Сергей Самаров - Бикфордов час

Что тогда? И вообще, что это за люди? Это было непонятно. А непонятное в моей ситуации всегда несет угрозу.

Но еще более непонятным стало последующее. Большой тентованный грузовик чуть было не проскочил мимо «уазика», стоящего, прижавшись к кювету. Но заскрипели тормоза. Грузовик пролетел чуть дальше. Приподнялся полог над задним бортом. Как оттуда высунулись автоматные стволы, я в темноте не увидел, увидел только язычки пламени. Следовательно, стреляли, причем стреляли не по дому, а по тем парням, что приехали на «уазике». По звуку выстрелов я определил, что это явно не автомат Калашникова. Звук более сухой, но более громкий. Значит, у оружия стволы короткие. Но у короткоствольного «АКС-74У»[33] звук выстрела другой. Я не понял, из какого оружия стреляют.

В секунды с первыми приехавшими было покончено. Кроме одного, того, которого к дому толкали. В него, похоже, вообще не стреляли.

Грузовик развернулся, чуть не проломив штакетник соседнего двора и полностью поломав кусты на газоне, и двинулся в обратную сторону. Против моего дома водитель притормозил, открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья, и тот, что остался в живых из экипажа «уазика», запрыгнул в кабину. Но тут началось последующее действо. БМП с моими солдатами, видимо, въехала на улицу, и они увидели грузовик. Заговорила автоматическая тридцатимиллиметровая пушка, и полетели щепки от кузова. Грузовик резко рванул с места. Я успел выскочить на крыльцо, чтобы посмотреть дальнейшее. БМП приближалась, грузовик удалялся в сторону площади. Он уже притормозил перед поворотом в сторону бывшей больницы, где сейчас располагалась лаборатория, когда раздался гулкий тяжелый выстрел. БМП ударила стомиллиметровой пушкой и сразу развалила грузовик на две горящие части. Но из кабины, как я видел при свете резко взлетевшего пламени, выскочило два человека, один едва на ногах держался, второй подхватил его под бок, и они скрылись за углом раньше, чем тяжелая пушка успела сделать второй выстрел, после которого останки грузовика просто взорвались и разлетелись в стороны горящими кусками. Чем, вероятно, доставили много беспокойства жителям ближайших домов, у которых что-то могло загореться во дворе.

Я почему-то сразу вспомнил Саню Александровского, который жил прямо напротив больницы. Нехорошо получится, если его дом по нашей вине загорится.

БМП тем временем остановилась прямо против нашего дома, едва, кстати, не столкнув осиротевший «уазик» на газон. Буквально несколько миллиметров не хватило. Через люк механика-водителя выбрался наружу Сеня Нафаня. Младший сержант, как всегда, улыбался, довольный эффектностью своего появления.

– Быстро! Все – в дом! – дал я команду, хотя сам понимал, что команда запоздалая. Соседи наверняка смотрят в окна, естественно, не включая в своих домах свет. А это уже говорило о том, что у меня обратной дороги нет и растягивать дело дальше невозможно. Если я хочу задание выполнить, то должен начать действовать немедленно. Но для этого следовало хотя бы подготовиться.

Младший сержант сделал знак рукой, и еще два бойца появились из башни боевой машины. Снайпер, младший сержант контрактной службы Фазанец, с бесшумной снайперской винтовкой «ВСК-94». Винтовка отличная, сделана на основе малогабаритного автомата «9А-91» и имеет очень слабый звук выстрела. И, как автомат, может вести автоматический и одиночный огонь. Но для снайпера, понятно, предпочтительнее одиночные выстрелы.

– БМП-3! – с восхищением посмотрел я с крыльца за спину своим бойцам. – Где нашел?

– В «укропский» батальон полковника какого-то привезли. На «Форде». И БМП сопровождения. Экипаж вылез, мы залезли, начали кататься, «Форд» раздавили, экипаж раздавили, три палатки раздавили и поехали дальше. Прямо по остальным палаткам. Жалко, сам генерал ускользнул. Жирный, как боров, а скачет быстрее горной газели. И хрюкает при этом так, что двигатель БМП не слышно. Мы уж время на него тратить не стали. Из пулемета его шуганули, и то хорошо.

– И правильно. Зато ко мне как раз вовремя подоспели. Насколько я помню, в Украине было всего четыре таких машины. Одну они американцам продали для исследования свойств брони. У самих только три осталось.

– Теперь только две, – спокойно уточнил Нафаня.

Мы вошли в дом. Мама смотрела на меня и на моих гостей обеспокоенно. А я уже прикинул свои дальнейшие действия.

– Мама, отец в последнее время как одевался?

– Да все в такой же вот форме ходил, как у тебя. Только вот без этого и без этого…

Она пальцами потрясла «разгрузку» и бронежилет.

– Понял… – Я снял и «разгрузку», и бронежилет. – Всеволод!

– Я! – шагнул ко мне младший сержант.

– Из того, что я заказывал, все привез?

– Что дали… – Всеволод Нафаня снял с плеч стандартный рейдовый рюкзак и вытащил оттуда шлем с системами связи и с прицельными приспособлениями, коммуникатор «Стрелец» от экипировки «Ратник», командирский планшет и коробку с гримом «Разведчик». Я сразу взял в руки последнее и удалился в свою детскую комнату, окно которой выходило в огород и прикрывалось большим кустом сирени так, что днем в комнате было темно, а ночью света в окне со стороны не было видно. Включил свет и попросил маму принести зеркало. Она принесла. Зеркало было большое, старое и мутное, но меня и оно устраивало. И даже тусклая лампочка не расстроила.

Я рассмотрел свою щетину. Два дня не брился. Отец обычно брился каждый день, кроме дней, когда пил. Тогда жаловался, что руки дрожат и боится при бритье порезаться. То есть брился он редко. Мне в этой командировке побриться было и негде, и некогда. Щетина вылезла. Я нашел в упаковке пузырек с алюминиевой пудрой, высыпал какое-то небольшое количество себе на ладонь и втер в подбородок и щеки. Посмотрел в зеркало. Щетина стала седой. Протер полотенцем, алюминиевая пудра лишилась излишков, и седина стала неровной, но более естественной, не той, которую зовут благородной сединой. Но той, что была нужна мне. После этого тщательно обработал свои короткие волосы. Здесь втирать пришлось дольше, но эффект был достигнут. Я поседел до того времени, когда вымою голову. Осталось сделать самое сложное. Пузырек с лаком имел в пробке кисточку. Наносить лак на все лицо не требовалось. Это было бы уже чересчур. Начал я с уголков глаз, потом перешел на лоб и межбровье, обработал щеки и кожу в уголках рта, вокруг ноздрей. Вспомнилось, как инструктор учил нас и объяснял, что плохие гримеры часто забывают про шею. А шея и руки всегда очень характерно показывают возраст человека. Поэтому обрабатывать их обязательно. Я обработал. Лака едва-едва хватило. После этого я долго рассматривал себя в зеркало. И в зеркало же увидел, как вошла в комнату мама, до этого пытающаяся напоить чаем моих солдат. Я сидел спиной к ней, и она могла рассмотреть только мое отражение. Я увидел, как у мамы отвисла челюсть и в испуге скривилось лицо.

– Ваня…

– Валя… – поправил я ее, но и говорить пытался хрипло, как говорил отец.

– Как ты так сделал? – спросила мама.

– Грим. Потом умоюсь и стану прежним. Не пугайся, я не постарею.

Мама только руками развела. Но мне некогда было ее уговаривать и объяснять подробности. Я вытащил трубку и позвонил Сане Александровскому. Было уже утро, Саня должен был проснуться. Но я не постеснялся бы ради дела позвонить даже ночью. Он ответил быстро. Номер, видимо, показал определитель.

– Привет, Валентин. Ты где?

– Дома.

– Это ты здесь войну устроил?

– Мои люди. Мои солдаты. Спецназ ГРУ. Тебе дом не повредили?

– Обошлось, хотя какая-то горящая деревяха в палисадник упала.

– Сейчас к тебе загляну. Хотя сам, наверное, зайти не успею. Я отца подошлю. Не испугаешься?

– Отца! Так он же…

– Это фокусы. Не пугайся. Он приведет к тебе человека со снайперской винтовкой, младшего сержанта. Посади его у себя на чердаке. Это страховка для меня.

– Слушай, Валек, у меня же семья… Ты-то уедешь, а мне здесь оставаться…

Я предполагал, что даже лучшие друзья в сравнении с семьей ставятся на второе место. Как и самые важные дела. И ответ приготовил.

– Не переживай. Его никто не увидит. Может быть, ему и стрелять не придется. Он просто будет страховать. У него винтовка с глушителем. Если даже и выстрелит, никто не разберет, откуда стреляют. Винтовка такая, что ты в доме не услышишь.

К чести Александровского, он ни секунды больше не сомневался.

– Ладно, пусть ведет. Сам зайдешь?

– Едва ли. Но постараюсь. Меня время поджимает. Спасибо!

Я отключился от разговора, убрал трубку и вышел из комнаты в кухню. Солдаты смотрели на мой измененный облик с удивлением, но ничего не сказали. Они ко многому привычны.

– Начинаем работать. Мама, белую тряпку дай.

– Большую?

– Флажок нужен.

– Наволочка подойдет?

– Подойдет.

Мама принесла наволочку.

– Поехали. Мама, жди нас здесь. Из дома не высовывайся. Уезжать будем, я тебя с собой заберу от греха. Собери, что необходимо. Но не больше одной большой сумки.