Дмитрий Черкасов - Рокировка

Третий пост на колесах стоял у главных ворот рядом с пирожковой и вел наблюдение во втором секторе за двухэтажным деревянным флигелем на противоположной стороне улицы, арендованным под жилье чеченской бригадой.

Это задание не вдохновляло Зимородка.

Он не любил статичных объектов. То ли дело гонять по трассам, проспектам и мостам за каким-нибудь оптовиком-наркодилером, или тянуть чинный военный атташат, нарезающий по городу круги в тщетных попытках — нет, не оторваться, а хотя бы выявить хвост. Группа Брунса укатила в какой-то приморский город на прикрытие откомандированного туда сотрудника, там заваривалась крутая каша и ребята непременно будут при деле, а здесь, подменяя их, приходится который день подробно созерцать и фиксировать бытие кривенького недомерка с огромным носом и не менее огромным национальным самосознанием…

Тошно.

— Тяжела и неказиста жизнь простого эфэсбиста… — вздохнул Зимородок.

Самое тяжелое в работе «наружки» — ждать.

Клякса привычно водил биноклем и ворочал в уме груды оперативного материала, проработанного им при подготовке к заданию.

Если просто смотреть и не думать — мало что увидишь, а из увиденного ничего не поймешь. Разведчик наружки на посту — это не только глаза и уши, это еще и мозг. Яйцеголовые ребята из Информационно-аналитической службы мозгом считали, безусловно, себя, но Зимородок никогда не опускался до уровня тупого топтуна — исполнителя заявок оперуполномоченных, всегда старался иметь собственное мнение и быть на полкорпуса впереди событий.

«Дурная голова ногам покоя не дает» — любил говорить он, поучая новичков.

Нечто неопределенное, неуловимое беспокоило его в манерах объектов наблюдения.

Просидев пять дней, он ощутил стерильно чистое поведение «чебуреков»,[15] как по старой пограничной памяти он называл горцев-вайнахов. Ни одного эксцесса, никаких обострений отношений с окружающими. Не только верхушка, но и звеньевые, и низовые вели себя тихо и несколько напряженно, водочкой не расслаблялись, а в соседствующий с Павловским собором ресторан «Шанхай» наведывались исключительно с гастрономическими целями. Им незачем было опасаться местной милиции, схваченной Дадашевым накрепко, их не беспокоили конкуренты и торговля травкой шла бойко, а вот поди ж ты! Общая озабоченность морщила низкие смуглые бойцовские лбы.

Конечно, могли в чем-то напортачить ребята Брунса.

Нехорошо так думать о коллегах, но Клякса не исключал эту возможность. Проколы чаще всего бывают при пересменке нарядов или сдаче объекта другой группе. Люди расслабляются, сбрасывают многочасовую утомительную сосредоточенность на работе, выходят из своих типажей. Иногда достаточно неуместно радостного или, наоборот, возмущенного взгляда, брошенного припоздавшему сменщику, чтобы спугнуть настороженного человека.

Опер, выдавший в ОПС задание на разработку Дадашевской ОПГ, был молодой и с большими амбициями. Крупных операций за ним пока не числилось. Никаких намеков на род деятельности Дадашева в задании и предыдущих сводках не было, но, поскольку группа Брунса входила в состав отдела, специализировавшегося на каналах утечки оружия и борьбе с терроризмом, вывод напрашивался сам собой.

Клякса был старый лис и умел сопоставлять разрозненные факты.

Он вызвал базу и попросил дежурного устроить встречу с опером-заказчиком.

— Сегодня получка! — напомнил ему дежурный. — Не задерживайтесь! Ждать не станем!

Клякса ответить не успел. Среди кавказцев на рынке началось движение. Мелькая среди покупателей черными норковыми шапками и кожаными куртками, они кучками стягивались к проходам на задний двор, выходившего калиткой на площадку перед громадой собора.

— Снежит, снежит…[16] — Клякса счел своим долгом предупредить товарищей.

Рынок полнился обычной базарной суетой; никто и не глянул на примелькавшихся продавцам горцев.

Одна группа уроженцев Кавказа подошла к милицейскому патрулю — заговорили, закурили, пошутковали, перемигиваясь. Прыщавые сержанты с явным удовольствием восприняли предложение одного из торговцев «хлопнуть по маленькой» и бодрым шагом отправились в шашлычную.

Другая группа блокировала выход из торговых рядов на задний двор. Вскоре оттуда пинками погнали униженно пригибающегося Морзика с злополучным гипсом на левой руке вместо правой. Морзик был небрит и вымазан специальным гримом, имитирующим синюшнюю воспаленность кожи.

«Гипс слишком чистый, — отметил про себя Зимородок, наблюдая в бинокль. — Надо бы бинты запачкать…».

Он смотрел, как Морзик, прижимая к груди пакет с пустыми бутылками, пытается под каким-то дурацким предлогом вернуться на задний двор. Предупрежденный Кляксой молодой разведчик рьяно старался отличиться и загладить промашку, но лишь заработал дополнительный тычок в грудь под общий гогот носатых горцев.

До прихода в ОПС Морзик был боксером-полутяжем и даже пробовал себя в профессионалах. Он мог бы разложить четверых «носорогов»[17] по обе стороны прохода в считанные секунды, но продолжал сутулиться и пригибаться, скрывая рост и размах плеч под бесформенной грязной курткой рыночного бомжа.

Специфика, черт бы ее побрал. Вот в РССН[18] куда проще: раз-два — и в морду. По крайней мере, душу можно отвести, а тут…

Однако четвертый сектор теперь не контролировался. Вся надежда была на Дональда, стоявшего в третьем секторе снаружи у калитки рынка.

— Дональду — восьмерка! — скомандовал Клякса и через несколько секунд добавил. — Подтвердить!

«Восьмерка» по КПТ была высшей степенью готовности.

Человек не может быть в напряжении несколько часов кряду. В промежутках по команде можно сбросить пар, чуть отвлечься, поработать в типаже, чтобы не привлекать внимания окружающих угрюмо-сосредоточенным видом и нацеленным в одну точку взглядом соглядатая из шпионских фильмов. Получив «восьмерку», постовой без напоминания обязан подтвердить готовность, но Дональд молчал.

Зимородок не стал повторять запрос.

Бывают ситуации, когда прорывающийся из миниатюрного наушника хрипловатый шепоток, может с головой выдать сотрудника.

Хорошо еще, если вокруг будут только богомольные старушки…

Клякса боковым зрением увидел, что Кира стоит рядом уже в полной готовности: платок, старое пальто с накладным резиновым животом и ПСМом[19] во внутреннем кожаном кармане, на ногах растоптанные боты, в руках совок на длинной ручке и метла.

— Третий сектор! — сказал Зимородок, на секунду отрываясь от бинокля. — Если сможешь — четвертый.

Пока Кобра бежала по лестницам подъезда, Зимородок распорядился Волану выйти из машины и вести наблюдение за центральным входом, а Старого на колесах отправил в объезд к собору. Напрямик ему было рукой подать, но даже Тыбинь, призер всех конкурсов оперативного вождения, не пробился бы по узкой Соборной улице, в базарный полдень заставленной машинами и запруженной людьми.

— Кобра идет в третий сектор. — на всякий случай сообщил Клякса.

Старый никак не отреагировал на любезную подсказку старшего.

Отношения Тыбиня и Киры были необычны и непонятны даже Зимородку, знавшему их давно. Тайна была — и он не стремился ее разгадывать. Он знал, что теперь Старый промчит вдвое быстрее — по Урицкого, по Достоевского и Володарского, бывших некогда Александровской, Елизаветинской и Николаевской.

Улицы, как водится, были узки и коротки, широка и длинна у нас только летопись улиц…

— Кубик и Ромбик вышли из дома.[20] — доложил радостно Волан, довольный тем, что нудное ожидание кончилось. — Торопятся! Вошли в ворота рынка!

Сообщение означало, что Дадашев и Нахоев покинули свое бревенчатое логово, в котором безвылазно сидели с самого вечера.

— Морзику — тянуть объекты. Волану — продолжать наблюдение в первом секторе. Кобра, проверка связи.

— Порядочек, — откликнулась Кира.

— Дональд молчит. Старый, прибавь ходу, пожалуйста…

Гатчинский собор святого Павла, в соответствии с указанием императора всея Руси Николая I, был поменьше Царскосельского, но побольше Петергофского. Под его желтыми стенами, увенчанными пятью приплюснутыми зелеными луковицами куполов, рядами стояли машины, сновали люди, огибая высокую решетчатую ограду рынка и устремляясь вверх по Соборной. Навстречу людскому потоку настырно пробивалась толстая краснорожая дворничиха, переваливаясь сбоку набок, цепляя прохожих метелкой и совком на длинной ручке, и не обращая внимания на людскую брань. Седые космы выбивались из-под рыжего драного платка.

Возле пирожковой у всех на виду мерз, притопывая ногами, интеллигентного вида улыбчивый покупатель в пальто и кожаном картузике, засунув посиневшие руки в карманы. Изредка он нетерпеливо поглядывал на часы, подносил ко рту сложенные лодочкой ладони, согревая их дыханием и попутно докладывая оперативную обстановку.