Ручир Шарма - Прорывные экономики. В поисках следующего экономического чуда

Идея состояла в том, чтобы, пригласив вас всех в совместное путешествие, отправиться на поиск очередных экономических чудес и постараться вместе выяснить, куда же конкретно потекут все деньги мира в ближайшем будущем.

Итак, я собираюсь представить вам подробный отчет об экономических путешествиях, который сорвет покровы таинственности с процесса выявления реальных формирующихся рынков со «звездным» потенциалом, и инициировать дебаты на очень важную тему: у каких экономик больше всего шансов стать в ближайшем десятилетии прорывными.

Не все деревья вырастают до неба

Прежде составители прогнозов придерживались такого правила: составить как можно больше прогнозов, а потом активно рекламировать и оповещать мир о тех, которые оказались правильными. Новое же правило заключается в том, чтобы прогнозировать настолько далекое будущее, что когда оно наступит, никто и не вспомнит, что прогноз предсказывал что-то совершенно другое.

Сверхдолгосрочная перспектива вдохновляет современных прогнозистов на серьезнейшие прогнозы нынешнего времени, базирующиеся на огромной экономической мощи Китая и Индии в XVII веке; по мнению составителей, это ясно свидетельствует о том, что данные страны встали сегодня на путь возрождения своей роли доминирующих мировых держав, скажем, году к 2030-му или 2050-му. В 1600 году на долю Китая приходилось более четверти мирового ВВП, а на долю Индии немногим меньше четверти, и хотя с тех пор их вклад в глобальную экономику резко сократился, сверхдолгосрочный прогноз предпочитает закрывать глаза на проблемы последних столетий. Судя по всему, рассуждения этих прогнозистов основываются на убежденности в том, что эффективность XVII века может в определенной мере гарантировать будущие результаты. Огульная экстраполяция становится в наши дни главным аргументом многих выдающихся интеллектуалов и публичных персон, которые уверенно утверждают, что мы вступаем в «тихоокеанское» или даже «африканское столетие». Недавно мне прислали отчет одной крупной консалтинговой фирмы; согласно ее прогнозам, к 2050 году Нигерия может войти в топ-десятку мировых экономик. Ну что ж, за такой долгий срок может случиться что угодно.

По иронии, долгосрочные прогнозы набирают все больший вес даже на Уолл-стрит; в общем и целом тамошние финансисты относятся к фактору времени все спокойнее и равнодушнее. Приведу всего один пример: средняя продолжительность периода, в течение которого американские инвесторы, как крупные, так и малые, являются держателями пакетов акций, десятилетиями неуклонно снижалась, уменьшившись с пикового показателя в 16 лет в середине 1960-х до менее четырех месяцев в наши дни. В то же время американцы и европейцы, в значительной мере вдохновленные именно прогнозами на далекий 2050 год, в стремительно нарастающем темпе вкладывали средства в развивающиеся страны. Если с 2000 по 2005 годы общая сумма активов, инвестированных в акции этих рынков, увеличилась на 92 процента, то в 2005–2010 годы данный показатель вырос на целых 478 процентов. Очевидно, многих инвесторов чрезвычайно вдохновляет мысль, что их инвестиции абсолютно обоснованны, учитывая успехи и достижения этих экономик в далеком прошлом и радужные перспективы в далеком будущем. К сожалению, в реальном мире не принято, чтобы инвесторы или компании предлагали клиентам возможность через сорок лет вернуться и проверить, насколько точен был прогноз и какую реальную прибыль они получили на вложенный капитал. Без сомнения, прогнозы чрезвычайно ценны, даже необходимы при планировании целей и проектов, однако прогнозирование на срок больше пяти, максимум десяти лет, просто не имеет смысла. И рассмотреть четкие и имеющие смысл модели и шаблоны в цикле глобального экономического развития тоже можно с оглядкой назад не более чем на десятилетие.

Нынешнее время представляет собой весьма показательный момент. После окончания Второй мировой войны первые годы каждого десятилетия становились поворотным пунктом для мировой экономики и рынков. С 1950 года каждое десятилетие начиналось с глобальной мании, с одержимости той или иной крупной идеей, с появления очередного нового агента перемен, полностью видоизменявших мировую экономику и приносивших огромные прибыли. Так, в 1970 году вспыхнула всеобщая страсть к «ходовым акциям» ведущих американских компаний, например Disney. В 1980 году объектом всеобщего вожделения стали природные ресурсы, от золота до нефти. В 1990-м объектом одержимости была Япония, а в 2000-м – Кремниевая долина. При этом всегда находилась горстка сомневавшихся, из последних сил криками предупреждавших о том, что эти перемены уже обходят другие: что пиковые цены на нефть есть путь к самоуничтожению, ибо они душат мировую экономику; что никакой отдельный участок земли в Токио не может стоить дороже всей Калифорнии; что технологические стартапы с нулевыми прибылями вряд ли оправдают четырехзначную стоимость их акций. Но к этому моменту мания уже достигает своего апогея, и в «горячую» новинку вложено столько миллиардов долларов, что мало кто хочет слушать стенания этих «кассандр».

Впрочем, большинство гуру и прогнозистов стараются дать людям то, что они хотят, – экзотические причины верить, что они входят в группу умников и умниц, а всеобщая мания, конечно же, абсолютно обоснованна и их деньги вложены туда, куда надо. Но резоны эти, как правило, оказываются совершенно беспочвенными, и все упомянутые выше послевоенные бумы быстро превращались в «пузыри», лопавшиеся в первые годы очередного десятилетия.

Манией начала нынешнего десятилетия стали крупные формирующиеся рынки, или, конкретно говоря, вера в то, что Китай, Индия, Бразилия и Россия могут и впредь продолжать расти поразительно быстрыми и равномерными темпами, характерными для предыдущих десяти лет. На самом же деле это был счастливый «золотой век» вышеупомянутых стран, и он вряд ли когда-либо повторится, хотя при этом общепринят в качестве нового стандарта для оценки роста и развития этих относительно бедных экономик мира. Мания развивающихся стран началась с Китая, который в течение двух десятилетий рос стремительно, но неравномерно, на 4–12 процентов в год. Затем, с 1998 года, китайская экономика начала непрерывно расти не менее чем на 8 процентов в год; это счастливое число словно стало железным правилом экономического развития данной страны.

Начиная с 2003 года, который следует считать пока еще недооцененным поворотным пунктом развития мировой экономики, это везение внезапно распространилось на все развивающиеся страны. Средние темпы роста ВВП в этих странах выросли почти в два раза, с 3,6 процента в предыдущие два десятилетия до 6 процентов, и отстающих практически не было. Пик пришелся на 2007 год; за исключением трех стран, 183 экономики мира выросли, причем в ста девяти из них темпы роста увеличились больше чем на 5 процентов, то есть превысили средний показатель по почти пятидесяти странам за предыдущие два десятилетия. Трое упомянутых выше «отщепенцев», в том числе Зимбабве, были хроническими неудачниками; исключениями, лишь подтверждавшими правило. Мощный прилив возносил нацию за нацией, стремительно проводя их через ряд обычно чрезвычайно трудных и довольно долгих этапов развития. Самым ярким примером тут служит Россия; за одно десятилетие средний доход на душу населения этой страны без особых усилий вырос с 1500 до 10 тысяч долларов.