорами, однако, выходец из преисподней подсаживался все ближе и ближе к Торстейну, и тому не миновать было лап нечистой силы, если бы не его находчивость.

Торстейн попросил нечистого крикнуть так, как вопит Старкад. Тут нечистый завопил, и у исландца перехватило дыхание от страха. Однако он превозмог ужас и спросил, самым ли громким криком кричал нечистый. Тот сказал, что это еще самый слабый крик — так вопят они, мелкие бесы. Исландец же потребовал, чтобы черт завопил во всю мощь. Тот исполнил просьбу собеседника, и на третий раз, когда Торстейн уже был готов лишиться чувств от вопля, а нечистый совсем приблизился к исландцу, зазвонил церковный колокол.

Мы помним, как Тор обманул другого выходца из преисподней — черного альва Альвиса, задержав его разговорами до утра, так что тот окаменел под первым лучом солнца. Тора интересовали в этом диалоге тайны мироздания, Торстейна (носившего, впрочем, как и бес Торкель, имя громовержца) — адские муки. Его спас церковный колокол, зовущий к заутрене. Бес, услышав его звон, провалился сквозь землю, и долго слышен был гул его падения в преисподнюю.

Наутро, после церковной службы, конунг был суров и спросил, не нарушал ли кто-нибудь его запрета. Торстейн бросился ему в ноги, признавшись в своем проступке. Конунг сказал, что все исландцы славятся своей строптивостью, но простил Торстейна. Однако он спросил исландца, зачем тот заставлял беса вопить так страшно. Торстейн сознался, что хотел этими криками разбудить конунга, чтобы тот спас его от нечистого. Олав сказал, что так оно и случилось, — он проснулся и принялся звонить в колокол; сильно ли испугался Торстейн, слушая вопли черта?