Евгений Сухов - Уловка медвежатника

Пряча усмешку, Савелий произнес:

– Мне тоже.

Анна села в пролетку, и возница, взмахнув плетью, поторопил лошадку. Когда пролетка скрылась в переулке, Савелий погасил невольную улыбку и поманил пальцем бродягу, стоявшего возле угла дома. Тот проворно подскочил. В нем уже не было ничего от того хитрованца, каким представлялся всего лишь несколько минут назад. Спина распрямлена, взгляд твердый. Сейчас он выглядел даже выше ростом.

– Да, Савелий Николаевич!

– Возьми четвертной! Молодец! Хорошо сыграл.

Из-за угла столь же степенно, как и подобает представителю власти, вышел полицейский. Широко улыбнувшись, он произнес:

– Угодил, Савелий Николаевич?

– Лучше не придумаешь. Вот тебе стольник, братец. Заслужил!

– Ой, благодарствую! – Погладив пальцами медную бляху, произнес: – Пойду сдавать реквизит, пока не хватились. У нас в театре с этим строго.

Подъехав к Тверскому бульвару, Анна стала ждать. Саквояж с деньгами она отправила именно по этому адресу, заплатив вознице-татарину немалые подъемные. Возможно, глуповато было вверять чемодан кучеру, но, с одной стороны, у нее не было оснований не доверять ему, потому что это было далеко не первое поручение, которое она ему давала, и он никогда не подводил.

Оставалось надеяться, что это всего лишь недоразумение.

А потом, с другой стороны, куда может деться этот извозчик? Его нетрудно будет отыскать: ведь каждый кучер был занесен в соответствующие реестры, каждая лошадь имела паспорт, пролетка тоже была зарегистрирована. Так что хотелось верить – возница-татарин задержался потому, что где-то по дороге у повозки неожиданно отлетело колесо, и сейчас он занимается неотложной починкой.

– Барышня, – раздался за спиной вкрадчивый голос. – Тут вам просили сказать…

Обернувшись, Анна увидела молодого мужчину.

– Что просили сказать?

Приподняв шляпу, он продолжил:

– Просили передать привет от Виктора Краюшкина. Кучер не приедет.

Анна поняла все.

– Спасибо.

– Вам нехорошо… У вас лицо изменилось.

– Со мной все в порядке.

– Может, вас проводить? – участливо поинтересовался молодой человек.

– Спасибо, я справлюсь сама, – и, вяло улыбнувшись на прощание, медленно потопала по Тверскому бульвару.

Выглянув из пролетки, Савелий наблюдал за Анной. Отрабатывая четвертной, к ней подошел молодой хлыщ. Приподняв шляпу, он произнес нужную фразу. Савелий увидел, как вмиг смялось лицо Анны, сделавшись старше. Барышня что-то произнесла в ответ, вяло улыбнувшись. Проявляя участие, хлыщ затопал за Анной следом, а потом, осознав бессмысленность своей попытки, затопал в противоположную сторону.

Вот, кажется, и все.

– Ну щито, хасяин? – спросил Мамай, преданно посматривая на Савелия. – Едем?

Пристраивая саквояж у ног, Савелий спросил:

– И не стыдно тебе было барышню обманывать?

Широко улыбнувшись, Мамай показал крепкие, но кривоватые зубы. Шутка Савелия показалась забавной:

– Тощна, хасяин, стытна.

– Ладно, погоняй, давай!

– Как скажешь, хасяин!

Полицейский наряд скоро вернулся. Полицмейстер выглядел крайне удрученным.

Виноградов заметно посуровел:

– Вы хотите сказать, что не застали в квартире этого прохвоста?

– Он ушел, Григорий Леонидович.

Раздался негромкий стук в дверь.

– Ну, кто там еще? – раздраженно спросил Григорий Леонидович. – Заходите.

В проем просунулась голова урядника. В руках он держал небольшой кожаный чемодан, смущаясь присутствия высокого начальства, сдержанно произнес:

– Тут вам передали, – посмотрел он на чемодан. – А еще вот конверт.

– Кто передал? – хмуро пробасил Виноградов, забирая из рук посыльного конверт.

– Татарин какой-то, – пожал плечами посыльный. – Подъехал на пролетке. Сказал, что чемодан и конверт велено передать статскому советнику Виноградову Григорию Леонидовичу.

Надорвав конверт, Виноградов прочитал: «Милостивый государь, Григорий Леонидович! За время нашего с вами сотрудничества я к вам успел привязаться не на шутку. Признаюсь откровенно, мне будет не хватать общения с вами. А потому в счет своего душевного к вам расположения передаю вам этот чемодан с процентными деньгами. Разумеется, это не вся сумма, что была похищена из банка. Но даже ее станет вполне достаточно, чтобы, не пряча взгляда, смотреть в лицо императора во время предстоящего доклада. Кстати, я должен был отчитаться перед Московской сыскной полицией за каждый потраченный рубль в гостинице "Вена", когда играл роль миллионщика. Презабавное было время! Так что можете считать эти деньги в некоторой степени моим отчетом. Остальную сумму я вынужден оставить себе на текущие нужды. Это дело, с ограблением банка, Григорий Леонидович, вероятно, очень вам потрепало нервы, а потому я бы советовал вам съездить отдохнуть с вашей старинной приятельницей в Баден-Баден. Кажется, ее зовут баронесса фон Катрин Розен. А на том кланяюсь, ваш Савелий Родионов».

– Проклятье! – выругался невольно Виноградов, в сердцах швырнув письмо. – Открой чемодан.

Полицмейстер наклонился и расторопно щелкнул замками.

– Матерь божья! – невольно вырвалось восхищение. – Сколько же здесь будет денег?!

– Думаю, что миллион, а то и поболее.

Вздохнув, Виноградов произнес:

– Сукин же ты сын, Савелий!

Поездка в Баден-Баден состоялась через месяц после завершения дела.

Правда, перед этим Григорий Леонидович имел весьма неприятную беседу с директором Департамента полиции, действительным статским советником господином Трегубовым Александром Павловичем. Выслушав аргументы Виноградова, тот махнул рукой и откровенно заметил, что на его месте вряд ли кто другой сделал бы больше. А сказанное уже было сродни похвале.

На следующий день был составлен подробнейший рапорт Его императорскому величеству, в котором сообщалось о том, что большая часть денег возвращена государству, а злоумышленники найдены. Банкам было отправлено рекомендательное письмо, в котором давались подробнейшие рекомендации о том, как следует уберечься от подобного ограбления в дальнейшем.

К рапорту государь отнесся весьма внимательно, после чего в министерство внутренних дел отдал распоряжение поощрить статского советника Григория Леонидовича Виноградова денежной наградой.

Выделенных денег оказалось не так уж и много, но вместе с тем их вполне хватало на то, чтобы съездить на курорт.

И уже на следующий день, остерегаясь любопытства, Григорий Леонидович выкупил купе до Баден-Бадена.

Баронесса фон Катрин Розен, задрав свой миленький носик, слегка посапывала, статскому советнику ничего более не оставалось, как наблюдать в окне сменяющиеся пейзажи.

Поезд слегка покачивало на стыках, внося в душу умиротворение. Григорий Леонидович любил дороги, особенно если их приходилось делить с такими красивыми женщинами, как баронесса.

Катрин открыла глаза и сладко потянулась.

– Прелесть моя, ты уже проснулась, – проговорил Виноградов.

Странное дело, но для жены он никогда не находил подобных слов.

– Да, милый. Сколько я спала?

– Какой-то часик.

– Меня в поездах всегда укачивает, – чуть капризно произнесла баронесса.

– Нам некуда спешить, так что спи сколько хочешь.

– Милый, все забываю тебе сказать…

– Что такое? – враз насторожился Виноградов.

– Тебе передавал привет какой-то Савелий Родионов. Он сказал, что у него есть связи, и он обязательно поможет тебе в поимке этого преступника, которого ты так ищешь… Я сразу поняла, что он очень влиятельный молодой человек. Знаешь, у меня есть определенный опыт в таких делах. Он даже сказал, что попробует повлиять на государя императора. И вот видишь, у него получилось, царь выдал тебе денежную премию, на которую мы едем в Баден-Баден.

– Он так и сказал?

– Да, мой милый, а тебя что-то удивляет?

На Григория Леонидовича накатило неудержимое веселье. То, что он сдерживал в себе много недель подряд, вдруг выплеснулось из него в очищающем приступе смеха.

– Я сказала что-нибудь смешное? – обиженно спросила баронесса, когда сыщик наконец замолчал.

– Все в порядке, милая, – утер Григорий Леонидович проступившие слезы. – Просто ты у меня такая прелесть!

Савелий Родионов, воспользовавшись своими связями, удачно продал процентные бумаги, после чего уехал путешествовать по Европе. Возвращаясь из Парижа, он случайно увидел в вагоне Елизавету и, не устояв перед волной накативших воспоминаний, пригласил ее в свое купе. Елизавета приняла его предложение, чтобы больше уже никогда с Савелием не расставаться.

Отношения у Виноградова с баронессой разладились во время поездки в Баден-Баден. Катрин Розен оказалась барышней вздорной, с весьма капризным нравом, и под конец Григорий Леонидович считал дни, когда они соберутся в обратную дорогу. А в довершение ко всему их совместное времяпрепровождение было подмечено хорошими знакомыми ее мужа, что тоже весьма сказалось на их взаимоотношениях.