Сергей Зверев - Старый вор, новый мир

Как и положено в таких случаях, к текущим делам перешли не сразу. Тем более что собравшиеся уже прекрасно знали о сути проблемы: записи с флешки покойного Вадима были прослушаны не единожды.

Северный долго и со вкусом рассказывал о своем недавнем вояже в Евросоюз, акцентируя внимание на беспределе местных ментов. Джейран делился впечатлениями от якутской поездки – кто из общих знакомых где сидит, какие теперь порядки на Севере, кто из «смотрящих» какую зону принял. Мотыль, считавший себя ближайшим товарищем Монаха, вспоминал о старых корешах, с которыми когда-то сидели, об их делах, о былых понятиях, сокрушаясь при этом о падении нравов.

Дюк, как и следовало ожидать, сходку проигнорировал. Отговорка звучала весьма странно: мол, я по поручению одних больших людей разруливаю их деловые проблемы, но в случае чего всегда можете выйти на меня по телефону. Однако уважаемые воры эту отговорку почему-то приняли. По размышлении Фомин пришел к выводу, что такая позиция Зеленцова даже ему на руку: значит, сам он косвенно признает, что рыльце в пушку, вот и не хочет ехать, чтобы по ушам прилюдно не получить.

Когда плавучий ресторан, развернувшись на фарватере, пошел обратно, Монах наконец спросил Северного:

– Вова, так что скажет братва насчет Дюка?

Тот неторопливо выпил, закусил маринованным грибом, отложил прибор.

– Валера, мы тут все прослушали, что ты нам принес. И вот что мы можем сказать. Когда один уважаемый человек записывает разговоры другого уважаемого человека – это, конечно, нехорошо. Когда слушает записанное – и того хуже. А когда хочет использовать это как предъяву – то совсем последнее дело. Так поступают только менты.

– А я о чем! – хмыкнул Монах.

– Честно говоря – ни я, ни Мотыль, ни Джейран не уверены, что эти записи реальные, – неожиданно выдал Северный. – Сейчас при помощи компьютера умельцы тебе чего хочешь смастерят. Да и в ментурах теперь таких грамотеев хватает… Хорошо: присудим мы, что Дюк виноват. А потом выяснится, что это обычная ментовская подстава. И что тогда?

Фомин прищурился – он явно не ожидал подобного поворота событий. Или же Северный демонстрировал редкую щепетильность в воровских «понятиях», или же исподволь становился на сторону Зеленцова.

– Володя, пойми: записи эти делал не я, – Фомин тщательно подбирал слова. – Я их даже не заказывал. Мне их просто принесли. В окружении Дюка был один человек… которому тот и приказал со мной по-ментовски поступить. Писать, то есть. Человек, которому это было поручено, оказался порядочней Зеленцова. Приехал ко мне, честно рассказал, что и как. И про то, как Бура вальнули, хотя вместо него должны были завалить меня. И про то, как меня в Сокольниках заказали… вместе с моей мамой.

– Не факт, что тому человеку можно верить, – напомнил о себе Мотыль. – А если его «ушатым» к тебе мусора подослали?

– Вы бы ему сами поверили… Да только он погиб. – При воспоминании о Вадиме Стародубцеве Фомин помрачнел, но тут же взял себя в руки и добавил вкрадчиво: – Или, может, вы слову наркушника и барыги верите больше, чем слову честного вора? Объясните мне, чего я тут не понимаю?

Беседа текла спокойно, словно вода в ручье. Плавучий ресторан подходил к железнодорожному мосту. Над головами медленно проплывали металлические внутренности и огромные заклепки. За столиком сделалось темно.

– А насчет наркоты, Валера, ты тоже неправ, – как ни в чем не бывало продолжил Северный. – Чем Зеленцов занимается – его дело. На ментов не работает. Братву не сдает… Во всяком случае, предъявить ему это мы не можем. Главное, чтобы в общак отстегивал.

Сперва Фомину показалось, что он ослышался. Не могло такого быть, чтобы уважаемый и авторитетный вор становился на сторону «апельсинов», да еще тех, что торгуют наркотой.

– То есть… – нахмурился Монах.

– Все по делу Северный базарит, – вступил в беседу Мотыль. – Пусть Лешка Дюк чем угодно занимается, только бы в общак сливался. Братве, которая на зоне, все равно, откуда филки на «бациллу» получать. Только было бы, чем мусорам заплатить да здоровье поправить. Когда ты в ШИЗО на цементе душу оставляешь, то не думаешь, от кого тебе лавэшки придут. На деньгах не написано, откуда они пришли: от наркоты или чего-то иного.

Монах взглянул на собеседников отрешенно. В какой-то момент ему показалось, что свет перевернулся, Москва-река потекла в обратном направлении и звездное небо, казалось, вот-вот должно было рухнуть на палубу. То, что говорили сейчас авторитетные и, казалось, уважаемые воры, совершенно не укладывалось в голове Фомина…

Впрочем, он уже кое о чем догадывался.

– Так что же вы все-таки решили? – глухим голосом спросил Монах. – Как нам этот рамс развести?

Момент совещания между Северным, Джейраном и Мотылем был незаметен, если был вообще. Северный улыбнулся, и лицо его собралось в тонкие морщинки, став веселым и умным.

– Рамс произошел чисто по твоей вине, Валера, – произнес он. – Мы ведь Дюка тоже выслушали. Он тебе предложил бизнес с «коксом» наладить? Предложил. Ты сразу в амбицию, да еще и послал его. Вот тебе и конфликт. Кто тут неправ, ты или он? Если бы ты на предложение Леши согласился, всем это было бы интересно и для общака полезно. Что касается Бура и Музыканта – да, хорошие пацаны были, жаль их. Но что ты конкретно можешь предъявить Дюку? Записи? Так их можно сотню наделать. Слово того пацана, который Лешку кинул и переметнулся к тебе? Так его в живых уже нету. А вальнуть и Бура, и Музыканта вполне могли и менты. Чтобы всех нас рассорить. Ментовские прокладки ты и сам не хуже нашего знаешь.

– Помирились бы вы с Дюком, что ли, – улыбнулся Джейран несколько виновато. – Нам ведь теперь ссориться нельзя. А когда мы вместе – большие дела можем сделать.

Небо над Москвой-рекой окончательно потемнело. Катерок уже подходил к пристани. Ветер мял речную воду, вздыбливал барашки волн.

– Скомандуй командиру, чтобы меня высадил, – отрешенно попросил Фомин.

– Да ты че! – театрально завозмущался Северный. – Столько ж лет не виделись! Корыто это на сутки куплено. Все оплачено. Гулять хоть всю ночь можно! Оставайся!

– Пойду, – упрямо повторил Монах.

Катерок уже маневрировал к пристани неподалеку от Парка Горького. Винты вспенивали воду за кормой. Стукнул сходень о причал, и старый урка, даже не попрощавшись, пошел на берег.

Поднял воротник, закурил… Теперь ситуация была проста и понятна. Несомненно, Дюк просто купил решение этих людей, которых сам Фомин еще недавно считал своими друзьями. Точно так же, как несколько лет назад он купил воровскую «корону». Уж если Зеленцов плотно подсел на торговлю наркотой, то можно было представить, сколько филок он с этого получал. Во всяком случае, достаточно, чтобы покупать не только продажных мусоров, но и честных в недавнем прошлом уркаганов.

Парк Горького протыкался редкими электрическими светлячками. Вдалеке, за деревьями, проступали контуры домов, щедро подкрашенные неоновой иллюминацией. Где-то совсем рядом проехала машина, и динамики магнитолы истошно орали попсовый шлягер. Праздник жизни продолжался, и старый вор чувствовал себя на нем лишним.

Монах сплюнул себе под ноги, сунул руки в карман и медленно побрел на выход.

– Вот бляди, – в сердцах сплюнул старый урка. – Все продается, все покупается. Было бы у меня лавья побольше – и вас бы всех купил… чтобы еще раз продать!..

Вот уже минут десять Шароев в мучительно-неподвижном ожидании сидел в кафе на втором этаже Шереметьево-2, то и дело посматривая по сторонам. Слежки вроде бы не наблюдалось. Однако случиться могло всякое – что-что, а сыскные способности своих коллег он прекрасно осознавал.

Минуты катились медленно и тяжело, как вагонетки в шахтерском забое. Кровь ритмично стучала в висках, словно колеса на рельсовых стыках. Чекист, хотя и стремился держаться спокойно, ежеминутно вытирал влажный лоб салфеткой.

Олег Александрович еще раз взглянул в паспорт, полученный намедни от того самого «законсервированного» агента, которому он в свое время помог раскрутиться в бизнесе и который благородно согласился ему помочь. Загранпаспорт с визами были абсолютно настоящими, а вот фотография заменена – правда, очень грамотно. Как профессионал, чекист мог сказать, что определить подделку можно было только в хорошей лаборатории. Но главное – паспорт у него должны были проверить только один раз, на пограничном контроле…

Наконец объявили нужный рейс. Шароев подхватил саквояж и двинулся на таможенный досмотр. За таможню он не боялся – ничего неразрешенного у него не было. Опасность представлял лишь паспортный контроль, да еще, наверное, оперативники Конторы, которые служили в международном аэропорту по штату. Не исключено, что ориентировки на него уже разосланы были по всем пограничным пунктам. И уж если его тут опознают, можно не сомневаться: спустя несколько дней коллеги на Лубянке с прискорбием узнают, что полковник Шароев стал жертвой дорожно-транспортного происшествия, неустановленный виновник которого скрылся…