Фридрих Незнанский - Продолжение следует, или Воронежские страдания

Антон положил на стол деньги — здесь так принято, — тоже поднялся и неспешно отправился к выходу, стараясь не выглядеть «хвостом» выходящего уже из дверей парня. Стал на ходу доставать из пачки сигарету.

На улице, увидел Антон, этот парень тоже остановился, закуривая. Куртка свисала у него с локтя. Очень хорошо, рука занята. Да и сам он был, конечно, тщедушным. Молодой еще… Но кто он?

Плетнев быстро перебирал в памяти клички, названные Быком. Ну, Влад — понятно, тот высокий. Отставить. Есть еще Колун, Нос, Серый, Холодильник… Колун — с ножом. А этот как? На импульсивного убийцу не тянет, хотя кто их знает?.. Нос? Вроде нос у этого нормальный. Если кличка, кажется, говорил Саша, от физической особенности лица. А если от фамилии? Кривонос какой-нибудь? Тогда — Нос? Кривой? Может быть… Серый — чаще всего от имени, Серега, например. Позвать? Отзовется? Нет, рано… Холодильник… Это не проходит — наверняка габариты имеются в виду… Так кто? Нос или Серый?

Парень уже закурил и расхлябанным таким шажком, вперевалочку, пошел неторопливо по улице. Навстречу в машине Турецкого подъезжал Петя, Антон увидел его. И крикнул:

— Серега! Чего задержался?

Парень даже не вздрогнул, не обернулся, продолжал идти. Щеткин выглянул из машины и, в свою очередь, крикнул:

— Ты кого?

А Плетнев тут же торопливо замахал ему рукой, давай, мол, поближе. Петр подъехал.

— Разворачивайся, и поехали вон за тем парнем. Кажется, наш, — негромко и быстро проговорил Антон.

И они поехали следом за лениво бредущим по улице парнем. Куртку он теперь взял в руку и размахивал ею в такт шагам…

— Кто это? — спросил наконец Щеткин.

— Думаю, один из… А куртка у него черная. И за пиво он не платил… И бармен что-то шепнул официантке, а та — ему. А он, сняв куртку, сразу слинял. Наверняка, пришел без спросу…

— Так чего ж мы не берем его? — возмутился Петр.

— Может, выведет куда…

— А-а… ну ладно…

— Ты не догоняй, теперь не уйдет, — Антон тронул Щеткина за плечо. — Я думаю, что это Нос. На Серегу, то есть Серого, он не отреагировал. Колун разве? Но тогда надо быть осторожным, эти волчата непредсказуемы, романтики же, ножом пырнуть — самая детская забава…

Парень свернул за угол.

— Давай работать, — сказал Антон. — Я выхожу здесь, а ты проезжай вперед, немного подальше, и стой. Когда подойдем поближе, выходи из машины. А я соображу по ходу… Давай, начали…

Плетнев выбрался из машины и выглянул за угол: парень продолжал идти, покачиваясь, как моряк на суше. Щеткин проехал мимо, остановился на дальнем углу перекрестка и стал сдавать назад, припарковываться к тротуару поближе. Народу на этой узкой улочке было немного. Через заборы частного сектора перевешивалось много зелени.

Антон быстро приблизился к парню, негромко откашлялся, словно привлекая его внимание, и будто охрипшим голосом позвал:

— Но-ос!

Тот резко дернулся и обернулся. Попал! Хмуро посмотрел на Антона, как бы сравнивая его и себя. Антон приложил палец к губам.

— Спокуха, пацан, я — от Быка.

У Носа челюсть отвисла. Он шмыгнул носом, превратившись действительно в пацана, а не в грозного скина.

— Где он? — так же тихо спросил Нос, приближаясь.

— Щас базар будет, — Антон оглянулся и поманил парня пальцем — иди, мол, поближе. И махнул рукой Щеткину, чтоб быстрее сдал назад.

— А это кто? — словно испугался Нос.

— Свой мужик. Он мне помог. Давай отъедем.

Плетнев открыл заднюю дверцу, подтолкнул парня и сел следом сам, сказал:

— Поехали.

— Куда? — Петр обернулся.

— Как куда? — удивился Антон и продолжил нормальным голосом: — В прокуратуру, куда ж еще.

Нос резко дернулся к противоположной двери, но Антон легко ткнул его двумя пальцами в шею, у подбородка, и тот булькнул и стих, осев на сиденье.

Пока доехали, Плетнев успел обыскать парня, вытащил из его карманов всякую мелочь — бумажник, перочинный ножик, скомканный носовой платок, ключи в связке. На раскрытом бумажнике с тощей стопочкой сторублевых купюр прочитал написанное шариковой авторучкой: «Дербаносов Ф.И.». Ну вот и разгадка… А «Ф»? Федя, небось, не Феликс же! Или какой-нибудь Феодосий! Либо и того пуще — Фердинанд! Нет, в провинциях фантазия так далеко не разбегается…

Он очнулся возле прокуратуры. А Плетнев уже подумывал: подождать или на руках выносить? Нехорошо последнее. С одним уже поговорил — Саша не упустил возможности позубоскалить. А этот ничего, крепенький, хоть и хилый внешне.

— Ну что, Федя, приехали, — сказал Антон. — Отчество-то как? Иваныч, да?

Тот кивнул. Вот так, методом тыка…

— Между прочим, это тебе к сведению, Бык, то есть Игорь Васильевич Бугаев, уже дал чистосердечные показания. И тебя назвал, и Колуна, и Влада. И даже Серого. Так что ты не изображай мученика за идею, ничего не добьешься, кроме того, что набьют тебе жопу и родителям расскажут, за что драли. А вот за убийство негра и той старухи — за это крепко спросят.

— Не убивал я! — плачущим голосом выкрикнул Федя. — И старуху — тоже. Это Колун руку схватил! — И парень одной рукой ухватил себя за другую.

— Да это ты не здесь, это ты сейчас следователю своему рассказывать будешь. Если не хочешь, конечно, чтоб тебя в открытом судебном процессе главным убийцей назвали. Почему-то вы все на Колуна валите, герои, блин, обосранные… Выходи! — крикнул уже грубо, как конвоир заключенному. — Чего расселся? Майор, помоги ему, а то он уже, кажется, полные штаны наложил. Да все они одинаковые! Ты Быка на допросе помнишь? — Антон чуть подмигнул Петру. — Я ж ему только кулак показал, а он так обгадился, из шланга мыть пришлось, стоять рядом невозможно было… Ну, двигай! Руки назад! Петя, защелкни ему браслеты, чтоб дурные мысли в голову не лезли!

И вот так, майор впереди, за ним — Федя Нос в наручниках, а замыкающим — Плетнев, они протопали в кабинет следователя Смородинова. И проходящие мимо, среди тех, кто был в курсе дела, с удивлением рассматривали их «цепочку».

— Алеш, — сказал с порога Антон, — вот, принимай напоследок еще одного из «Золотой рыбки». Кличка — Нос, зовут Федором Ивановичем Дербаносовым. Непременный участник всех ночных прогулок! В машине вел себя прилично, отдыхал… Это тебе наш подарок, так сказать, под занавес. Саша не звонил?

— Нет, пока нет, — Смородинов рассматривал Федю как непонятное чудо. И этот может оказаться убийцей?! — читалось в его глазах. Он такому не верил. — А вы где будете?

— Сейчас за моей машиной съездим и — в гостиницу. Заходи вечерком.

— Когда поедете?

— Да вот Саша появится и решим. Так что забегай на рюмочку.

Два дела они провернули одновременно. Турецкий — у Корженецкого, а Агеев — у Щербатенко.

Реакция у Георгия Витальевича была отчасти ожидаемая, но все равно странная. Он был чрезвычайно недоволен тем, как завершилась эта его история.

Александр Борисович, прекрасно представляя себе, с кем имеет дело, благоразумно не стал выкладывать все свои козыри перед ним сразу. Сначала рассказал о действиях сотрудников «Глории» в Москве и о том, как вышли на одного из мошенников. В общих словах, без деталей. Затем перешел к тому, как начали вычислять и обнаружили-таки второго. Ну и после чего уже в ультимативной форме выставили перед ними обоими свои требования полной их «капитуляции». И тем ничего не оставалось, как принять ее безоговорочно.

— Но почему?! — в сердцах воскликнул Корж — именно так теперь мысленно именовал его Турецкий, не испытывая к нему не только чувства жалости, но и ни малейшего уважения. — Почему вы немедленно не взяли его за глотку?!

— Ну давайте представим, взял. И что дальше? Подскажите? — холодно спросил Турецкий.

— Он же ограбил меня!

— Уже нет. Вот, — Турецкий достал из кармана пакет, надорвал его, вынул другой, с деньгами, и кинул на стол перед Коржом. — Считайте.

Тот вскрыл конверт, увидел свои пачки долларов, пропустил края между пальцами и небрежно, как ничего не значащую для себя вещь, бросил сверху, на конверт.

— Считайте, — повторил Турецкий.

— Зачем? Я вам верю.

— А я не знаю, сколько там. Я спросил у него: это все? Он ответил: все. Сколько взял, столько и есть, не притрагивался. Так что считайте, вдруг он и меня, и вас обманул?

И с иронической улыбкой смотрел, как Корж считал купюры. Даже дыхание задерживал. Наконец выдохнул:

— Правильно, пятьдесят.

— Ну вот, видите? А кроме того, — пока тот считал, Турецкий достал из пакета записку, ту, что сам же и надиктовал Гапонову. — Тут вот еще послание. — И он стал читать его вслух.

Особо подчеркнул фразы о том, что исполнитель отказывается от заказа Корженецкого убить Щербатенко, возвращает выплаченный ему аванс и вообще не желает больше иметь с клиентом ничего общего. А вот магнитофонную ленту, на которой подробно записан их разговор, он оставляет у себя. В качестве гарантии собственной безопасности. Точно такое же письмо получит, сообщал он, и господин Щербатенко.