Кен Фоллетт - На крыльях орла

– Не знаю, в чем там дело, но мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь выложил все начистоту, прямо сразу.

На самом деле, у него было очень хорошее представление о том, в чем заключалось все дело, и его подозрения были подтверждены позже этим же днем, когда Ралф Булвэр встретил его на автобусной станции Сойт-роуд, но, вместо того чтобы отвезти его в «ЭДС», доставил в этот отель и отказался разговаривать о том, что происходит.

Джо Поше любил тщательно все продумывать, и у него в распоряжении было много времени для проработки замысла, как вытащить Пола и Билла из тюрьмы. Идея обрадовала его, обрадовала несказанно. Это напомнило ему старые дни, когда во всей компании «ЭДС» работало лишь три тысячи человек и они разговаривали о Лояльности. Они обозначали тогда этим словом весь букет отношений и понятий о том, как компания должна обращаться со своими служащими. Все это сводилось к одному: «ЭДС» заботится о своих работниках. Пока вы отдаете корпорации максимальные усилия, она будет стоять за тебя до конца: когда вы болеете, когда у вас возникают личные или семейные проблемы, когда вы попадаете в любые неприятности… Она становилась чем-то вроде семьи. Поше это нравилось, хотя он не упоминал это чувство, – ему не было присуще особо распространяться о любом своем чувстве.

С тех пор «ЭДС» изменилась. При количестве служащих в десять тысяч человек вместо трех семейная атмосфера не могла быть столь всепроникающе сильной. Никто уже больше не говорил о Лояльности. Но она все еще присутствовала: доказательством тому было это совещание. И, хотя его лицо, как всегда, ничего не выражало, Джо Поше был рад. Безусловно, они поедут туда и вытащат из тюрьмы своих друзей. Поше был просто счастлив заполучить шанс войти в состав команды.

В противоположность ожиданию Кобёрна, Ралф Булвэр не глумился над замыслом спасения. Скептично настроенный, независимо мыслящий Булвэр также загорелся этой идеей, как и все.

Он также предположил, что происходит, чему содействовала – как и в случае с Поше – неспособность Скалли убедительно лгать.

Булвэр со своей семьей пребывал у друзей в Далласе. В новогодний день Булвэр особо ничем не занимался, и жена спросила, почему он не пойдет в офис. Муж ответил, что ему нечего было там делать. Она не попалась на эту удочку. Мэри Булвэр была единственным человеком в мире, умевшим заставить Ралфа сделать что-то, и в конце концов он отправился в офис. Там Булвэр и наткнулся на Скалли.

– Что происходит? – насторожился Булвэр.

– Да ничего, – ответил Скалли.

– А что ты делаешь?

– В основном бронирую авиабилеты.

Настроение Скалли выглядело странным. Булвэр хорошо знал его – в Тегеране они вместе ездили на работу по утрам, и инстинкт подсказывал ему, что Скалли не говорит всей правды.

– Тут что-то не так, – заявил Булвэр. – В чем дело?

– Ралф, ничего не случилось!

– Что делается по поводу Пола и Билла?

– По всем каналам идет работа, чтобы попытаться их вытащить. Залог установили в тринадцать миллионов долларов, и нам надо доставить деньги в страну…

– Хрень какая-то. Вся правительственная система, вся судебная система там полетела к чертям. Никаких каналов не осталось. Что вы все собираетесь делать?

– Послушай, не переживай по этому поводу.

– Разве вы, ребята, не собираетесь отправиться туда и выручить их?

Скалли молчал как рыба.

– Ну, тогда включите меня туда, – заявил Булвэр.

– Что ты хочешь этим сказать: «Включите меня»?

– Ясно как день, что вы собираетесь что-то предпринять.

– Что именно ты имеешь в виду?

– Давай перестанем играть в эти игры. Включите туда меня.

– О’кей.

Для него это было простым решением. Пол и Билл были его друзьями, а сам Булвэр вполне мог бы оказаться в тюрьме на их месте; в случае чего, ему бы захотелось, чтобы друзья пришли к нему на помощь.

Был и еще один фактор. Булвэр чрезвычайно любил Пэта Скалли. Черт побери, он любил Скалли. Он также чувствовал себя его защитником. С точки зрения Булвэра, Скалли на самом деле не понимал, что мир был полон коррупции, преступлений и греха: он видел то, что ему хотелось видеть: курицу в каждой кастрюле, «Шевроле» у каждой двери, мир маменьки и яблочного пирога, – сущий рай, да и только. Если Скалли собирался связаться с налетом на тюрьму, то для присмотра за ним потребуется Булвэр. Испытывать такое чувство по отношению к мужчине более или менее твоего возраста было странным, но вот так оно все выглядело на самом деле.

Вот что именно думал Булвэр в новогодний день, и сегодня он был настроен таким же образом. Так что Ралф вошел в гостиничный номер и заявил Перо то, что уже сказал Скалли:

– Включите меня туда.

Гленн Джэксон не боялся умереть.

Ему было известно, что произойдет после смерти, и совершенно никакие страхи его не терзали. Если Господь захочет призвать его к себе, что ж, он был готов пойти на его зов.

Однако Гленн волновался по поводу своей семьи. Они недавно эвакуировались из Ирана и теперь жили в доме его матери в восточном Техасе. У него пока не выдалось времени даже начать подыскивать для них жилье. Если он свяжется с этой затеей, ему никак не удастся выкроить время и заняться семейными делами: все они лягут на плечи Кэролин. Все на нее одну, ей придется совершенно перестроить жизнь семьи здесь, в Штатах. Жена будет вынуждена найти дом, устроить Черил, Синди и Гленна-младшего в школы, купить или взять напрокат какую-то мебель…

Кэролин по своему складу была кем-то вроде иждивенки. Для нее это окажется тяжело.

В довершение ко всему жена небыкновенно обозлилась на него. Она приехала в Даллас этим утром, но Скалли приказал ему отправить ее домой. Ей не позволили вселиться в отель «Хилтон» вместе с мужем. Это взбесило ее.

Но у Пола и Билла тоже были жены и семьи. «Возлюби соседа своего как себя самого». Так дважды говорилось в Библии: в книге «Левит», глава 19, стих 18; и в «Евангелии от Матфея», глава 19, стих 19. Джэксон подумал: «Если бы я сидел в тюрьме в Тегеране, мне бы точно захотелось, чтобы кто-нибудь сделал что-нибудь для меня».

Так что он изъявил свое добровольное согласие.

Скалли уже давно сделал свой выбор.

Еще до того, как Перо начал вести разговор о спасательной операции, Скалли обдумывал этот замысел. Впервые он возник у него на следующий день после того, как были арестованы Пол и Билл. В тот самый день Скалли вылетел из Тегерана вместе с Джо Поше и Джимом Швибахом. Скалли был огорчен, что покидал Пола и Билла, тем более что за последние несколько дней вспышки насилия в Тегеране резко обострились. На Рождество толпа общими усилиями повесила двух афганцев, уличенных на базаре в воровстве, а водитель такси, который пытался без очереди разжиться бензином на заправке, был убит солдатом выстрелом в голову. Что же они будут творить с американцами, если возьмутся за них? Об этом страшно было даже подумать.

В самолете Скалли сидел рядом с Джимом Швибахом. Они разделяли мнение, что жизни Пола и Билла угрожает опасность. Швибах, обладавший опытом в подпольных операциях десантного типа, согласился со Скалли, что для нескольких решительно настроенных американцев вполне возможно вызволить двух человек из иранской тюрьмы.

Так что Скалли был удивлен и восхищен, когда тремя сутками позже Перо признался:

– Я думал о том же.

Скалли включил в список свое собственное имя.

Ему не потребовалось времени на обдумывание.

Он изъявил свое согласие добровольно.

Скалли также включил в список имя Кобёрна, не сказав ему об этом.

До этого момента ничего не ведавший Кобёрн, который жил одним днем, даже не думал о том, чтобы самому войти в состав этой команды.

Но Скалли оказался прав. Кобёрн хотел быть включенным в нее.

Он подумал: Лиз это не понравится. Кобёрн вздохнул. Нынче было столько много вещей, которые не нравились его жене.

Жена связывала ему руки, подумал он. Ей не нравилась его служба в армии, не нравились его хобби, отрывавшие мужа от нее, и не нравилась его работа на босса, который не стеснялся звонить ему в любой час дня и ночи со спецзаданиями.

Он никогда не жил так, как хотела жена, и, надо полагать, было уже слишком поздно, чтобы начинать все сначала. Если ему придется ехать в Тегеран для спасения Пола и Билла, возможно, Лиз возненавидит его за это. Но, если он не поедет, он, вероятно, возненавидит себя за то, что остался.

Извини, Лиз, подумал Кобёрн, все повторяется вновь.

Джим Швибах прибыл позднее после полудня, но выслушал от Перо ту же самую речь.

Швибах обладал чрезвычайно высокоразвитым чувством долга. (Джим когда-то хотел стать священником, но два года в католической семинарии настроили его весьма скверно по отношению к организованной религии.) Он прослужил одиннадцать лет в армии и не раз добровольно выезжал во Вьетнам из того же самого чувства долга. В Азии Швибах столкнулся со множеством людей, выполнявших свою работу плохо, но знал, что свою-то он выполнил хорошо. Джим думал: если я откачнусь от этого, кто-то еще сделает то, что делаю я, но он сделает это плохо, и вследствие этого человек потеряет свою руку, ногу или жизнь. Меня обучили делать это, и у меня есть на это сноровка, и мой долг заключается в том, чтобы продолжать это делать.