Виталий Гладкий - Под личиной

– Немного порезвился, – сказал он, предупредив вопрос парня. – Легкая разминка перед сном.

"Ничего себе разминка, – подумал юноша, пораженный до глубины души. – Ведь ему запросто могли "перо" в бок воткнуть – и поминай, как звали". Подумал, но свои мысли оставил при себе. Лишь поблагодарил, скупо обронив единственное слово:

– Спасибо…

– А ты немногословен, – то ли похвалил парня, то ли удивился его сдержанности мужичок.

Подросток смутился и молча пожал плечами. А затем попытался продолжить свой путь. Но ноги почему-то стали ватными, непослушными. Похоже, ему и впрямь здорово досталось.

Только теперь он почувствовал боль во всем теле. Особенно болели мышцы рук, которыми он закрывал голову, и спина: те, что его били, старались попадать по почкам.

– Ты где живешь, мил дружочек?

Мужичок заботливо поддержал юношу под локоть.

Юноша, немного поколебавшись, ответил.

– Далековато…

Мужичок на мгновение задумался; а затем, приняв какое-то решение, предложил:

– Пойдем ко мне. До моего дома минуты две ходьбы. Тебе нужно маленько оклематься и смазать царапины йодом. Не возражаешь?

Юноша сумрачно и не очень охотно кивнул. При всем том, этот странный мужичок вызывал если и не полное доверие к себе, то приязнь – точно.

Жилище мужичка находилось на первом этаже старого дома. Его внутреннее убранство, несмотря на стоившую немалых денег входную дверь сейфового типа, богатством не отличалось. Это была стандартная двухкомнатная квартира с крохотной кухонькой, в которой с трудом размещались четыре человека.

– Спортсмен? – с одобрением поинтересовался мужичок, когда юноша снял порванную рубаху, и он увидел его крепкий мускулистый торс в сплошных синяках и кровоподтеках.

– Да, – коротко ответил парень.

И слегка поморщился, когда йод попал на кровоточащую ссадину.

– Жжет? – снисходительно ухмыльнулся мужичок.

– Нет! – быстро ответил юноша. – Нормально…

– Ну-ну…

Мужичок снова улыбнулся.

Теперь юноша рассмотрел мужичка во всех подробностях.

Его спасителю было не менее сорока лет. Несмотря на морщинистое лицо, как будто предполагающее какую-нибудь хроническую болезнь, телом он был крепок и не по годам бодр. Морщины скорее указывали на аскетизм и различные самоограничения, нежели на слабое здоровье. Он был невысок, темен лицом и телом, и казался ожившей статуей, которую вырезали из цельного куска мореного дуба.

– Тебя как зовут? – спросил мужичок, когда закончились медицинские процедуры.

– Андрей…

Юноша назвал свое имя не очень охотно; от природы он был стеснительным, и в жилище мужичка чувствовал себя неуютно.

– А меня кличут Дроздом…

Мужичок коротко улыбнулся, заметив тень удивления, пробежавшую по лицу юноши.

– Просто Дрозд – и никаких гвоздей, вот лозунг мой и солнца. Кажется, именно так писал пролетарский поэт Маяковский. Нет? Ах, да, извини. Похоже, ты не знаешь, кто это такой. В современной школе он не в чести.

Вот в наше время…

Он вдруг запнулся и сокрушенно покачал головой.

– Извини, заболтался. Это все от одиночества. На кой ляд тебе пропахшие нафталином воспоминания старого холостяка? Сейчас выпьем по чашке чая, и можешь отправляться домой. Ты не против? Вот и ладушки…

Дрозд заварил чай отменно. С каждым глотком горячей ароматной жидкости Андрей чувствовал, как постепенно восстанавливается душевное равновесие. Тело побаливало, но вполне терпимо.

Юноша, вполуха слушая треп Дрозда, который начал рассказывать разные веселые истории (наверное, чтобы подбодрить своего гостя), мысленно представлял встречу с матерью, которая, наверное, уже заждалась его, и строил из домыслов более-менее правдоподобную версию своих приключений.

Он понимал, что скрыть следы избиения ему не удастся, а потому подумывал все свалить на водителялихача, который якобы сбил его на повороте и скрылся с места происшествия. Андрей был уверен, что мать примет его побасенку за чистую монету. Однако, поразмыслив, решил от этой версии отказаться.

Однажды, когда он был маленьким, с матерью случилась подобная история. Но в другом городе. От гибели ее спасла лишь хорошая реакция. В последний момент она отскочила в сторону, и машина задела ее только крылом. Водитель, который был, как решили очевидцы наезда, на хорошем подпитии, даже не притормозил.

Мать получила ушибы средней тяжести, но на стационарное лечение не согласилась. Не захотела она сообщить о наезде и в милицию, несмотря на то, что нашлись свидетели, которые успели заметить номер автомашины.

Мало того, мать быстро собрала немудреные пожитки (тогда у них не было собственного жилья), и они уехали из города в тот же вечер, не поставив в известность ни знакомых, ни соседей. Навсегда.

Впрочем, для Андрея частая перемена мест жительства не была в диковинку. Их маленькая семья нигде не нагревала места. Более двух-трех лет на новом месте они обычно не задерживались.

Только в этом городе, как он считал, им повезло. Мать, которая устроилась медсестрой в больнице, согласилась присматривать за одинокой старушкой. А та, в знак благодарности, написала на нее дарственную.

Вместе со старушкой они прожили около двух лет, и когда она умерла, стали хозяевами двухкомнатной квартиры в одном из центральных районов города. -… Эй, да ты меня не слушаешь! О чем задумался, хлопец?

Веселый голос Дрозда вырвал Андрея из плена воспоминаний.

– Думаю, что сказать матери, – честно ответил Андрей.

– Да-а, неприятная история… Родителям она не понравится. По себе знаю.

Андрей сокрушенно вздохнул и промолчал.

– Но про то ладно, – продолжил Дрозд уже серьезным тоном. – Мать поймет и простит. Только говори ей правду. А вот как получилось, что ты, сильный, тренированный парень, изображал из себя футбольный мяч, даже не пытаясь сопротивляться?

– Бесполезно… Их было слишком много.

– Не могу давать тебе советы, не имею права. Но все-таки скажу. Если хочешь выжить в этом жестоком несправедливом мире, цепляйся за жизнь руками и зубами. И если кто-то захочет лишить тебя этой главной твоей ценности, постарайся прихватить и его с собой.

– Они не хотели меня убить. Я знал…

– Наивный мальчик… В таких ситуациях один случайный удар может сделать человека калекой. И неизвестно, что лучше – умереть сразу или до гробовой доски быть прикованным к постели. Это как посмотреть.

– Но что я мог сделать!?

– Драться, черт побери! Или уповать на быстроту ног.

– Я не трус!

– А кто сказал, что отступление перед многочисленным противником называется трусостью? Это всего лишь тактический ход, маневр. Но потом, спустя какое-то время, ты просто обязан вернуться и рассчитаться со своими обидчиками. Поодиночке. И очень жестко. Чтобы навсегда отбить у них желание нападать на тебя из-за угла и сворой. Вот как поступают настоящие мужчины.

– Я… я не могу драться…

– Не умеешь или не хочешь? – Дрозд хищно прищурился. – Ты что, непротивленец? А может, буддист?

Сейчас это стало модным среди молодежи – обрить головы наголо, напялить желтые балахоны и ходить по улицам, стуча в барабаны.

– Почему буддист? Вы не так меня поняли. В общем, я кое-что могу… Просто мать… – Андрей вдруг запнулся на полуслове, умолк и нахмурился.

– Не разрешает, – закончил его фразу Дрозд. – Так ведь это обычное дело. Трудно найти родителей, которым нравится через день видеть физиономию сына с подбитым глазом и чинить порванные в драке рубахи.

– Да… наверное…

Юноша не стал разубеждать Дрозда. Он не счел нужным говорить ему, что мать, по натуре мягкая, добрая и отзывчивая, становилась жесткой и непреклонной, когда заходила речь о драках вообще и об его участии в них в частности. Она замыкалась в себе и как минимум сутки не разговаривала с ним.

В такие моменты Андрей места себе не находил. Он неприкаянно слонялся по своей комнате из угла в угол, мысленно давая клятвы никогда более не огорчать ее подобными проступками. В конечном итоге Андрей стал избегать конфликтных ситуаций, которые нередко случались среди сверстников.

Такое поведение, конечно же, не осталось не замеченным, и Андреем начали помыкать все кому не лень.

Наделенный от природы великолепными физическими данными, которые позволяли дать отпор любому обидчику, он молча сносил насмешки и оскорбления, при этом страдая безмерно. В конце концов к шестнадцати годам Андрей стал замкнутым, неразговорчивым и практически не имел друзей.

В пятом классе он тайком от матери записался в секцию тэквондо,[1] которую организовал молодой преподаватель физкультуры. И тренировался почти год, подавая большие надежды.

О его подпольном увлечении мать узнала случайно, на родительском собрании. Скандал, который она устроила вечером, запомнился ему надолго. Все закончилось сердечным приступом, после чего мать пролежала в больнице больше недели.