Сергей Зверев - Первая пуля – моя

– А то что? – с вызовом спросил Большаков.

– Сам знаешь – придется штурмовать.

– Не говори ерунды. Ты же прекрасно понимаешь, что штурмом меня не взять. Потребуется длительная осада. А это – куча журналистов. И при этом перестрелки все равно не избежать. Неужели ты думаешь, что после такой бучи сможешь усидеть на своем месте?

Поляков ответил не сразу.

– Хорошо, – уступчиво проговорил он. – Что ты предлагаешь?

– Для начала мне нужно выйти отсюда. Так что убери своих людей со двора. А потом понадобится самолет.

– И куда же ты полетишь?

– Это я решу на месте. Но не думай, что все так просто. Со мной двое людей. Один из них – твой Морозов. Он вполне сгодится на роль живого щита. Сагалаев останется в квартире и, если прозвучит хоть один выстрел, откроет огонь по твоим людям. Так что прежде, чем отдавать приказ, подумай о потерях.

– Мне нужно десять минут, – мрачно ответил Поляков.

– Не больше! – Большаков выключил телефон и, подойдя к Морозову, отстегнул один из наручников от батареи. – Ну что, вставай!..

Тот с трудом поднялся на ноги. От слабости его повело в сторону. Смерив Морозова презрительным взглядом, Большаков усмехнулся:

«Нет, он сейчас не в том состоянии, чтобы оказывать сопротивление… И все же какой-то этот парень странный – сам подсказал мне выход из ситуации. А в этом не может быть подвоха?..» Развить это предположение ему помешал сотовый. Вновь звонил Поляков. На этот раз он был сдержан и краток:

– Твои условия приняты.

Ближе к вечеру на Тоню нахлынула непонятная тоска – ей вдруг расхотелось уезжать из Москвы. С трудом преодолевая желание разорвать на кусочки билет до Парижа, который привезли ей «мальчики» Марата Алексеевича, она стала собирать вещи. Самолет вылетал завтра утром, в восемь тридцать, так что на сборы у нее была куча времени. Стараясь не думать о том, что это, возможно, ее последняя ночь на родной земле, Тоня расстегнула замок новенькой, пахнущей кожей сумки и… неожиданно для себя заплакала. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал ей, что она будет готова отказаться от поездки в Париж, она рассмеялась бы этому человеку в лицо. Но месяц назад она понятия не имела о существовании Олега Морозова и даже не представляла, что любовь может перевернуть всю ее жизнь. Пока она была в Москве, у нее оставался шанс вновь встретиться с Олегом. По крайней мере она сделала бы все, чтобы найти его. Но если улетит в Париж, этот шанс станет равным нулю.

Звонок в дверь застал Тоню врасплох. Она знала, что это пришел Марат Алексеевич, и не хотела, чтобы он видел ее в таком состоянии. За последние несколько дней они привязались друг другу. Тоня, никогда не знавшая отцовской заботы, вдруг почувствовала ее. Марат Алексеевич относился к ней как к дочери – опекал, баловал дорогими подарками, интересовался планами на будущее. Впервые в жизни Тоня могла с кем-то посоветоваться, заранее зная, что Марат Алексеевич прежде всего будет думать об ее интересах.

На ходу вытирая слезы, она пошла в прихожую, стараясь придать лицу беззаботное выражение. Открыв дверь, весело поздоровалась:

– Привет! А я вещички собираю!

Однако Марат Алексеевич сразу заподозрил неладное. Окинув Тоню внимательным взглядом, передал ей пакеты из супермаркета, наполненные продуктами, и озабоченно спросил:

– Что произошло?

– А что? – деланно удивилась Тоня и тут же постаралась перевести разговор в другое русло: – Зачем вы столько еды накупили?.. Я же утром улетаю!

– Но поужинать и позавтракать тебе все же придется, – резонно заметил Марат Алексеевич, проходя вслед за Тоней в кухню.

Тоня понимала, что сейчас он устроит ей настоящий допрос, который закончится тем, что она выложит ему всю правду. Чтобы избежать этой неприятной процедуры, решила поторопить события и, не глядя на Марата Алексеевича, негромко призналась:

– Я не хочу уезжать из Москвы.

– Вот те раз! – искренне удивился тот. – Но ты же понимаешь, что…

– Я все понимаю, – перебила Тоня. – Мне нельзя здесь оставаться, потому что меня могут убить. Я сама умоляла вас помочь мне уехать, но сейчас все изменилось. Да, я уеду, но не сейчас… Мне нужно остаться в Москве еще на пару дней. Уладить кое-какие дела.

Марат Алексеевич помрачнел. Тяжело опустился на табуретку и уставился в окно невидящим взглядом.

– Опять Морозов? – сквозь зубы процедил он и, резко повернувшись к Тоне, продолжил: – По-моему, он этого не заслуживает.

– Это мое дело! Я хочу убедиться, что с ним все в порядке.

– С ним все в порядке…

– Откуда вы знаете? – быстро спросила Тоня.

Чуть помедлив, Марат Алексеевич ответил:

– Я приставил к нему своего человека. Морозов под наблюдением круглые сутки. В отличие от некоторых, он думает только о себе. Час назад взял билет до Новосибирска…

Тоня, которая как раз выкладывала продукты в холодильник, встрепенулась – наконец-то у нее появился реальный шанс поговорить с Олегом. Возможно, этот разговор принесет ей только боль и разочарование, но она не могла отказаться от такого подарка судьбы. Сдерживая волнение, спросила:

– Во сколько отправляется поезд?

– В два тридцать ночи. Шестой вагон.

– Спасибо… – Тоне вдруг захотелось сделать Марату Алексеевичу что-то приятное. Но что? И тут она вспомнила о его более чем странной просьбе – показать фотографию ее матери. Теперь эта фотография у нее была – в один из дней Тоня навестила свою квартиру и, несмотря на то что та была опечатана, взяла оттуда некоторые дорогие ей вещи. В том числе и альбом с фотографиями.

Не говоря ни слова, она выскочила из кухни и, отыскав в гостиной альбом, быстро вернулась назад. Марат Алексеевич не успел и глазом моргнуть, как Тоня протянула ему снимок матери. На нем Гале Панкратовой было всего восемнадцать. Слегка фривольный вид ей придавала столь модная в те годы прическа – шестимесячная завивка. Но большие голубые глаза были грустны и задумчивы.

– Угадайте, кто это? – лукаво спросила Тоня, наблюдая за Маратом Алексеевичем.

Тот взял фотографию в руки и долго рассматривал ее.

– Твоя мать? – довольно равнодушно уточнил он, возвращая снимок. – Странно, но вы с ней совсем не похожи…

Признаться, Тоня ожидала другой реакции – удивления, восторга, радости. Ведь в глубине души она была уверена, что Марат Алексеевич и есть ее настоящий отец. А тут – полное безразличие и всего лишь один вопрос, заданный вежливым тоном.

– Вы что, ее не узнали? – оторопело спросила Тоня и принялась судорожно перелистывать альбом. – Вот более поздний снимок… А вот здесь она со мной, маленькой… А вот это мама за несколько лет до смерти…

– Почему не узнал? Узнал… – ответил Марат Алексеевич, но Тоня была почему-то уверена, что он сказал неправду.

«Значит, он не был знаком с моей мамой! – Эта догадка неприятно поразила ее. Ей захотелось повернуть время вспять, буквально на несколько минут. Если бы она знала, что все произойдет именно так, а не иначе, она бы ни за что не показала Марату Алексеевичу эти фотографии. Ей было тяжело смириться с мыслью, что сидящий напротив нее человек не имеет к ее рождению никакого отношения. – А может, я ошибаюсь?.. Может, он не любил мою маму, и это была случайная связь?.. Тогда понятно, почему он отреагировал на ее фото так прохладно…»

Тоня хотела высказать вслух свои предположения, но не успела – у Марата Алексеевича зазвонил сотовый. Извинившись, он ответил на звонок. Несколько секунд молча слушал невидимого собеседника, вставляя ничего не значащие слова, типа «да», «нет». И хотя при этом его лицо оставалось непроницаемым, у Тони вдруг сжалось сердце от нехорошего предчувствия.

«Что-то с Олегом!» – догадалась она и, когда Марат Алексеевич закончил разговор, напрямую спросила:

– Что-нибудь случилось?

– Да нет, – пожал плечами тот.

– Вы врете! – Тоня с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться. – Я же чувствую – Олег в беде!.. Вам же из-за этого звонили, да? Ну же, отвечайте!

Выдержав ее взгляд, Марат Алексеевич медленно произнес:

– Его взяли люди Большакова…

– И?..

– И отвезли в Кузьминки.

– Зачем?..

– По-видимому, там явочная квартира ФСБ… – Марат Алексеевич нахмурился. – Я не стану помогать тебе на этот раз.

– А я вас и не прошу! – Тоня посмотрела ему прямо в глаза. – Адрес!

– Он не заслуживает этого…

Не в силах контролировать свои эмоции, Тоня схватила Бушкова за лацканы пиджака.

– Говорите адрес, быстро!

– Дура! – устало выдохнул тот. – Зачем тебе сдался этот Морозов?..

– Не ваше дело!.. Если с ним что-нибудь случится, я себе этого не прощу!

– Юных ленинцев, восемьдесят восемь, – наконец сдался Марат Алексеевич. – Номер квартиры точно не знаю… Кажется, сто пятьдесят вторая…

Тоня выскочила из кухни, словно за ней гналась свора волков, даже не поблагодарив Марата Алексеевича. Интуиция подсказывала, что медлить нельзя. Рывком выдвинув ящик стола, она вытащила из него пистолет, проверила обойму. Сунув оружие в задний карман джинсов, схватила с полочки ключи от машины и устремилась в прихожую. На то, чтобы обуть кроссовки и накинуть куртку, ей понадобилось не больше минуты. Все это время Марат Алексеевич стоял в дверях кухни и наблюдал за ее торопливыми движениями с грустной улыбкой. В тот момент, когда Тоня взялась за ручку входной двери, он тихо сказал: