Андрей Воронин - Марафон со смертью

Кашицкая и в самом деле сидела с таким отрешенным видом, будто все, что рассказывал сейчас Антоненко, не касалось ни ее, ни Виталика. Тупо уставившись в стену напротив, женщина молчала, и никакие эмоции не отражались на ее вмиг осунувшемся и сразу постаревшем лице. Она скорее всего даже не слышала, что рассказывал этот чиновник, старательно копошась в своей проклятой папке.

Так и не дождавшись от нее ответа, Антоненко снова вернулся к своим бумажкам. Вытащив из папки очередной документ, он подвигал его к посетительнице.

— Вот, прошу ознакомиться. Это выписка из протокола заседания коллегии гороно совместно с начальником управления образования и соответствующей депутатской комиссией городского совета. На заседании было принято коллегиальное решение пойти навстречу господину Контанелли и удовлетворить его прошение об усыновлении Виталия Васильевича Корабельникова. Документы Контанелли и Корабельникова с копией нашего решения были направлены в Киев, в министерство образования. Через несколько недель мы получили официальный ответ. Вот он, видите — подпись министра, регистрационный номер, выходящий номер…

Голос Антоненко еле-еле доносился до Пелагеи Брониславовны откуда-то издалека, будто с трудом пробивал страшную стену безразличия и крючкотворства, окружающую со всех сторон этого человека, отделяющую его и ему подобных от нормальных людей с нормальными человеческими радостями, заботами, проблемами. Она бы не услышала его, даже если бы и хотела, потому что не понимала, откуда такие, как Антоненко, вообще берутся.

— Министерство образования утвердило наше решение и подписало все соответствующие документы, подтверждающие факт усыновления господином Контанелли…

Пелагея Брониславовна почувствовала, что задыхается в этом кабинете, рядом с этим человеком, и, ни слова не говоря, встала и направилась к выходу.

Антоненко наконец замолчал, удивленно глядя на странную посетительницу, и тогда в наступившей вдруг тишине Пелагея Брониславовна, обернувшись на пороге и страшно сверкнув своими добрыми учительскими глазами, чуть слышно и очень спокойно произнесла:

— Будь ты проклят, гад! Будь проклят с этого момента весь твой род! Чтоб в твоем роду отныне у родителей всегда забирали детей!

Она повернулась и вышла, а Сергей Антонович, образованный и современный человек, преуспевающий чиновник, отец вполне благополучного семейства, выбежал из-за стола как ужаленный, грязно ругаясь и испуганно вращая маленькими глазками:

— Заткнись, баба блядская! Дура старая! Чтоб ты сдохла и похоронить тебя некому было! Ишь что вздумала — проклинать меня! Ведьма!

А он ведь действительно испугался — проклятья славянок, доведенных до отчаяния, имеют странную особенность сбываться. Даже в наш просвещенный век…

Раны на теле Николая всегда заживали, как на кошке — быстро и без следа. Наверное, благодаря резервным силам его могучего организма. Эта его особенность уже не раз выручала журналиста в самых сложных ситуациях.

Все обошлось и на этот раз — без последствий, по крайней мере, сколько-нибудь заметных, «прошло» сотрясение мозга, срослись сломанные кости голени и ребра, избавив наконец Самойленко от гипсового панциря и боли при каждом вздохе. Словом, и на этот раз Николая «заштопали», подлечили, и уже через несколько недель после аварии он выписался из этой порядком надоевшей ему грязной, занюханной районной больнички и с удовольствием вернулся в Минск — к семье, работе, друзьям.

Здесь, в столице, коллеги организовали для Самойленко компьютерное обследование в Институте травматологии, и даже эта всевидящая машина не нашла у него сколько-нибудь серьезных отклонений в функционировании внутренних органов.

Словом, все бы было прекрасно, если бы не странные отношения, которые сложились у Самойленко во время лечения с местной милицией.

Николая все время не оставляло ощущение, что и инспектор ГАИ, проводивший расследование, и оперативники из районного отдела уголовного розыска, искавшие тот злополучный «КамАЗ», разговаривают с ним с нескрываемым злорадством.

Это чувство укрепил последний допрос, проведенный инспектором ГАИ прямо в больничной палате перед самой выпиской Николая.

— Следствие закончено, — сообщил ему тогда гаишник. — К сожалению, установить второго участника дорожно-транспортного происшествия, повлекшего последствия средней тяжести, ни нам, ни угрозыску так и не удалось…

— Что, так трудно было отыскать того алкоголика на «КамАЗе»? — удивленно перебил инспектора Николай. — Он же с проселочной выруливал, не иначе — местный. Неужели во всех колхозах в округе так много «КамАЗов», что вам трудно все их проверить? Неужели на сцепке той машины, даже если водитель и бросил полуприцеп, не осталось никаких следов после удара?

— Вы, гражданин Самойленко, будете нас учить, как проводить следственные действия?

— Нет, но…

— Мы тщательно проверили все, что могли. Отработали несколько версий. Но машины, участвовавшей в дорожно-транспортном происшествии, в котором вы пострадали, не обнаружили. Ни в нашем районе, ни во всей области. А мы, поверьте, работать умеем. Гораздо лучше, чем вы думаете.

— Я это вижу, — Самойленко только и осталось, что с сарказмом бросить эту фразу. Но и она здорово задела милиционера.

— Что ты видишь? — прошипел он, зло сверля Николая взглядом. — Что превысил скорость? Что носился на своей «БМВ» как угорелый?.. Думаешь, раз ты писака из Минска, то тебе все можно? Купил, видите ли, крутую тачку! А ведь нужно еще в налоговой спросить, за какие такие «бабки» тебе эта машина досталась.

— Кончай, лейтенант.

— Это ты кончай! Небось машину купил на денежки от рекламы, что в свои передачи насовывал. Думаешь, мы такие темные, что не знаем и не догадываемся, как вы, журналисты, «бабки» зарабатываете?

— Да заткнешься ты наконец когда-нибудь или нет?! — Николаю этот инспектор уже порядком надоел, и, разучившись за время болезни контролировать свои эмоции, он угрожающе стал приподниматься на кровати, сжимая кулаки.

— Что, может, ударить хочешь? Давай, бей, что же ты! — лейтенант тотчас вскочил, по-петушиному тряхнув смешной аккуратной челочкой, прижатой жестким козырьком милицейской фуражки.

— Да нужен ты мне! — успокоившись и снова устраиваясь на кровати, бросил Самойленко. — Ты анекдот про говно, которое по реке плыло, знаешь?

— Нет, — по своей простодушности невольно поддался на подколку инспектор, не врубившись сразу, при чем тут какой-то анекдот.

— Не знаешь?! Тогда слушай. Плывет как-то по реке говно, а по берегу идет милиционер — навроде тебя. «Привет, коллега!» — вдруг кричит ему говно. «Привет, конечно, — отвечает милиционер. — Только какой же я тебе коллега?» Удивилось говно: «Ну, как же! Ты же из органов?» — «Из органов». — «Из внутренних?» — «Из внутренних,» — отвечает милиционер. «Ну, вот видишь! Я же и говорю — привет, коллега!»

— Ну ты, козел! — завопил лейтенант, снова вскакивая с табуретки. Его лицо даже побагровело от ярости. — Да я тебя… За оскорбление при исполнении служебных обязанностей…

— Чего? На пятнадцать суток меня посадишь за мелкое хулиганство? И тебе не будет стыдно — больного человека прямо, можно сказать, с больничной койки — в вашу вонючую кутузку?!

— Ну, ты и гад, Самойленко!

— Ладно, лейтенант, не обижайся, — Николай, почувствовав, что морально вконец добил этого простофилю, окончательно успокоился. — Не кипятись. Поспорили мы с тобой немного — и хватит. Да и вообще, ты сам попросил анекдот рассказать, теперь сможешь всем своим коллегам пересказывать… Ну ты понял, конечно, что я имел в виду тех твоих коллег, что обычно по берегу ходят.

Коля не преминул подколоть мента еще разочек, но на этот раз тот среагировал почти мгновенно:

— Твою мать!

— Все, все, лейтенант. Спокойно. Что ты, в самом деле, шуток не понимаешь?

— Ладно, шутник, теперь моя очередь шутить. Посмотрим, как ты смеяться будешь.

— Ну и чем ты меня напугать собрался?

— Как я уже говорил, гражданин Самойленко, — снова резко перешел на официальный тон инспектор, — следствие по вашему делу закончено. И хотя второго участника дорожно-транспортного происшествия установить не удалось, следствие пришло к выводу, что в столкновении виноваты именно вы. Управляя вашей личной автомашиной «БМВ-318» белого цвета, государственный регистрационный номер…

— Ладно, хорош мне рассказывать, какой номер у моей тачки был, — мрачно перебил его Николай, закуривая прямо в палате, где проходил допрос. — Про номер я и без тебя все знаю, лейтенант.

— Так вот, управляя этой автомашиной, вы, гражданин Самойленко, не только не правильно выбрали скорость, потому что не учли наледи, покрывающей асфальт, которая удлинила тормозной путь автомобиля почти втрое…