Анна Данилова - Плюшевый свидетель

Любовь ? Наивная Августа уверена, что я люблю его. Это не любовь болит, а чувство собственного достоинства. И если бы Илья ушел от меня и я не видела бы его новой жизни, разве бы я так страдала? Глупая Августа…

Но к доктору Нагаеву она все же пошла. Встреча была назначена в городском парке, на скамейке возле маленького питьевого фонтана. Вера собиралась на встречу как на свидание: сделала маникюр, прическу, приоделась.

И доктор Нагаев изнасиловал меня. Как в кино.

Вера всхлипнула, но слез не получилось.

Их не было, как не было и многих других чувств, к которым она уже успела привыкнуть: боль в сердце, боль в душе, боль в затылке. Ей было на редкость хорошо.

Она вошла в подъезд и уже более уверенной походкой поднялась к себе на этаж.

Открыла дверь своим ключом. В квартире пахло вареной фасолью. У них, бедолаг, похоже, денег нет вообще. Вера прошмыгнула к себе в комнату, сняла плащ и, осторожно, на цыпочках, выйдя из комнаты, проскользнула в ванную. Ей надо было срочно смыть с себя запах мужчины, который, как ей казалось, преследовал ее все то время, что прошло с момента встречи с доктором Нагаевым. Она налила в ванну горячей воды и плеснула туда ландышевого масла. Легла и закрыла глаза.

Глупая Августа.

– Вера? – вдруг услышала она стук в дверь и последовавший за ним голос Ильи. – Ты как? В порядке?

– Спасибо, Илья, со мной все в порядке. Вены не вскрыла, петлю не намылила…

– Вера!

– Оставь меня в покое и не смей стучать в ванную, пока я здесь. Я же не стучу в вашу спальню, не спрашиваю, как вы там. У меня все хорошо. Даже очень…

Она закрыла глаза и снова увидела мужчину, раскачивающегося над ней.

Сердце ее учащенно забилось. Она посмотрела на дверь и вдруг представила себе, что вот сейчас она распахнется, и она увидит его, Нагаева… Ее ладонь плавно опустилась на живот, и Вера застонала. Все в прошлом. Это надо забыть. Как сон.

Александр Васильевич Мещанинов лег спать, не поужинав. Вытянулся на своей постели и закрыл глаза. Он хотел раствориться в воспоминаниях, связанных с теми незабываемыми минутами, которые он провел с женщиной. Но его блаженно-сонное состояние было прервано телефонным звонком. Он уже устал от них. Он ненавидел эти телефонные звонки – предвестники драматических, а то и трагических событий в жизни людей, которых ему приходилось защищать. Мещанинов был адвокатом. Опытным, но так и не привыкшим к чужой беде. Звонок, раздавшийся в его квартире или замурлыкавший в кармане, – это очередной рассказ о конфликте между человеком и его окружением, сколь бы близким оно ни было. Муж и жена, брат и сестра, отец и сын, внук и дед. Все делят имущество, мечтают о наследстве и в экстремальных ситуациях выказывают все свои самые низменные качества. Человечество не изменилось со времен Достоевского. Разве что в худшую сторону. А еще люди убивают друг друга.

По разным причинам. Иногда не по своей воле: автокатастрофа, например. Или прошлой зимой был случай: машина, набитая подвыпившими людьми, ушла под лед…

Страшная история, закончившаяся погребальным звоном в одной маленькой волжской церквушке. Трупов было семь. А вот водитель остался жив. Но жив ли?..

Александр взял трубку и услышал голос одного из своих многочисленных приятелей. На сей раз тому требовалась срочная консультация по разводу. Он хотел переоформить акции Газпрома задним числом, как если бы он приобрел их до брака, чтобы не делиться со своей женой, от которой он уходит к молоденькой любовнице. Пошлейшая история. Александр потратил сорок минут на тяжелый и выматывающий разговор и в результате остался один на один с замолкнувшей телефонной трубкой и мерцающей за окнами ночью. Снова лег, закрыл глаза и представил себе прогретую солнцем скамейку городского парка и подсевшую к нему женщину. С первых же секунд ему стало ясно, что она ошиблась, приняв его за другого человека. Возможно, психолога или психотерапевта. Хотя поначалу он подумал, что к нему обращается одна из его потенциальных клиенток за советом по поводу развода. Обычно женщины не любят раскрываться, рассказывая о причине развода. Это унизительно. Все равно как трясти нижним бельем перед носом постороннего человека. «Меня зовут Вера. Я думаю, можно пока без фамилии… Меня к вам прислала Августа. Как вы понимаете, мне немного не по себе, потому что мы с вами совершенно незнакомы…» Редкое женское имя Августа не произвело, однако, на него никакого впечатления. Ио когда прозвучало слово «доктор» («Однако вы специалист, другими словами, доктор, поэтому я просто вынуждена ради себя же самой раздеться перед вами. Раздеться душой, разумеется…»), то сразу все встало на свои места. Она обозналась, промелькнуло в голове, но ему не захотелось прерывать эту женщину. Уж больно горячо и взволнованно она говорила. Обрывать этот искренний монолог он просто не посмел, а потому весь обратился в слух, пытаясь представить себе мужа этой красивой молодой женщины, а потом и начальника, указывающего (как в немом кино) рукой на дверь. Причем муж у Александра получился толстый и с голубыми подтяжками, почему-то, а вот начальник, уволивший Веру (какое нежное и домашнее имя!) – черно-белый, вылитый Макс Линдер. И кто знает, сколько еще она успела бы о себе рассказать, как вдруг явно передумала и вскочила со скамейки, передумала делиться своими проблемами с кем бы то ни было. Она побледнела, и Александр решил, что ей стало плохо. Кажется, он спросил ее об этом. А потом предложил выпить кофе.

Интересно, что она тогда подумала? Но теперь уже бесполезно вспоминать то, что предшествовало их близости. Вера сидела к нему вполоборота, и ее профиль был так нежен, а плавная линия подбородка, спускавшаяся к шее, так притягательна, что ему захотелось провести пальцем по ее коже. Он даже представил себе ее шелковистость. Солнечный луч зажег прядь золотистых волос, и Александр понял, что у нее темно-карие глаза, и ему захотелось заглянуть в них. Вера была необычайно женственна, и от нее исходила такая сексуальная энергетика, что он возбудился, даже не прикасаясь к ней. Предлагая ей кофе, он предложил себя. Всего. Целиком.

Он хотел ее так, как не хотел никого и никогда. Но она была случайной прохожей, и овладеть ею прямо там, в парке на скамейке, было невозможно. Много чего в жизни Александра казалось ему невозможным. И хотя остальные жили по другим законам, и многие из тех запретов, которые он для себя вывел, нарушались легко и безболезненно, перешагнуть определенную психологическую грань для Александра было равносильно преступлению через Закон. Свой, личный внутренний Закон.

Когда же Вера согласилась выпить с ним кофе, он усмехнулся про себя. Безусловно, ни о чем таком Вера и не думала.

Она, вероятнее всего, предполагала, что ее приглашают в более укромное место, где бы они (она и ее доктор, лица которого она не знала, иначе не подошла бы ко мне) могли продолжить беседу. Не более. Но ведь что-то же с ней произошло по дороге, раз она покорно проследовала за ним вплоть до самой его квартиры. Она вошла и отдалась ему легко, словно именно для этого они и встретились. У нее были нежные сладковатые губы, мягкое и податливое, теплое тело. Она была настоящей женщиной, эта Вера. И отдалась ему самозабвенно, страстно, как если бы они были любовниками, встретившимися после долгой разлуки. Все в этой женщине показалось ему знакомым и родным, хотя в его жизни никогда еще не было такой зрелой женщины. Его девушки, с которыми он вступал в связь, были, как правило, возрастом чуть за двадцать, и он платил им за любовь. Вере же было около сорока, и он так и не угостил ее кофе. Забыл. Ему было не до этого.

В полночь он пришел к выводу, что попросту изнасиловал незнакомую ему женщину и что теперь его осудят. Он, адвокат со стажем, представил себе всю процедуру, предшествующую судебному заседанию. Он даже успел увидеть себя за белой больничной ширмой; подвергающегося унизительным манипуляциям, связанным с взятием анализов у него как насильника. Картина показалась ему столь омерзительной, что он весь в поту вскочил с постели, включил свет и обхватил лицо ладонями. Ему стало страшно. Он сам вел несколько случаев, когда молодые девицы с целью заработать несколько тысяч рублей провоцировали парней, чтобы потом обвинить их в изнасиловании. Как правило, родители «насильников» не допускали, чтобы дело дошло до суда, и откупались от мошенниц. Но как поступит Вера? И не проще ли ему самому разыскать ее и дать денег? И потом взять расписку?

Ему было стыдно своих мыслей. Он посмотрел на дверь как раз в тот момент, когда в другой части города бросила не менее мечтательный взгляд, и тоже на дверь, но уже ванной комнаты, женщина… Вера.

Александр закрыл глаза и представил себе, что вот сейчас откроется дверь в комнату, и он увидит женщину, которую желает.

Но дверь не открылась, а ему пришлось принять холодный душ. Чтобы успокоиться и остудить мозги. И не только.