Партизаны - Маклин Алистер

– Да! Именно этим ее человеческим качествам я доверяю!

– Я тоже всегда доверял именно им. И по-прежнему продолжаю доверять.

Зарина еще сильней стиснула руки Петерсена. Она смотрела на него почти умоляюще.

– Пожалуйста, не смейтесь надо мной.

– Лоррейн шантажировали.

– Шантажировали. Чем ее можно шантажировать, – Зарина отвернулась, несколько секунд помолчала, затем спросила:

– Это связано с Карлосом?

– Некоторым образом, – Петерсен взглянул на нее с любопытством. – Как вы узнали?

– Лоррейн любит его, – нетерпеливо сказала Зарина.

– Откуда вам известно?! – на сей раз был изумлен майор.

– Я женщина.

– Да, это может быть объяснением.

– ...И вы попросили капитана Черны спросить Харрисона о Карлосе. Но я знала это давно. Этого не мог заметить только слепой.

– Перед вами – один из них, – Петерсен задумался. – Пожалуй, верно. Оглядываясь назад... Но я сказал, что Карлос имеет к шантажу только некоторое отношение. Никто не стал бы использовать его как орудие шантажа. Тот, кому это пришло бы в голову, вскоре обнаружил у себя в руках обоюдоострый меч... И все же, Карлос в этом деле участвовал.

– Каким образом?! – Несмотря на внушительную разницу в весовых категориях, Зарина весьма ощутимо встряхнула майора за плечи. – Какое отношение имеет к шантажу Карлос?

– Я знаю или думаю, что знаю. У меня пока нет никаких доказательств.

– Скажите мне, что вы думаете?

– Вы полагаете, Зарина, раз Лоррейн честна, добра и правдива, в прошлом за ней не числится никаких грехов?

– Продолжайте.

– Да, существенных грехов за ней нет, если не считать таковым незаконнорожденного ребенка. Лично я не отношу сей факт к греховным секретам.

Зарина убрала руку с плеча Петерсена и испуганно прикоснулась ладонью к губам. Ее потрясли не слова, а то, что скрывалось за ними.

– Карлос получил медицинское образование в Риме, – майор произнес это устало. Впервые с тех пор, как Зарина встретилась с ним, Петерсен выглядел таким измученным. – Лоррейн жила с ним в то время, когда работала секретаршей у Джимми Харрисона. У них есть сын, ему два с половиной года. По-моему, мальчика похитили. Я узнаю это наверняка, приставив нож к горлу Киприано.

Зарина молча глядела на него. По ее щекам текли слезы.

В девять часов утра Яблоница была похожа на идиллическую новогоднюю открытку. Ее захватывающая дух красота казалась почти нереальной. Снегопад прекратился. Тучи исчезли. На бледно-голубом небе сияло яркое солнце. Стояла безветренная погода, и ветви деревьев клонились под тяжестью пышного снега. Воздух был прозрачен и свеж. Для полноты картины не хватало только перезвона рождественских колокольчиков. Но мысли о Рождестве занимали далеко не первое место в умах тех, кто собрался в этот час за столом. Петерсен, подперев ладонью подбородок, думал о чем-то, сидя за стаканом с остывающим кофе. Харрисон, который выпил вечером невообразимое количество «сливовицы», чтобы «обрести под ногами почву», выглядел достаточно бодрым. Ре шив, видимо, еще раз высказать свое отношение к четникам, он внезапно воскликнул:

– Грош им цена, Петер!

– Вы говорите о моих мыслях? – осведомился Петерсен. – Они обойдутся гораздо дороже тем людям, о которых я сейчас думаю; Разумеется, спешу уточнить, это не относится к присутствующим за столом.

– Вы выглядите не просто задумчивым, а несколько утомленным, – заметил Харрисон, – особенно по сравнению с вашим обычным утренним кипением, Петер. Плохо спалось? Сказалась перемена места?

– Поскольку мне приходится практически каждую ночь спать в разных местах, я не обращаю на это внимание. В противном случае я бы давно превратился в развалину. Дело в том, что сегодня мне вообще не довелось поспать, – я, Иван и Джордже всю ночь провели у радиопередатчика. Вероятно, вы не слышали, Джимми, но ночью была очень сильная продолжительная гроза, именно потому над нами теперь такое безоблачное и ясное небо. Из-за грозы установить радиосвязь оказалось крайне затруднительно.

– Тогда все понятно, – сказал англичанин. – А позволительно ли будет узнать, с кем вы пытались связаться?

– Безусловно, это не тайна, – недоверчивое выражение, промелькнувшее на лице Харрисона, было мимолетным. Он оставил реплику Петерсена без комментариев. – Нам следовало связаться с командованием в Бихаче и предупредить его о готовящемся штурме. Это отняло почти два часа.

– Вы могли воспользоваться моей рацией, сказал Михаэль. – Она очень мощная, у нее огромный радиус действия.

– Пробовали. Результат тот же самый.

– Тогда надо было позвать меня. В конце-концов, я работаю на этой аппаратуре.

– Не сомневаюсь. Однако наши радисты в Бихаче не понимают язык индейцев «навахо», тот единственный шифр, который вам знаком.

Михаэль изумленно уставился на Петерсена. Рот его слегка приоткрылся.

– Черт побери, откуда вы могли узнать это? У меня же нет шифровальных книг – все находится здесь! – Михаэль постучал себя пальцем по лбу.

– Вы послали радиосообщение сразу после разговора со мной и полковником Лунцем. Возможно, Михаэль, вы превосходный радист, но не стоит выходить в эфир без няньки.

Зарина сказала:

– Между прочим, во время сеанса я находилась около брата.

– Значит, каждому из вас требуется по няньке, – откликнулся Петерсен. – Вы даже не попытались проверить, оборудованы ли ваши шикарные апартаменты подслушивающими устройствами.

– О Боже! – Михаэль посмотрел на сестру. – Подслушивающие устройства. Это вы их поставили? Как могли узнать, в каком отеле мы остановимся?

– Я не сказал, что номер был оснащен «жучками». Джордже стоял на балконе.

– Джордже?! – вскричал Михаэль. – Да. Вы говорили открытым текстом на языке, который, по словам Джордже, не похож ни на один европейский, – объяснил Петерсен. – В Каире, как вы сами сообщили, инструктором был американец. Американцы пребывают в счастливой уверенности, что язык «навахо» не поддается расшифровке.

– Разведка и шифр неразлучны, как... как... – Джордже подыскивал подходящее сравнение, – как брат и сестра, – он с улыбкой взглянул на Зарину и Михаэля. – Майор – специалист высочайшего класса и в том и в другом деле. Он великий знаток всевозможных кодов, разрабатывает наши шифры и взламывает шифры противника. Помните, вчера Петер сказал, что немцы пару раз вскрывали шифр четников? Этого не было. Он сам подсунул немцам информацию, чтобы посеять раздор между союзниками.

– А почему вы считаете, что немцы не смогут перехватить и расшифровать сообщение, переданное в Бихач? – спросил Харрисон. – Сообщение, которое раскрывает их планы?

– Невозможно, – коротко ответил Петерсен. – Перехват не даст ключа к расшифровке. Мои шифры знают лишь двое: я и тот, кто их принимает. Мы никогда не используем один и тот же шифр дважды.

– Превосходно, – сказал Харрисон, – но... Может, мой вопрос покажется глупым, старина... Но принесет ли переданная информация какую-нибудь пользу? Когда немцы узнают о вашем похищении или исчезновении, сразу подумают что вы могли передать секретные инструкции партизанам. Если так, то они постараются изменить план наступления...

– А вы не подумали, Джимми, что я рассматривал такой вариант? За неполные два месяца, проведенных на Балканах, трудно понять менталитет югославов. Что вы знаете о византийской хитрости и изворотливости? О зависти и коварстве, соперничестве и своекорыстии? Между западным и восточным образом мышления лежит глубочайшая пропасть. Немцы даже предположить не, могут, что секретная информация попадет к партизанам. Судите сами. Во-первых, кому известно, что я располагаю копией приказа генерала фон Лера? Полковник Михайлович уверен: есть только два экземпляра, и оба находятся у него. Он полагает, что я знаю о существовании лишь своего конверта. Во-вторых, Метрович, хотя и назвал полковнику упомянутое мной в разговоре имя Киприано, могу поспорить, что командир четников никогда не слышал об этом итальянском майоре. Даже если предположить, что они знакомы, Михайловичу нечего сообщить итальянцу. Разве что десантники Мурдже свободно разгуливают по лагерю. Чему, кстати, Киприано вполне может поверить. Однако из-за гордости полковник вообще никому не скажет об этом позорном факте. И, наконец, в-третьих: лидер четников, руководствуясь принципами Макиавелли, не упустит возможности слегка насолить немцам. Чем большие потери они понесут в схватке с партизанами, тем быстрее уберутся их Югославии. В этой ситуации полковник будет единственным, кто упрочит свое положение. Допустим, немцы каким-то образом все же узнают о том, что партизанам известны их планы. Что изменится? Времени на разработку другой операции не осталось. У них нет выбора.