Ог Мандино - Самый великий торговец в мире. Часть 2. Окончание истории

– Какую?

– Осуществить свою мечту можно, только помогая изменить жизнь одному конкретному человеку.

Наклонившись, Хафид обнял дорогого друга.

– Если бы Господь говорил, он не сказал бы лучше.

«Караван успеха» (его название написано крупными красными и золотыми буквами на латинском, греческом и иудейском языках на всех двенадцати повозках) расположился лагерем на открытом лугу близ самого центра Рима. В самой большой из многочисленных палаток, окружавших повозки, Хафид дотронулся бокалом до кубков Эразмуса и Галена.

– За нашу величайшую победу! – провозгласил он с гордостью.

– Такую ночь, без сомнения, никогда не забудешь, – вздохнул Эразмус.

Ранее тем же вечером в величественном театре Помпея, освещенном двумя сотнями масляных факелов, установленных вокруг возвышения и вдоль проходов, Хафид обратил вдохновляющий призыв более чем к восемнадцати тысячам восторженных жителей Рима. Сжимая в руках потрепанный красный плащ Иисуса, который он надевал на каждое выступление с того самого дня, как посетил Назарет, Хафид радостно внимал бурным аплодисментам, раздававшимся после заключительных слов еще почти час.

Великий торговец сделал глоток вина и сказал:

– Гален, я буду вечно благодарен тебе за то, что ты убедил меня выступать с речами именно по вечерам, а не днем, как делают все остальные ораторы. Те, до кого мы пытаемся достучаться, небогатые трудяги и мелкие торговцы, и прийти они могут только в это время. Многие признавались, что ни разу за всю свою прежнюю жизнь им не выпадала возможность послушать оратора.

– Вы сегодня блистали, господин, – ответил Гален, – и мастерски обращались с языком, словно он для вас родной.

– Спасибо. Я сожалею лишь о том, что Сергиус Павел не пришел. Я рассчитывал, что он разделит с нами триумф этого вечера. Но, к сожалению, он оставил должность и вернулся в Рим. И я молюсь за его выздоровление. Я сейчас же отправлю ему сообщение, извещающее о нашем величайшем успехе. Он будет чрезвычайно доволен. Если бы не его мудрый совет, данный мне пятнадцать лет назад, сегодня нас здесь не было бы и я, скорее всего, давно уже воссоединился бы с моей возлюбленной Лишей в нашем месте упокоения.

Гален кивнул.

– Помню, как мы начинали с одной повозкой. А сейчас наш караван насчитывает почти столько же, сколько было у вас в самые лучшие годы. Помимо повозок, у нас шестнадцать верблюдов и погонщиков плюс восемь вооруженных охранников с лошадьми, дюжина помощников и более сорока лошадей, перевозящих нас из города в город. Я не говорю уже о целой флотилии из десяти судов, которые мы зафрахтовали для того, чтобы перевезти из Афин, где мы выступали, животных и снаряжение. Мы объездили весь мир, господин, безвозмездно неся ваше послание простым людям Александрии, Мемфиса, Иерусалима, Вавилона, Багдада, Ниневии, Алеппо, Эдессы, Антиохии, Эфеса, Смирны, Спарты, Афин, сотен мелких городков, а теперь и столицы мира – Рима. И когда я вижу, как люди реагируют на ваши слова, то понимаю: вы берете за душу тысячи людей.

Эразмус подтвердил:

– Поистине не верится, что прошло целых пятнадцать лет с той случайной встречи господина и Сергиуса Павла в Назарете.

– Я не верю в случайные встречи, – заметил Хафид. – Для меня это лишь еще одно подтверждение того, что Господь играет со мной в шахматы, и таких примеров можно привести множество. Я глубоко убежден в том, что время от времени он вмешивается в жизнь каждого из нас, заставляя происходить те или иные события, а затем наблюдает, как мы отвечаем на его ход. Реакция одних благоприятствует их будущему. Другие же отвечают отчаянием и озлобленностью. Есть еще и те, кто вообще ничего не предпринимает. Это живые мертвецы, множество которых среди нас. Днями напролет они жалуются и хнычут, но так и не пытаются изменить жизнь к лучшему. Вот почему в своей речи я рассказываю бедным и обездоленным, слабым и немощным о том, как действовать в тяжелых ситуациях, и напоминаю этим несчастным: хотя Господь испытывает нас, он желает нам победы. Я стараюсь научить их побеждать, и нет для меня большей благодарности, чем, вернувшись в город несколько лет спустя, услышать истории успеха, начало которым положили мои слова, принятые близко к сердцу.

– А теперь, – нерешительно промолвил Эразмус, – мы чужаки на римской земле, где император уверовал в свою божественность и вершит судьбы подданных из золотого дворца. Без сомнения, среди сегодняшних слушателей будут и шпионы, следящие, не содержится ли угрозы в словах Хафида, подстрекающего массы. Ведь именно в этом обвиняли последователей Иисуса, распевавших о грядущем Царстве и Царстве внутри нас. Нерон даже обвинил их в прошлогоднем ужасном пожаре, и те, кому удалось бежать, спасаясь от казни на арене амфитеатра, до сих пор прячутся в катакомбах под городом. Боюсь, за свою веру они заплатили страшную цену.

– Интересно, – улыбнулся Хафид, – как бы повел себя Нерон, узнай, что плащ, который я надеваю на выступления, принадлежал Иисусу?

– Пожалуйста, господин, – мягко попросил Эразмус, – пусть это останется нашей маленькой тайной.

В проем заглянул стражник, стоявший снаружи большой палатки, и возвестил о посетителе к Хафиду.

– Пригласи его! – крикнул Хафид, наполняя бокалы.

Гость был одет в темно-синюю тунику, подпоясанную веревкой и доходящую до земли. Длинные каштановые волосы посеребрила седина, а загорелое лицо избороздили глубокие морщины. Голос посетителя отличался дружелюбием и силой.

– Мира и благоденствия вашему дому. Меня зовут Лука, и я принес известие для самого великого торговца в мире от его давнего друга, Павла из Тарса.

Хафид вскочил на ноги.

– Павел здесь, в Риме?

– Он пленник и содержится в преториуме в ожидании суда.

– Не может быть, – запротестовал Хафид. – Самое последнее его письмо содержало благие вести: его освободили из-за недостатка доказательств после того, как он провел четыре мучительных года в кандалах в Кесарии и Риме.

– Его снова взяли под стражу, и на этот раз имеются свидетели, утверждающие, что Павел провозглашал царем Иисуса. Согласно римскому праву, признание любой другой власти, кроме власти императора, карается смертью.

– Я могу чем-нибудь помочь? – обратился к нему Хафид. – Пожалуйста, подскажи.

– С тех пор как его арестовали, Павел словно утратил волю к жизни. Большинство друзей и последователей отвернулись от него, и он сидит в своей темнице, одинокий, почти ни с кем не разговаривает и питается лишь хлебными корками. До сегодняшнего утра я тревожился за его здоровье, пока не сообщил ему о растянутых вдоль Аппиевой дороги полотнищах, возвещающих о вашем выступлении в театре Помпея. Услышав ваше имя, господин, он вновь превратился в прежнего себя – того, кому я так долго служил. Он шлет вам свою любовь, прославленный торговец, приглашает в Рим и умоляет посетить его в тюрьме. Мы не знаем, когда состоится суд, поэтому я надеюсь, что вы сделаете это как можно скорее.

– В любое время, – заявил Хафид без колебаний. – Когда ты сможешь меня отвести?

– В темных камерах этого ненавистного места забывают о днях и ночах. Я пользуюсь доверием тюремных стражников. Мы можем прийти даже сейчас, если вы не слишком утомлены.

Эразмус с укором взглянул на Луку.

– Господин порой забывает, что ему уже почти семьдесят пять лет. Сегодняшнее выступление отняло у него много сил, и ему уже пора спать.

– Нет, – возразил Хафид. – Ни о какой усталости не может быть и речи, если меня зовет этот Божий человек. Веди меня, Лука.

Когда они уже собрались уходить, Хафид остановился, взял плащ Иисуса и, выйдя наружу, накинул его на плечи.

– Возможно, увидев это особое благословенное одеяние, – пояснил он Луке, – Павел воспрянет духом, как всегда приободрялся я.

В серой и мрачной тюрьме на Капитолийском холме неподалеку от дворца Нерона содержались лишь преступники, совершившие тяжкие преступления против государства. Она охранялась опытными легионерами под командованием префекта всей преторианской гвардии. Никому еще не удавалось сбежать из этой тюрьмы. Стражник у главного входа поприветствовал Луку, и после непродолжительного ожидания их с Хафидом повели по крутым каменным ступенькам. На полу стояла вода, а в воздухе висела промозглая сырость. Они шли за рослым стражником по кишащему крысами коридору, пока не остановились перед камерой. Стражник повернул в замке ключ.

– Придется запереть вас в камере с заключенным, – предупредил он. – Но не беспокойтесь. Когда соберетесь уходить, просто кликните меня, и я приду.

Он настежь распахнул дверь, и оба мужчины вошли в тускло освещенную камеру, после чего дверь захлопнулась и лязг железных засовов гулко разнесся по всему этажу.