Антон Первушин - Свора Герострата

Хватов притушил в бумажной пепельнице окурок и тут же закурил новую сигарету.

— Вот здесь я вступаю в область догадок, — заявил он. — Вам, Борис Анатольевич, в связи с тем, что находились вы последние дни в самой гуще событий, должно быть виднее, что происходит. Но допущу, что не зная исходной предпосылки, вы все это время выступали в роли сильно близорукого человека, у которого кто-то отнял принадлежащие ему очки. Я своими предположениями попытаюсь вернуть вам зрение, а уж там вы сами разбирайтесь, где я прав, а где ошибаюсь.

Я согласно кивнул, внимательно слушая.

— Так вот, — продолжал Хватов, — он скрылся, но хозяева начали охоту. И Герострат очень скоро это почувствовал. Единственным выходом для него было столкнуть лбами своих хозяев с кем-нибудь еще. С каким-нибудь ведомством, равным хозяевам по мощи и напористости. И представьте, кандидат почти сразу отыскался.

Министерство Госбезопасности, или, если угодно, Федеральная Служба Контрразведки — всегда проявляло определенного рода интерес к разработкам психотронного оружия. Не исключено, они вступили в эту игру даже раньше, чем, скажем, наше ведомство. И с самого начала они повели себя жестко, с уверенностью профессионалов, и лучшей кандидатуры для противостояния хозяевам Герострат не мог и желать. Я думаю, у него даже получилось реализовать свою задумку. И проделал он это с вашей помощью, Борис Анатольевич! Не знаю точно, каким способом, но с вашей.

Я снова кивнул.

Теперь мне многое стало ясным: предложение сыграть в шахматы и сама бредовая партия (Герострат прямо указал на меня: смотрите, вот человек, который многое знает; вот человек, с которым я постоянно на связи; вот человек — ниточка ко мне!); Топтуны (в ФСК понимали, что не все так просто, но другой зацепки, кроме меня, у них не было); и «третья-четвертая» сила (это конечно же, хозяева Герострата из ВПК, решившиеся все-таки вступить в борьбу с самим Комитетом за право исключительного обладания психотронным, АБСОЛЮТНЫМ, оружием).

Я метался, как угорелый, сходил с ума, а, оказывается, служил лишь приманкой, на которую должны были клюнуть сразу две рыбешки. И значит, снова, как полгода назад, меня использовали, использовали мои чувства, особенности моего характера и мое неумение доверять интуиции.

Полюсы сменились, а методы все те же.

Впрочем, я не собирался подробно рассказывать Хватову всю историю моих злоключений и на его паузу ожидания лаконично бросил:

— У Герострата — моя девушка.

И полковнику этого оказалось достаточно.

— Ясно, — сказал он. — Я вам сочувствую, Борис Анатольевич. Тяжело пришлось?

— Все, что вы мне рассказали, — быстро вставил я, — без сомнения, интересно. И познавательно. Я бы с удовольствием вас еще послушал, но меня поставили в трудное положение. Я должен разыскать Герострата до полуночи, не позже. Вы в состоянии мне помочь?

— Я, — Хватов сделал особое ударение на местоимении, — не смогу вам помочь.

Я едва не взорвался.

Я приготовился заорать на него, затопать ногами, вцепиться пальцами в отвороты его пиджака, но полковник сделал рукой предостерегающий жест и сказал так:

— Вот послушайте меня, Борис Анатольевич. Это правда, я не могу помочь вам ДЕЙСТВИЕМ. Поймите правильно, я уже немолод; у меня есть семья, двое детей. Служебное положение, наконец. Всем этим я не могу и не имею права рисковать. Но зато в моих возможностях помочь вам советом, указать верное направление. А вот дальше действуйте сами. Как подскажет ваш немалый, тут трудно переоценить, опыт в этих делах.

Я перевел дух.

— Ну?

— Герострат упорно добивался свободы и не учел, да и не мог учесть, одну маленькую деталь своей биографии, о которой, кстати, он ничего не знает, а ему никто не расскажет.

Еще в Центре, где он проходил подготовку, где из него делали превосходное оружие, Герострату в подсознание наряду с другими потаенными программами, был установлен модуль необычайной силы. Модуль контроля. Избавиться от него он не сумеет: модуль напрямую завязан на нормальное функционирование центральной нервной системы. Он служит роль поводка; благодаря ему хозяева Герострата всегда знают о местонахождении своего подчиненного.

— Каким образом?

— А очень просто. Каждый вечер в девять ноль-ноль Герострат набирает один и тот же телефонный номер, звонит, называет свой текущий адрес, получает инструкции в виде ключевых словосочетаний, но об этом, конечно же, ничего потом не помнит. Просто. И надежно.

Вот Герострат удрал от нас и думал, что таким образом обставил заодно и хозяев, избавился от контроля. А когда они снова замаячили на горизонте, решил, что где-то прокололся, и следует поступить более хитроумно. На самом же деле он никогда свободным не был. Все время они держали его на поводке. Он — марионетка, Борис Анатольевич. Даже в большей степени, чем вся его Свора.

Это да-а! — подумал я ошеломленно. Сумасшедший узелок. Как будет, если перефразировать Дюренмата: о контроле контролирующих за контролерами?

— Тут очень все запутано, но мне известно кое-что еще, — говорил Хватов. — Информация эта и должна будет помочь вам, Борис Анатольевич, реализовать свое намерение.

— Какая именно? — спросил я жадно.

— Фактически у Герострата трое хозяев. Это те самые трое, что в свое время сумели по достоинству оценить разработки Центра, сумели оценить мощь, которую он способен предоставить человеку, им располагающему. Все трое — высшие офицеры. Не ниже генерала-лейтенанта. Один из них, кажется, сейчас в отставке, остальные продолжают «крепить и множить рубежи», но не это суть. Я назову вам сейчас, Борис Анатольевич, фамилию человека, которому Герострат звонит на государственную дачу раз в сутки ровно в 21.00 по московскому времени и в сомнамбулическом состоянии докладывает о месте своего нахождения. Его зовут Проскурин. Генерал-полковник Проскурин. Его дача расположена под Зеленогорском… Но предупреждаю: там высокий забор и охрана — пятеро прапорщиков сверхсрочной службы и сколько-то рядовых. При автоматах. К тому же, адъютанты. В одиночку будет справиться нелегко.

— Это не проблема, — заявил я, посматривая на часы.

— Время у вас еще есть, не рвитесь, — Хватов поднялся и протянул мне руку. — Хочу пожелать вам удачи, Борис Анатольевич.

Я ответил на рукопожатие:

— Хочу пожелать того же: удача и вам скоро понадобится, Игорь Павлович.

Он горько усмехнулся:

— Спасибо. Но надеюсь, что не понадобится…

Дачу генерала Проскурина я разыскал быстро.

В запасе у меня было чуть более получаса — вполне достаточный срок, чтобы успеть провести самую тщательную рекогносцировку.

Забежав домой перед отправкой в Зеленогорск, я соответствующим образом экипировался: сменил джинсы и куртку на спортивный костюм, ботинки — на кроссовки, отыскал свои кожаные перчатки и отцовский морской бинокль. Мама наблюдала за моими приготовлениями с немым вопросом.

— Есть маленькое дело, — объяснил я ей. — Много времени не займет. Я потом тебе все расскажу.

— Тебе звонили, спрашивали, — сказала она.

Я остановился:

— Кто?

— Не представились.

— А когда?

— Да днем, часа в три.

Так, это или из милиции по поводу Гуздева, но тогда почему они не представились? Или генерал Проскурин меня решил прощупать. Вспомнил наконец, что еще одна пешка участвует в игре. Но тогда вы опоздали, товарищ генерал. И вы опоздали, и Герострат ваш опоздал.

Не успеете вы ничего теперь сделать. И плевать мне на ваши звонки, потому что НЕ УСПЕЕТЕ. Теперь вам остается только ждать, вот и ждите. Я иду, Борис Орлов!

— Ну если действительно буду нужен, позвонят еще, — сказал я маме.

Она кивнула, но по глазам ее я понял: она чувствует, что я недоговариваю, что легкомысленность моя показная, рассчитанная на нее. Но успокоить маму я сейчас не мог: рассказать полуправду матери еще хуже, чем соврать или не рассказать ничего вовсе.

Тайком от нее я переложил пистолет из куртки в спортивную сумку с самоуничижительной надписью белым на голубом: «What we are in need now is an adventurous mind» — в самую точку! Туда же сунул кусачки: на случай встречи с колючей проволокой.

— Ну пока, — сказал я маме напоследок. — К утру постараюсь вернуться.

И снова по взгляду ее я понял, что хочется ей остановить меня, задержать, не пустить никуда, какими бы вескими не были причины моего ухода, но она только кивнула, и, выходя за дверь, я услышал ее ломкий шепот вслед:

— Ты постарайся.

Я отправился в Зеленогорск, и вот теперь, примостившись на корявой столетней березе, разглядываю в бинокль государственную дачу.

Первое впечатление: не ахти. Генерал-полковник мог бы подобрать себе виллу и посолиднее.