Виталий Гладкий - Чужая игра

Не успел первый охранник приземлиться внизу, пересчитав добрую половину ступеней — а их там было больше десятка, — как за ним тут же последовал второй.

Этого будто выбросила катапульта. Он летел, нелепо размахивая руками и открыв в беззвучном крике щербатый рот.

Недавний пленник выглянул наружу, чтобы удостовериться в отсутствии других охранников, и быстро сбежал вниз.

Первый из охранников еще лежал, постанывая. А второй оказался покрепче и успел вскочить на ноги.

— Бостон, я ведь тебя предупреждал, что не стоит меня трогать, — сказал парень, глядя на охранника немигающими глазами. — Помнишь?

— Ты снял «браслеты»?! Как это?..

— А вот так. И ты сейчас умрешь, вонючка.

— Ах ты, мать твою!.. — озверело взревел Бостон.

И словно живой таран бросился на парня. Бостон был страшен в гневе, и казалось, что преспокойно может сокрушить любую преграду.

Да-а, такое видеть мне еще не приходилось…

Парень не сдвинулся с места ни на сантиметр, чтобы увернуться от огромных клешней охранника. Он просто слегка отклонил корпус, молниеносно присел и выбросил вперед правую руку.

Раздался хруст костей… мне показалось, что кулак парня провалился в грудную клетку мордоворота… тот вдруг застыл, нелепо открыв рот, — и рухнул на пол.

Спустя секунду из его рта хлынула темная кровь.

— Я предупреждал…

Парень плюнул на распростертую возле его ног тушу.

Тем временем поднялся и первый. Кажется, его кликали Рог.

Он видел, что сделал узник с его напарником, и решил не испытывать судьбу в кулачном бою. Рог лихорадочно рванул застежку наплечной кобуры, выхватил пистолет…

Я открыл рот, чтобы предупредить парня об опасности… но не успел.

Парень вдруг взлетел в воздух и в каком-то немыслимом штопоре, вращаясь вокруг своей оси почти горизонтально земле, достал ногой висок охранника.

Он умер мгновенно — парень расколол ему череп.

Притихший было Саенко — он тоже наблюдал за схваткой — неожиданно дико захохотал. А затем забился в угол и закрыл голову руками.

Бросив на него мимолетный взгляд, парень подобрал возле первого охранника связку ключей и освободил меня.

— Ты в норме? — спросил он, глядя на меня исподлобья.

— Кажется, да. Жрать хочется…

— Потерпишь. Возьми второй пистолет.

— Попытаемся пробиться?

— Нет. Развалим это змеиное гнездо до фундамента. Не возражаешь?

Почему он так странно на меня смотрит? Неужто думает, что я испугаюсь? Как же, нашел страхополоха. Да я готов этих уродов голыми руками давить.

— Согласен, — ответил я твердо.

Если сказать по правде, то у меня в груди все кипело. И предложение парня было как нельзя кстати. Я просто обязан был выплеснуть на своих тюремщиков весь гнев, который переполнил мою душу.

— Тогда вперед, — сказал он. — Держись за мной. Прикрывай тыл. Стреляй не задумываясь. Иначе можешь упустить последний в этой жизни шанс.

В этой жизни?

А что, может быть и другая?

Странный он какой-то…

Мы выбрались из подвала, не забыв закрыть засов — чтобы наше освобождение не заметили раньше, чем нам этого хотелось бы.

Проскочив какие-то помещения, мы попали на кухню. На плите что-то шкварчало, а большой стол у стены напоминал картины фламандских художников.

Там лежали вперемешку разнообразные овощи, фрукты, дичь — фазаны и заяц, два домашних неощипанных гуся и копченый свиной окорок.

Оказывается, этот «язвенник» Бортник был не дурак пожрать…

Шеф-повар при нашем появлении остолбенел. Это был невысокий краснощекий мужичок с уже наметившимся брюшком.

— Тихо, — приложил палец к губам парень. — И никаких лишних движений.

— В-вы… м-меня… у-убьете?!

Повар подпустил глаза под лоб и пошатнулся. Чтобы не упасть, он оперся рукой о стол.

— На фиг ты нам нужен, — сказал я повару.

Он немного успокоился и перевел дух. Но все равно страх за собственную жизнь его не покидал.

Чудак-человек… В наши смутные времена, по-моему, уже никому ничего не страшно. Каждый день то кого-то взорвут, то застрелят, то поезд сойдет с рельс, то самолет упадет.

А посмотришь телевизор, так вообще крыша сдвинется. Как расскажет диктор или ученый муж о том, что в сторону Земли летит комета, образовалась еще одна озоновая дыра и американцы строят новую противоракетную оборону, из-за которой мы все полетим в тартарары, так хочется напиться прямо с утра.

Все мы живем как на войне. А там человек быстро привыкает к экстремальной ситуации и ему почти все по барабану. Он просто становится фаталистом.

Мой, так сказать, напарник заглянул в следующее помещение.

— Кто еще есть на кухне, кроме тебя? — спросил повара мой, так сказать, предводитель.

— Н-никого… Я од-дин.

— Не врешь?

— Ч-честное слово!

— Смотри… Кто сейчас в доме?

— Г-гости… К хозяину приехали гости.

— Сколько их?

— Четверо.

— Точно?

— Ой, извините! С ними двое охранников. Здоровые ребята. Мне кажется, они военные.

— Где приезжие?

— Наверху, в каминном зале. А охранники в холле, в шахматы играют. Я им недавно отнес бутерброды и бутылку виски. Один из них такой хам…

— Кроме гостей, сколько еще человек в здании?

— Хозяин — Роман Александрович, Рог и Бостон… то есть его телохранители. Гнусные типы… Они вооружены.

— Понятно. План дома знаешь?

— А как же.

— Ну-ка, расскажи…

Немного успокоившись, шеф-повар достаточно толково объяснил все, что нам было нужно.

Мы не стали его глушить, просто связали и заклеили пластырем рот.

— Извини, дружище, так нужно. — Я успокаивающе похлопал его по плечу. — Лежи тихо и никуда не рыпайся до нашего ухода. Это будет не раньше чем через час. Не высовывайся — и останешься в живых.

Повар быстро-быстро закивал, выражая таким доступным ему способом полное согласие с моими доводами…

Мы не стали идти напролом, через холл, где жевали бутерброды «шахматисты».

Шеф-повар подсказал нам, как пробраться незамеченными к каминному залу с другой стороны, где был тайный выход, — Бортник и впрямь не пожалел средств для своей безопасности.

Но нет ничего тайного, что не стало бы явным.

В чем мы и убедились только что — забитый мужичишка, почти лакей, каким-то образом докопался до самого сокровенного; а «серый кардинал» Бортник умел хранить свои тайны.

Уж не знаю, из каких побуждений повар сдал нам своего хозяина с потрохами. Скорее всего, из-за обычной неприязни и даже ненависти слуг к господам, существовавшей во все века и эпохи.

Пусть даже хозяин будет абсолютной душкой и милягой, все равно служанка плюнет в его кофе, дворник отравит любимого пса, а дворецкий запустит мышей в шкаф с одеждой.

Пока существует разделение на подчиненных и руководителей, бедных и богатых, слуг и хозяев — конфронтации и революции неизбежны.

А поскольку иного и не может быть по совершенно понятным причинам, то в ближайшем обозримом будущем — по крайней мере, до нового потопа — покой и впрямь нам будет только сниться…

Мы тихо поднялись по узкой лестнице тайного хода к железной двери.

Она была заперта, но парень чуток поковырялся во врезном замке предусмотрительно захваченными в подсобке проволочками, и она распахнулась, пропустив нас внутрь квадратного помещения со стенами, обитыми деревянными планками.

Под потолком слабо тлела маломощная лампочка дежурного освещения. Похоже, следующая дверь вела в каминный зал, так как мы услышали неясные мужские голоса.

Я опустился на корточки и посмотрел в замочную скважину. Посмотрел и показал парню большой палец — есть!

Я увидел Бортника, узкоглазого крепыша восточной наружности и мужчину лет сорока пяти; на его правой руке не хватало двух пальцев.

Он сидел ближе всех.

Судя по выражению лиц, разговор был деловым и серьезным.

— Посмотришь? — шепотом спросил я парня.

Он кивнул.

Я уступил ему место у замочной скважины.

Когда он поднялся с корточек, я едва не шарахнулся от него.

Лицо парня превратилось в дьявольскую маску дикой злобы.

Но только на миг.

Уже через несколько секунд лицо застыло, окаменело и только в глазах по-прежнему светилась холодная всесокрушающая ярость.

— Что будем делать? — отважился спросить я.

Он посмотрел на меня, как на пустое место, и…

Момент удара ногой в дверь я даже не успел заметить. Похоже, она была не очень прочная, так как от нее полетели одни щепки.

Мы ворвались в каминный зал, как черти из преисподней. Удивление присутствующих было настолько велико, что никто из них даже не шелохнулся; они лишь смотрели на нас во все глаза.

Но если они удивились, то я — тем более.

Кроме Бортника, узкоглазого парня (по-моему, корейца) и беспалого, в зале находились Наум Борисович и — что творится, мать твою! — Виктор Егорович!