Владимир Макарычев - Автономный дрейф

Следует оговориться, что такая система противовесов: командир — общественная организация — партийная организация — матрос — действовала довольно эффективно. Самое главное — она устраивала всех. Матросу было удобно, что его интересы, хотя и косвенно, может отстаивать коллектив таких же, как он сам. Для командира это был дополнительный инструмент управления коллективом нестроевыми методами. А главным звеном системы был лейтенант Коркин, штатный комсомольский работник и неосвобожденный заместитель секретаря партийной организации корабля. Учитывая, что секретарем парторганизации был замполит, то партийно-общественный вес Алексея на корабле был достаточно значим. На корабле их было всего два политработника.

— Один — представитель Центрального комитета Коммунистической партии, а другой — Центрального комитета Всесоюзного ленинского комсомола, — говаривал замполит.

Алексей, исходя из такой расстановки сил, старался поддерживать авторитет Коммунистической партии среди личного состава, всячески помогать своему замполиту. Кстати, у освобожденного секретаря комитета комсомола было всего-то три начальника: командир корабля, замполит и инструктор по комсомолу политотдела. Для других офицеров существовала целая цепочка начальников: командир боевой части, старпом, флагманский специалист, замполит и командир корабля. Так что Алексей в служебной иерархии корабля занимал не последнее место. Хотя и было-то ему всего 23 года.

— Соколов, почему Кукушкин опять не вовремя прибывает на подъем флага? — уже спокойным голосом спросил Алексей у старшины Соколова, видя приближающегося матроса Кукушкина.

— Товарищ лейтенант, этот Кукушкин на корабле служит год, а приборку до сих пор делать не научился.

Алексей понимал, что под словом «приборка» подразумевается сложная схема простых ручных работ и матросских взаимоотношений.

— Соколов, это проблемы твоего командира боевой части. Если вы не можете обучить молодого матроса самому простому — приборке, прошу на следующей неделе на открытое партийное собрание. С удовольствием вас с командиром послушаем, — многозначительно предложил секретарь комитета комсомола Соколову, намекая на то, что эту служебную проблему он вынесет на обсуждение тех офицеров, мичманов и матросов, из которых состояла партийная организация корабля. Правда, среди матросов коммунистов было всего-то двое, да и то принятых недавно в кандидаты в члены КПСС. Но этого было бы достаточно для того, чтобы тонкости события дошли до всего экипажа через двадцать минут после окончания собрания. А это имело бы неприятные последствия для командира боевой части старшего лейтенанта Пахомова. Дело в том, что выносить сор из избы никому было не выгодно. К тому же огласка подобных фактов подрывала годами наработанную традицию негласных отношений между старослужащими матросами и командирами боевых частей. Проблему решали своими силами. Старпом же был главным звеном в этой цепочке отношений, поскольку считал, что не на старшинах, а на старослужащих ложится ответственность за порядок в низах.

Конечно, Соколову был ни к чему такой поворот событий из-за какого-то матроса Кукушкина. К тому же может всплыть история о синяке под глазом матроса, которую он с «бычком»[6], старшим лейтенантом Пахомовым, замяли неделю назад. Во время очередной тренировки по приборке в два часа ночи вечно невысыпающийся Кукушкин в полумраке кубрика «ударился» переносицей. Все сошлись на том, что его никто не бил, а Соколова слегка пожурили на комсомольском собрании за нарушение распорядка дня. Коркин не только знал, что это неправда, но и держал в сейфе объяснительную записку матроса Кукушкина, где тот все называл своими именами. Об этой записке знали Пахомов и Соколов, но взять ее у корабельного комсомольца они не могли. Как-никак независимый источник власти. Вот она, система сдержек и противовесов.

Вообще сбор компромата и знание истинной обстановки в коллективе — разные вещи. Шпионаж воспринимается с презрением, а легкий шантаж с психологией интриги вполне допустим. Шантаж интригой витает в воздухе матросских кубриков и офицерской кают-компании. От его результатов зависят очередные воинские звания и десятидневные отпуска на родину. Поэтому-то за полторы минуты разговора Соколов прекрасно понял угрозу, исходящую для него от лейтенанта.

Соколов со страхом вдруг заметил, что Кукушкин до сих пор еще не переоделся в форменку номер три[7]. До подъема флага оставалось пять минут.

— Кукушкин, срочно переодевайся и бегом на шкафут. Опоздаешь — прибью, — грозно сказал Соколов.

Кукушкин успел не только переодеться в форму третьего срока, но и прикрепил к флагштоку[8] новенький военно-морской флаг. Этот положительный факт отметил старпом корабля капитан-лейтенант Постников. Он сегодня исполнял обязанности командира и выходил по палубе шкафута прямо к кормовому флагштоку. Рядом с Кукушкиным, у флагштока, стоял дежурный по кораблю, ожидая старпома.

— Сми-ирно, рав-не-ние на средину! — скомандовал Коркин, когда до старпома оставалось четыре шага. Правильно определить нужное расстояние и вовремя подать команду считалось особым шиком и ценилось в корабельной среде.

— Товарищ капитан-лейтенант, экипаж корабля для подъема военно-морского флага построен, — вальяжно сделав два шага навстречу старпому, доложил Коркин, довольный тем, что наконец-то инцидент с Кукушкиным разрешился самым лучшим образом. К тому же он заметил во взгляде старпома одобрение своих действий, в том числе и отмеренные верно метры.

В это самое время из громкоговорителя послышались удары курантов. Старпом и Коркин синхронно, не опуская правой руки от козырьков черных фуражек, повернулись к Кукушкину левым плечом и замерли. На третий удар курантов дежурный дал команду:

— Флаг поднять!

Он выкрикнул слова команды очень громко, стремясь перекричать треск динамика и усиливающийся порыв осеннего океанского ветра. Трепещущий на ветру флаг медленно пополз к вершине флагштока. Неожиданно он выскочил из рук Кукушкина и начал самостоятельную жизнь. Порывами ветра флаг бросало то вправо, то вверх. Кукушкин никак не мог совладать с вдруг ожившим полутораметровым полотнищем бесценной шерстяной ткани. На белом фоне с узкой голубой полосой гордо смотрела на все происходящее красная звезда с серпом и молотом.

Боевой флаг корабля действительно был бесценен. Хотя материально это лишь кусок материи, вышедший из-под ткацкого станка огромной партией. Упакованные в тюки, флаги из города Иваново развозились на все четыре советских военных флота. На корабле, в руках человека, этот кусок материи наделялся новыми качествами. Он целый световой день не только возвышался над кораблем и моряками, но и являлся святыней. А с заходом солнца его, как младенца, торжественно и бережно снимали с флагштока, аккуратно складывали и запирали на ночь в корабельный сейф.

Между тем флаг держался на одном фале[9] и в любую минуту мог упасть за борт. В море.

Подобных случаев старпом Постников не знал за десять лет своей корабельной службы, но понимал, что это факт позорный. Позорный в первую очередь для него, старпома.

Алексей же, напротив, хладнокровно и спокойно отнесся к этой ситуации, потому что не понимал, что это значит для дежурного офицера. Только поэтому он не растерялся и, не отдавая команды «Вольно!», крикнул Соколова.

А Соколов как будто только и ждал реакции лейтенанта. В несколько секунд он подбежал к Кукушкину и, одной рукой ухватившись за флагшток, завис над кормой. В тот момент, когда он свободной рукой подхватил флаг, у него сорвало бескозырку. Она вместо флага улетела за борт. С опозданием в несколько секунд флаг был поднят и, как прирученный человеком зверь, гордо затрепетал над кормой. Холодный ветер забился в складки его ткани и как бы вдохнул новую жизнь.

Команду «Вольно!» с облегчением подал сам старпом.

— Дежурный, после развода на большую приборку зайдите ко мне, — сказал Постников.

Разговор в каюте старпома состоялся тяжелый. Главный вывод для Коркина был в том, что вырвавшийся флаг — знаковое событие как для корабля, так и для самого дежурного. Своего рода метка о профнепригодности. Алексей до конца так и не понял, чем же ему угрожает этот случай. Служба на сторожевике и так бесперспективна. Молодой лейтенант понял это с первых же дней. Понимали это и служившие вместе с ним офицеры. С перспективой служили здесь одни матросы — покинуть его навсегда в положенный срок.

«Корабль не сможет осилить морского похода по причине старости. Значит, длительный поход, мечта каждого моряка, ему не светит. К тому же в коллективе нездоровая обстановка, и старпом поддерживает во всем старослужащих матросов, — думал Алексей. — Но я-то здесь при чем?» — спрашивал он самого себя.