Владимир Колычев - Удавка для опера

Степан вздрогнул. Как будто в лицо ему плюнули. Генерал сделал знак, и собровцы ощетинились стволами.

— Оружие на землю, — велел генерал.

Степан первым положил свой автомат. За ним разоружились остальные.

В дело вступили спецназовцы. Всех положили на землю, обыскали, забрали все, что можно.

Зато освободили Ныркова. Степан видел, как с него снимают наручники. Один из полковников достал откуда-то плоскую фляжку из нержавейки, дал ему промочить горло. Коньячком гада угощают. И в машину сажают. А Степан носом пыль с земли сдувает.

За что боролся, на то и напоролся. Нахрапом хотел Ныркова взять. Думал, захватит завод, и этому гаду тут же предъявят обвинения. Ведь не какого-то генерала он сюда звал, а того, кому доверял. Но, увы, тот подвел его. Генерал играет на руку преступникам.

Знать, чересчур сильны покровители Ныркова. И не дают его в обиду ни при каких обстоятельствах. И все из-за какого-то спиртового завода…

Степан подняли с земли вместе с другими. К нему подошли генерал и человек в штатском.

— Я вам, Игорь Тимофеевич, доверял, — с упреком сказал Степан.

— И я тебе, Круча, тоже доверял. А ты растоптал мое доверие.

— Я?!. Растоптал?!. Чем же я вам так не угодил?

— Ты убийца, Степан Степаныч. Ты действовал как бандит. Напал на завод. Уничтожил охрану.

— Завод нелегальный. И я не нападал, а защищался…

— Завод легальный, мой дорогой, — генерал посмотрел на человека в штатском.

— Да, да, у нас есть все разрешения, — засуетился тот. — Лицензии, сертификаты, акцизы… Завод функционирует на легитимной основе.

Он предъявил Степану целый ворох документов. Только тот на них и не взглянул.

— Так-то вот, — покачал головой генерал. — И охранная деятельность тоже лицензирована…

— И право на оружие?

— Разумеется…

— На автоматы специального назначения?

— Ну, с этим мы разберемся… А ты, Степаныч, пока в Семиречье посидишь. Вместе со своими сообщниками… Кстати, кто тут среди вас Лозовой?

— Я, — вышел вперед Рома.

— Вам уже официально предъявлено обвинение в убийстве. Будете отвечать…

— Да пошел ты! — сплюнул генералу под ноги Рома. — Продажная шкура…

Матвей Данилович не мог оторваться от фляжки с коньяком. Не остановился, пока не осушил ее.

— Еще есть? — спросил он у полковника, который ехал в машине вместе с ним.

— Да, пожалуйста, — вежливо ответил тот.

И протянул ему еще одну фляжку.

Ценят Ныркова. Пока еще ценят… Поэтому помощь из Москвы сама идет за ним. Долговязый уже в курсе всех дел. И немедленно организовано взаимодействие с силовыми структурами. И как итог, он на свободе, а его враги в наручниках. Ох и вытянулись рожи у этих ублюдков, когда наставили на них автоматы.

Матвей Данилович нервно усмехнулся. Всех он с носом оставил. Все, кто против него, за спиртовой завод уцепились. Настоящая война началась. Победила вражья сила. Да только их победа — полная профанация.

Его врагов не берут пули. А вот перед законом они бессильны. Взяли их всех. Честный генерал взял. За покушение на частную собственность. Завод спиртовой вполне легальное предприятие. Это только вид был сделан, будто его скрывают от недремлющего ока государственных служб. Даже вот агентов к нему послали. И менты недобитые из столицы сюда нагрянули.

Все они героями себя чувствуют. Невинно пострадавшими. И невдомек им, что спиртовой завод всего лишь прикрытие…

Нырков допил вторую фляжку. Совсем опьянел. На душе стало хорошо, хорошо…

Он потерял много людей. Но люди — дело наживное. Он снова доведет численность боевиков до полусотни. И снова они займут боевые места…

Глаза склеивались. Нырков засыпал…

— Да, совсем забыл. Сергей Михайлович просил передать, что ваши недруги останутся здесь. В камере местного временного изолятора. Распоряжение, чтобы доставить их в область или в столицу, придет сегодня вечером, — тихо сказал полковник. — Завтра за ними прибудет автозак. Поэтому сегодня ночью они должны умереть. Вы уж постарайтесь…

— Влипли в задницу, блин! — не сдержал своих чувств Федот.

И с силой ударил кулаком по железной двери камеры.

— Комов, прекрати! — осадил его Степан.

Понятно, нервничает капитан. Так у всех нервы на взводе. Никто ничего не понимает. Почему они здесь, в камере временного изолятора при Семиреченском отделении милиции? А почему Ныркова освободили, напоили коньяком и увезли с почестями?

Все маются. Только разведчики спокойны. Вероника, Михаил, Иннокентий… Странно, их всех собрали в одной тесной камере. Даже женщину сюда затолкали.

Рома тяжело вздохнул.

— На генерала зря наехал, — покаялся он. — Не виноват ни в чем Игорь Тимофеевич. Не по своей вине он под чужую дудку пляшет…

— Тогда какого хрена нас сюда запаял? — спросил Федот.

— А вот тут его вина. Как его просили, так он и сделал. А надо было нас в Москву везти…

— Нельзя нас в Москву, — монотонным голосом сказала Вероника. — Нас должны здесь убить…

— Убить? — непонимающе посмотрел на нее Эдик.

— Да. Мы все приговорены…

— Долговязым Сергеем Михайловичем? — спросил Степан.

— Да, — голосом, лишенным всяких интонаций, сказала она.

— Человеком из правительства? — приподнял бровь Федот.

— Да.

— Ничего у него не получится.

— Возможно, и не получится…

— Вероника, вы что-то знаете, а молчите. Почему? — спросил Степан.

— Так надо, — ответила она и замолчала. Всем своим видом она давала понять, что отныне и клещами из нее не вытянешь ни слова.

— Влипли мы. Очень сильно влипли, — начал Рома. — Задавили Ныркова, думали, все, победа. А вон оно все как обернулось. Мы остались виновны… А все потому, что не с того конца начали… Спиртовой завод — это приманка для идиотов. Спирт производят на легитимной основе, а выдают за незаконное предпринимательство… Летите сюда, агенты разных служб! Собирайтесь под знаменами борьбы с подпольным бизнесом!.. И летят агенты! И летят менты!.. А потом пройдут пионеры. Но уже мимо наших могил…

— Красиво говоришь, Рома, — сказал Эдик. — А где соль?

— Не соль, Эдик. Не соль!.. А золото!.. Много золота!.. Леса вокруг Семиречья золотом изобилуют. Самородным. Но места золотоносные мхом поросли. Только знающие люди его найти могут. И Нырков. Одно месторождение, второе… Я не знаю, на каком месторождении наши с ним пути пересеклись? На пятом или десятом?.. Но пересеклись. Едва ноги унес. Сезон охоты на меня открыли. Изловили-таки… Чудом спасся… И снова капкан…

— Значит, Нырков золотом занимается, — задумчиво проговорил Степан. — И завод вовсе не главное. И боевики его рудники охраняют…

— Не только боевики… Волки! Много волков! Не знаю, искусственно их разводят или нет, но их очень много. И все они необычайно сильны. А волков бояться — в лес не ходить. И никто не ходит. Поэтому никто никогда и не узнает про золото… Правду говорит Вероника. Убить нас должны. Не знаю как, но покушение будет. Нельзя Ныркову оставлять такого свидетеля, как я…

Вот, значит, в чем дело. Золотоносные рудники. Их охраняют усиленные наряды до зубов вооруженных бойцов. А еще стаи волков по лесам бродят. Не добраться до золота.

Нырков чертовски богат. Кто-нибудь да должен был заинтересоваться, откуда у него столько денег. Заинтересуется и начнет искать правду. И заглотит наживку — спиртовой завод. Как заглотил ее Степан со своей командой. Как заглотили ее агенты Службы внутренней разведки…

Спирт — это, конечно, хорошо. Но удивительно, почему из-за него хотели уничтожить команду Степана. Слишком это хлопотное дело. И никаким спиртом его не окупить. А вот золото — это другое дело. Ради него можно убить хоть самого министра МВД. Да хоть самого Президента. Пласты самородного золота — это миллионы долларов. А если рудников много — это миллиарды…

Теперь неудивительно, откуда у Ныркова такие могущественные покровители. Понятно, почему у него так много боевиков.

Галочка. Красивая. Невинная. Она стояла на берегу реки. И весело махала ему рукой.

— Матвей! Иди ко мне!

Он подошел.

— Возьми меня за руку…

Нырков повиновался.

— А почему ладошка твоя такая холодная?

Как будто ледышку он в руках держал.

— И у Вани ладонь холодная. И у Николая… А вот и они…

Через реку, прямо по воде, к нему шли Ваня и Николай. В глазах пустота. И холод. Нырков почувствовал, как по спине побежали мурашки.

— Они хотят с тобой поговорить…

Ладонь ее стала совсем холодной. Его рука прилипла к ней, как язык к железу на сорокаградусном морозе. И взгляд ее заледенел.