Джозеф Стиглиц - Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса

Также поражает, что когда в ходе анализа уходишь в глубину, то видишь, что, хотя на поверхности появились новые финансовые продукты вроде субстандартных, то есть низкокачественных, ипотечных кредитов и долговых инструментов, обеспеченных заложенными активами, на самом деле этот кризис очень похож на многие другие, которые имели место и до него, как в Соединенных Штатах, так и в других странах. Существовал пузырь, который, лопнув, стал сметать все, оказавшееся на его пути. Надуванию последнего пузыря помогали плохие банковские кредиты, выдаваемые под залог активов, стоимость которых из‑за надувания пузыря была искусственно завышена. Появившиеся инновационные финансовые продукты позволяли банкам скрывать большую часть своих плохих кредитов, выводить их за рамки балансового отчета, увеличивать размер фактически применяемого кредитного плеча, из‑за чего пузырь надувался все больше и больше, а тот хаос, который породил его прорыв, становился все масштабнее. Новые инструменты (кредитные дефолтные свопы), предназначенные, казалось бы, для управления рисками, но в действительности созданные такими, чтобы обмануть регулирующие органы, были настолько сложными, что риски при их применении только увеличивались. В связи с этим возникает серьезный вопрос, который повторяется на протяжении большей части этой книги: как и почему мы позволили такому краху случиться снова и в таких огромных масштабах?

Хотя найти глубокое объяснение этому трудно, есть несколько простых обоснований произошедшего, которые можно легко опровергнуть. Как я уже упоминал, те, кто работал на Уолл–стрит, хотели верить в то, что каждый из них по отдельности ничего плохого не делает и что сама система по своей сути является правильной. Они считали, что стали жертвами несчастного случая из‑за шторма, случающегося раз в тысячу лет. Но кризис не относится к тем явлениям, которые возникают на финансовых рынках сами собой: это был рукотворный феномен, появившийся в результате деятельности людей, это было то, что Уолл–стрит сделала для себя и для остального общества.

Для тех, кто не покупается на аргумент «все случилось само собой», адвокаты Уолл–стрит подготовили и другие объяснения. Например, все это нас заставило сделать правительство, так как оно поощряло людей становиться домовладельцами, а нас призывало кредитовать неплатежеспособных заемщиков. Или такой: правительству следовало бы остановить нас и не позволять нам заниматься тем, что мы делали; и, значит, во всем виноваты регулирующие органы. Во всех этих попытках американской финансовой системы переложить свою вину за этот кризис на других существует что‑то особенно неподобающее, и поэтому и последующих главах мы объясним, почему аргументы такого рода являются совершенно неубедительными.

Сторонники прежней системы также постарались удержать свои позиции и на третьей линии обороны, тот самой, которой они воспользовались несколько лет назад во время скандалов с Enron и WorldCom. Они утверждают, что в каждой системе можно найти несколько гнилых звеньев и почему‑то наша «система», в том числе регулирующие органы и инвесторы, просто плохо делала свою работу, чтобы надежно защитить себя от последствий разрыва. К Кену Лейсу, главному исполнительному директору Enron, и Берни Эбберсу, главному исполнительному директору WorldCom, с махинациями которых мы столкнулись в первые годы десятилетия, теперь добавились Берни Мэдофф и множество его коллег, например Аллен Стэнфорд и Радж Раджаратнам, которым в настоящее время предъявлены обвинения. Но количество виновников того, что произошло и тогда, и сейчас, не ограничивается узким кругом этих людей. Однако защитники финансового сектора не хотят признаться в том, что именно они оказались тем самым гнилым звеном, из‑за которого и произошел крах.

Всякий раз, когда видишь проблемы, столь широко распространившиеся и столь долго сохраняющиеся, как те, что охватили финансовую систему США, можно прийти лишь к одному выводу: эти проблемы являются системными. Огромные размеры бонусов, выплачиваемых на Уолл–стрит, и узкая ориентация лишь на получение денег, может быть, и позволили финансистам добиться более высоких доходов по сравнению с теми, что причитались бы им при справедливом подходе и соблюдении этических норм, но универсальность проблемы позволяет высказать предположение, что в системе существуют недостатки фундаментального характера.

В сфере политики определение успеха или неудачи представляет собой даже более трудную задачу, чем принятие решения о том, кому или чему отдать предпочтение (или кого или что считать виновником), так как не всегда ясно, что понимать под успехом или провалом. Для наблюдателей в Соединенных Штатах и Европе помощь Восточной Азии, направленная на вывод стран этого региона из кризиса 1997 года, была успешной, потому что Соединенные Штаты и Европа не пострадали в результате этой катастрофы. Для самих же граждан этого региона, которые видели, насколько разрушена их экономика, уничтожены их мечты, обанкрочены их компании, а их страны обременены миллиардными долгами, осуществленные спасительные меры были явно неудачными. С точки зрения критиков, политика МВФ и Министерства финансов США лишь ухудшили и без того плохое положение дел. А по мнению сторонников этой политики, с ее помощью удалось не допустить катастрофы. Вот в этом‑то и загвоздка. Но остаются вопросы, на которые хотелось бы все‑таки получить ответы. Каким был бы результат, если бы были приняты другие меры? Привели ли действия МВФ и Министерства финансов США к увеличению продолжительности и к углублению экономического спада, или же его удалось ослабить? На мой взгляд, ответ здесь совершенно ясен: высокие процентные ставки и сокращение расходов, на чем настаивали МВФ и Министерство финансов, — прямо противоположный путь тому, по которому следуют сами Соединенные Штаты и Европа в условиях нынешнего кризиса, и тот вариант действий, который был навязан пострадавшим странам, привел только к ухудшению ситуации9. Страны Восточной Азии в конце концов восстановились, но это случилось не благодаря, а вопреки рекомендованным им мерам.

Примерно то же самое происходило и на другом направлении. Многие специалисты, которые давно наблюдают за расширением мировой экономики в эпоху дерегулирования, пришли к выводу, что рынки, которым ничто не мешает, работают и что дерегулирование будет способствовать высокому экономическому росту и обеспечивать ему поддержку. Однако реальность оказалась совершенно другой. Рост достигался за счет увеличения горы долгов, а фундамент этого роста был шатким, если не сказать больше. Западные банки приходилось неоднократно спасать после их безумных действий в сфере кредитования, оказывая им требуемую помощь, и это происходило не только в Таиланде, Корее и Индонезии, но и в Мексике, Бразилии, Аргентине, России. Список здесь почти бесконечен. Но после каждого такого эпизода в мире все оставалось по–прежнему, история почти в точности повторялась, в результате чего многие специалисты решили, что рынки работают сами по себе, и работают хорошо. Однако на самом деле за всем этим стояли правительства, которые неоднократно спасали рынки после совершенных ими ошибок. Те, кто считал, что с рыночной экономикой все хорошо, пришли к неправильному заключению, но их ошибка стала «очевидной» только после того, как кризис разросся настолько, что игнорировать его и считать, что здесь его нет, было уже нельзя.