Илья Рясной - Ночь длинных ножей

Алейников смотрел в открытый иллюминатор, подсоединив к станине свой автомат Внизу проплывали дороги, здания, автомобильчики — выглядело все это как большая, искусно сделанная детская игрушка. И казалось нереальным, что из этих игрушечных кустов могут вырваться пули и ракеты зенитных комплексов и разнести стремящийся вперед вертолет.

Из иллюминатора был виден один из «Ми-24», вертолет огневой поддержки. Когда вводили войска в Афганистан, «крокодилов» еще не было, и в первые годы советский ограниченный контингент потерял несколько сот вертолетов. Душманские пули дырявили «восьмерки» как бумага, и действовать в горах было нелегко Когда на вооружение поступили первые машины, своими хищными очертаниями действительно напоминавшие холоднокровных хищных рептилий, у душманов началась паника. Летчики новых вертушек творили чудеса. Зависая в расщелинах и не обращая внимания на отскакивающие от брони пули, поливали свинцом и разносили ракетными снарядами пещеры, выкуривая из них моджахедов. Потом, правда, афганцы приспособились долбить «крокодилов» из крупнокалиберных пулеметов, пробивавших броню Алейников надеялся, что сегодня для «крокодилов», способных накрывать целые участки местности, работы не будет. Он надеялся, что операция будет завершена ювелирно и точно, без лишней суеты. Он знал, что «летучие мыши», которые ждут внизу, мастера именно такой ювелирной работы.

В кабине пиликал пеленгатор, задавая направление движения. Упруго текли минуты. И Алейников знал, что сейчас каждая секунда приобретает вес золота, потому что все события начали раскручиваться и будут раскручиваться с нарастающей скоростью. И все решится в ближайшие минуты.

— «Алтай», прием! — послышалось из рации. Полковник ФСБ крикнул, срывая горло:

— «Алтай» на связи!

— Гоблины на месте. Начинаем движение…

— Началось, — Алейников перекрестился.

Хозяин лучшего в станице Ереминской кафе «Лейла» стоял у входа, с интересом разглядывая присутствующих. Хромой выпучил на него глаза и просипел:

— Шимаев, ты здесь откуда?

Джамбулатов с нездоровым угрюмым интересом наблюдал за происходящим. Да, сегодня, пожалуй, день откровений. К тому же это походило на спектакль, в ходе которого возник еще один артист, чья речь тоже была не лишена патетики и самолюбования. Джамбулатов уже узнал много нового. Но неизвестно было, чем закончатся эти саморазоблачения. И это не могло не волновать.

— Ты глупец, Султан, — Шимаев пристально посмотрел на Хромого. — Глупец… Ты думал, что всю эту операцию с долларами придумал покойный Усман, с которым вы делали типографию? Ты думал, он способен легализовать такие деньги? Это очень серьезная работа. И тут нужна голова. Усмана в избытке ума не заподозришь. А вот меня глупцом никогда никто не считал.

Такой оборот для Джамбулатова был удивителен. Он знал Шимаева с детства, знал, что тот — законченный торгаш, хитрый и прожженный, умный, способный таиться, но что у него такие способности к мимикрии и манипулированию людьми, даже не подозревал, — Если ты такой умный, чего у тебя нет банка в Москве, а ты торчишь на этой забытой Аллахом земле?! — взорвался Хромой.

— Потому что настоящие деньги здесь. Отсюда все для нас начинается, как ты выразился, с этой забытой Аллахом земли, — нахмурился Шимаев. — Моей земли.

— Брось! — не мог успокоиться Хромой. — Кому нужна какая-то земля? Людям нужны только власть и деньги.

— Мы ее плоть от плоти. Без нее — мы никто, — холодно произнес Шимаев.

— Если бы я не знал тебя так хорошо, Мовлади, я решил бы, что ты искренний патриот, — хмыкнул Джамбулатов.

— Ты вообще здесь никто, — презрительно бросил ему Шимаев. — Так что закрой свой рот.

Синякин, отошедший от дискуссии, присел на колченогий стул в углу, поставив спинку перед собой и обхватив ее руками, и задумчиво смотрел на это сборище. Он будто приценивался.

И Джамбулатов ощутил, как холодок ползет по позвоночнику. Он слишком много знал о деньгах. И понимал, что где большие деньги — там кровь. Там человеческая жизнь теряет цену. И еще не нравилось ему, как расположились по углам помещения боевики.

Шимаев обернулся, посмотрел на Синякина и едва заметно кивнул. Тот задумался ненадолго. Потом кивнул в ответ.

И Джамбулатов понял, что пора действовать.

Синякин будто невзначай вскинул руку.

Рябой, стоявший в углу и ждавший приказа, поднял автомат.

Джамбулатов прыгнул в сторону, вырывая из-за пазухи гранату и бросая ее на пол.

У него было четыре секунды, пока не сработает взрыватель. Своим телом он пробил окно. И вывалился на улицу.

В доме ухнуло. Послышался чей-то леденящий душу крик.

Джамбулатов приземлился более-менее удачно и ничего не повредил, хотя ощутил, как все внутренности у него болезненно тряхнуло от падения. Но он знал, что разлеживаться нельзя Вскочил. И увидел, что в него целится боевик, стерегущий окрестности со стороны окна. — Стой! — крикнул Джамбулатов. Но палец боевика уже двигался по спусковому крючку. И пуля, с жужжанием рассекая упругий воздух, рванулась вперед, стремясь к своей цели. И она нашла ее…

Работа спецназовца на пятьдесят процентов — это умение ждать. Ждать сутками, не имея возможности размять кости, двигаться, как-либо проявить себя. Ждать до того момента, когда прозвучит сигнал «огонь», и, будь ты снайпер, минер или пулеметчик, ты должен в момент превратиться в эффективную боевую машину. Для этой работы нужны крепкие нервы, с другими в спецназ не берут.

Ожидание длилось долго. Очень долго. Давно были намечены цели и сектора обстрела, определен порядок действий, но время еще не пришло.

Разведывательно-диверсионная группа бригады специального назначения Главного разведуправления Министерства обороны состояла только из офицеров и являлась одним из лучших подразделений данного профиля, причем не только в России, но и, возможно, в мире. Отставание от западных коллег в экипировке и средствах связи с лихвой компенсировалось солидным боевым опытом и отличной подготовкой — в русском спецназе умели выжимать из людей семь потов. Сколько раз их работа завершалась докладом: «Объект отработан!» Командир группы знал Чечню как свои пять пальцев. Ходил он в эти места, когда еще здесь правили дудаевцы. И приводил группу обратно. Как правило, без потерь.

Задание было одним из многих. И, как любое из предыдущих, оно вполне могло стать последним. Спецназовцев учат выполнять боевую задачу и выживать. Но война, бывает, по-своему решает, кому жить, а чей срок уже истек. Нельзя расслабляться. Нельзя недооценивать противника. Надо рассчитывать на худшее, но надеяться все-таки на лучшее.

Позицию избрали на пригорке в лесополосе, откуда отлично просматривались объект, подходы и подъезды к нему.

Искусство сливаться с местностью, становиться неприметной частью мирного пейзажа — жизненно важно для диверсанта. Человечество придумало за свою историю множество способов маскировки, многие из них требовали больше опыта и смекалки, а не использования каких-то хитроумных средств. Сколько раз спецы могли дотянуться до врага рукой, а тот даже не подозревал об этом.

Ожидание было тягостным, но без неприятных неожиданностей Место было уединенное.

Командир группы наблюдал за происходящим на объекте в безбликовый бинокль. Капитан знал, что сегодня — день решающий.

— Под ложечкой сосет в предчувствии развязки, — вспомнились слова Высоцкого.

Так и было. Развязка близка. Сегодня туго связанный узел наконец должен развязаться. Точнее, разрубиться…

Группа строго соблюдала режим радиомолчания. И наушник рации молчал. Пользоваться радиосвязью разрешалось только при крайней необходимости. Рации в таких случаях заменял испытанный веками набор средств — например, подражание голосам птиц, животных. Техника диверсанту иногда только мешает, и те же хваленые американские спецы, любимцы Голливуда, не способные и шагу ступить, не оснастившись, как терминатор, не раз могли ощутить это на своей шкуре. Бывают ситуации, когда компьютеры и железо — лишняя обуза. Нужно уметь выживать без современной техники и убивать без современного оружия.

Тем временем события разворачивались. Из зиндана вытащили американца и усадили в «Ниву»… Ждать пришлось несколько часов. И вот появился «КамАЗ», из которого вывели человека, глядя на которого в бинокль командир группы опознал Гадаева. Значит, обмен прошел успешно. Через двадцать минут появилась и «Нива».

В бинокль было видно, как во дворе прошло совещание. После чего Синякин и еще несколько боевиков направились к машинам.

Стоял вопрос — отпускать? Или начинать операцию?

В бинокль командир группы видел, как их человек, тоже направлявшийся к машине, три раза, чтобы не ошиблись, подал знак — провел ладонью по голове. Не перепутаешь… Это означало одно — ждем!